С 4 октября 1866 года они ежедневно работали по несколько часов. Он писал «Игрока» по ночам, а днем диктовал ей написанное. Вечером у себя дома Анна Григорьевна разбирала и переписывала начисто стенограмму, а на другой день Достоевский окончательно исправлял приготовленные ею листы. Оба были предельно напряжены. Вскоре выяснилось, что работа идет успешно: «Игрок» мог поспеть к сроку. Неточка Сниткина не жалела ни времени, ни сил, чтобы помочь писателю. Ее страшно возмутил его рассказ о грабительском контракте со Стелловским, и она решила во что бы то ни стало спасти его от разорения.

Неточка Сниткина вдруг безошибочно почувствовала своим сострадальным женским сердцем бесконечное одиночество писателя. Она ведь уже прочла в «Русском вестнике» «Преступление и наказание», но только сейчас, кажется, поняла весь сокровенный смысл слов Раскольникова: «Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца. Истинно великие люди… должны ощущать на свете великую грусть».

Но для Анны Григорьевны дело было, конечно, не только и даже не столько в том, что мировые проблемы автора «Преступления и наказания» были недоступны его современникам. Она поняла, что он ищет семейное счастье, почувствовала, что он страшно нуждается в женской сердечной дружбе и привязанности.

Всего лишь через шесть месяцев со дня первой встречи с Достоевским Анна Григорьевна писала о Достоевском своей подруге С. А. Кашиной: «…Что это за прекрасный, сердечный, добрый, бесконечно добрый человек! Его мало кто хорошо знает. Он вечно угрюм, раздражителен, но если б кто знал, сколько под этим скрывается теплоты, доброты и человечности. Чем больше его знаешь, тем сильнее привязываешься к нему. Я знаю, что и он меня сильно любит, и это делает меня до того счастливою, что я порою думаю, что я не стою такого счастья…». Писатель и стенографистка так привыкли друг к другу, во время совместной работы над «Игроком», что оба искренно огорчились, когда роман стал подходить к концу. Достоевский очень не хотел расставаться с Неточной Сниткиной. И не только потому, что она была отличной стенографисткой. Главное было, конечно, не в этом. Достоевский почувствовал в Анне Григорьевне прежде всего доброе сердце. В одном из своих писем в это время писатель рассказывал: «Стенографка моя, Анна Григорьевна, была молодая и довольно пригожая девушка, 20 лет, хорошего семейства, превосходно кончившая гимназический курс, с чрезвычайно добрым и ясным характером. Работа у нас пошла превосходно…»

29 октября 1866 года Достоевский продиктовал Анне Григорьевне заключительные строки «Игрока».

Еще в 1863 году Достоевский писал Н. Н. Страхову о замысле «Игрока» и о его главном герое: «Главная же штука в том, что все его жизненные соки, силы, буйство, смелость пошли на рулетку. Он — игрок, и не просто игрок, так же как Скупой Рыцарь не простой скупец… Он поэт в своем роде, но дело в том, что он сам стыдится этой поэзии, ибо глубоко чувствует ее низость, хотя потребность риска и облагораживает в его глазах самого себя…»

За внешним весьма эффектным и живописным действием протекает внутреннее — трагическое и драматическое действие. Трагизм этого внутреннего действия «Игрока» заключается в том, что рассказчик, молодой дворянин Алексей Иванович, охвачен двумя чувствами: любовью к падчерице генерала Загорьянского и страстью к рулетке.

Роман «Игрок» повествует о бесплодно гибнущем в разгуле, страстях и азарте талантливом и одаренном русском человеке (судьба Алексея Ивановича). Когда же появится русский «положительно прекрасный человек»? Эта мысль приводит писателя к теме его следующего романа «Идиот».

Достоевский совершил писательский подвиг: за 26 дней создал роман «Игрок» в десять печатных листов. Случай невиданный в мировой литературе! Но он прекрасно понимал, что без помощи Анны Григорьевны никогда бы не смог за такой короткий срок написать роман такого объема: ведь это она убедила его продлить стенографические сеансы и ночи напролет переписывала зашифрованное.

Достоевский не захотел прекращать знакомства и сказал девушке, что после недельного отдыха хочет с ее помощью приняться за последнюю часть и эпилог «Преступления и наказания».

8 ноября Неточка Сниткина снова пришла в хорошо знакомую ей квартиру № 13 в доме купца Алонкина. Писатель явно обрадовался ее приходу, но был то весел, то грустен, то странно возбужден и вообще выглядел моложе своих лет. Она не понимала причину этого странного возбуждения.

Стенографистка уже давно нравилась Достоевскому. Ему импонировали ее чувство долга, аккуратность, трудолюбие, а главное, ее доброта. Эта двадцатилетняя девушка искренно заботится о нем: о его здоровье, пище, одежде, отдыхе, быте, великолепно знает его произведения, преклоняется перед его талантом, верит в его высокое писательское предназначение и помогает в самом священном для него деле — в писательском труде.

Кажется, все было за то, чтобы он сделал предложение своей стенографистке. Он понимал, что она будет преданной женой и прекрасной матерью семейства (когда он ездил к ней домой и познакомился с ее матерью, то увидел, в какой хорошей нравственной атмосфере она росла), а он так хотел иметь семью. Совсем недавно с щемящей грустью писал он Александру Егоровичу Врангелю: «…Вы, по крайней мере, счастливы в семействе, а мне отказала судьба в этом великом и единственном человеческом счастье».

Он чувствовал, что проникается к Анне Григорьевне хорошо знакомым ему волнующим чувством любви, но многое его и смущало, прежде всего большая разница в годах. Он ведь сам недавно в «Дядюшкином сне» высмеял ухаживания старого князя за молодой девушкой, а уж смешным он быть не хотел, да и в памяти еще были живы отказы и Аполлинарии, и Анны Васильевны Корвин-Круковской, не говоря уже о том, что и Мария Дмитриевна, и Аполлинария предпочли ему в самую страстную минуту его любви более молодых соперников…

И тогда Достоевский решил прибегнуть к самому необычному способу объяснения в любви. Анна Григорьевна приготовилась услышать условия работы над окончанием «Преступления и наказания», а Достоевский неожиданно стал ей рассказывать о своих снах, которым он всегда придавал большое значение и называл их вещими, и вдруг заявил, что в эти дни задумал написать новый роман.

И появилась блестящая импровизация, такая же блестящая, как и тогда, когда он диктовал ей «Игрока». Главный герой этого нового романа — пожилой и больной художник, много переживший, потерявший родных