Баст прервал на мгновение рассказ, чтобы закурить, и стал неспешно излагать суть конфликта, сводившегося к тому, что в "Возрождении" искренне злорадствовали, - ведь в Москве осудили бывших вождей революции и гражданской войны, а меньшевики из "Социалистического вестника" укоряли белогвардейцев за нехристианский образ мыслей, притом, что большевики были и их противниками. И не только идеологическими, если вспомнить недавнюю историю.
- Такова жизнь, - резюмировал свой рассказ Олег. - Таковы причуды истории.
- Что, серьезно? - почти трезво посмотрел на Ицковича немец.
- Я не шучу! - Олег несколько переигрывал свое опьянение, но здесь лучше пережать, чем недожать.
Однако, как оказалось, оберст "смотрел" на него не просто так. Не успел испанский капитан отлучиться из-за стола, чтобы "помыть руки", как разговор принял совсем другой оборот.
- А знаете, Баст, - на "ты" они еще не перешли, но определенной степени "доверительности" достигли. - Я вас все-таки вспомнил. Все время думал, где бы это я мог вас раньше видеть, а потом, раз, и вспомнил.
Судя по тону и легкой улыбке, тронувшей губы Грабмана, а еще потому, когда именно он затеял этот разговор, оберсту, и в самом деле, было что вспомнить.
- Поделитесь? - поинтересовался Олег, закуривая очередную сигарету. - Или так и будете интриговать?
- Поделюсь, - усмехнулся полковник и тоже взял сигарету.
- Я видел вас на приеме в министерстве пропаганды...
- Ну, я же журналист, - пожал плечами Ицкович.
- Журналист, - кивнул Грабман. - Я стоял у стола с закусками, когда вы "выдернули" из нашей компании Вальтера Шелленберга. Помните?
- Помню, - теперь Олег тоже вспомнил. Оставалось, впрочем, неясно, сколько и чего видел тогда оберст, и знал ли он всех тех людей в лицо.
- Я знаю, где служит Вальтер, - осторожно начал полковник. - И как мне показалось, вы разговаривали с ним не как журналист - не тот тон - но и не как подчиненный. Понимаете?
- Вы наблюдательны, - улыбнулся Олег.
- Я истребитель, - пожал плечами лётчик. - А до того, как подойти к нашей компании, вы вполне по-свойски беседовали едва ли не со всем руководством Службы Безопасности.
- Испугались? - прищурился Олег.
А что ему, собственно, еще оставалось делать? Ясно, что инкогнито благополучно пошло "по борозде", так хоть лицо не потерять.
- А чего мне бояться? - совершенно спокойно спросил полковник. - Я всегда голосовал за социалистов, но вы ведь тоже социалисты, не так ли?
- О, да! - расплылся в улыбке фон Шаунбург. - Мы - социалисты...
Хроника событий:
6 октября 1936 года -
Конференция Лейбористской партии Великобритании отклоняет предложение об объединении с Коммунистической партией.
10 октября 1936 года - В Австрии канцлер Курт Шушниг включает структуры хаймвера (фашистская милиция) в состав Отечественного фронта, как отдельные боевые отряды.
12 октября 1936 года - В Великобритании лидер Британского союза фашистов Освальд Мосли возглавляет антиеврейский марш по Майл-Энд-роуд (район Лондона, в котором живут преимущественно евреи).
20 октября 1936 года - В Германии вышел на экраны фильм "Триумф воли" (
Triumph des Willens
), реж. Лени Рифеншталь.
1 ноября 1936 года - После визита итальянского министра иностранных дел Чиано в Берлин, премьер-министр Италии Бенито Муссолини объявляет о создании оси Рим-Берлин.
11 ноября 1936 года -
Германия и Италия объявляют о признании правительства генерала Санхурхо единственным законным в Испании. В Мадриде разгромлены германское и итальянское посольства.
15 ноября 1936 года -
Австрийский канцлер Курт Шушниг встречается в Венеции с итальянским премьер-министром Бенито Муссолини.
16 ноября 1936 года - В Великобритании король Эдуард VIII официально объявляет о своем намерении жениться на Уоллис Симпсон, гражданке США, разведенной. Премьер-министр Болдуин предостерегает короля о том, что этот брак будет вызовом общественному мнению и ляжет пятном на престиж правящей династии.
25 ноября 1936 года - Подписание представителями Германии и Японии "Антикоминтерновского пакта".
Конец ноября 1936 года -
формирование первой бригады "Дер Нойе фрайкор" (немецкого добровольческого корпуса) и итальянского добровольческого корпуса, который состоял из четырех дивизий: "Отважная", "Темное пламя", "Черные стрелы" и "Божья воля", и их отправка в Испанию.
2.
Ольга, Париж, Ф
ранцузская республика, 26 ноября 1936
"Сны о России" перестали ей сниться почти сразу. Дней сколько-то после "перехода" - так она называла то, что произошло с ней в новогоднюю ночь 2010 года, - они к ней приходили: сны, в которых она снова была Ольгой Ремизовой. Снились, заставляя Кайзерину Альбедиль-Николову просыпаться в холодном поту, а потом перестали. Как отрезало. И вот уже почти год они не тревожили ее успокоившуюся, наконец, душу. Прошлое выцвело и поблекло, став похожим на старые черно-белые фотографии, и отступило прочь. Память осталась, эмоции выдохлись. Однако сегодня.... Пожалуй,
это был Биариц... Набережная, пляж, океанский прибой... Оркестр. Играли Штрауса сына... Веранда... Столики под белоснежными, до хруста накрахмаленными скатертями... Ресторан? Хрустальный бокал с шампанским в руке, и курящий сигару Баст напротив... А потом в этот нормальный сон вошел Алик Затуранский в вельветовых обвисших на заднице штанах и фланелевой ковбойке... Алик здесь? Зачем?
Ольга проснулась оттого, что
стул под ней вдруг исчез, и она полетела в пропасть
. Проснулась. Сердце колотилось в груди, как ополоумевшее, и пот выступил на висках.
"Зачем...?"
Зачем что? Но она и сама не знала, о чем спрашивала. Посидела в постели, хватая ртом воздух, потом встала и, как пьяная - ее попросту качало из стороны в сторону, - пошла искать сигареты. Нашла наконец, но это оказались английские с опиумом, впрочем, в тот момент ей было все равно. Может быть, даже и лучше, что с опиумом. Она потом еще и рюмку кальвадоса выпила, чтобы окончательно прийти в себя.
Вернуться, вернуть себе душевное равновесие, снова стать самой собой.
В конце концов, ей это удалось. В голове плыл приятный "кальянный" туман, смягчавший очертания предметов и силу разыгравшихся было чувств, но сердце больше не колотило в грудь, словно узник в двери темницы, и мысли выровнялись, приняв несколько философский, размеренный характер.
"Алик..."
Но ей никак не удавалось понять, зачем во сне появился неблизкий приятель ее студенческих лет. Не любовник, даже не друг... В общем-то никто, и вдруг спустя столько лет... Затуранский... Зату... За... З...
"Зборовский!" - вспомнила она, и словно бы холодным ветром дунуло в лицо. - Зборовский... Вот же, фокус! Как я могла забыть?! Марэк Зборовский... Нет! Не Марэк, а Марк. Точно Марк, и он здесь чуть ли не с начала тридцатых..."
А сон, выходит, оказался не просто так. Это память дурила, а подстегнуло ее заявление Льва Львовича, которое он сделал несколькими днями раньше в газете "Confession". "
Я хотел бы заявить здесь во всеуслышание, что обладаю отменным здоровьем и не склонен к депрессии и суициду
..."
Седов ей нравился. Высокий, как и его отец, интересный молодой мужчина, охваченный тем замечательным политическим энтузиазмом, почти безумием, какого ни ей, ни Басту испытать было не дано. Они дети другой эпохи, но это не мешало Ольге искренне восхищаться чужим отчаянным горением, и той холодной отвагой, с какой человек противостоял одной из самых мощных разведок мира. Его предупреждали, разумеется, да и сам он прекрасно знал, что Париж и его личное окружение буквально нашпигованы агентами НКВД. Именно поэтому Седов давно уже спрятал свой архив как он полагал - в надежном месте, и объявил, что для его преждевременной смерти или неожиданного самоубийства нет и не может быть иного объяснения, кроме заговора НКВД. Все всё знали. Приговор не просто "написали на стене", но распубликовали миллионными тиражами газет, представивших публике материалы московского процесса. Седов, как и его отец, был уже не только обвинен, но и приговорен, раз уж последователей отца расстреливали в СССР по приговору суда. А он, Лев Седов, стал, не смотря ни на что, лидером складывающегося как раз сейчас - и именно благодаря его личным усилиям - нового коммунистического интернационала.
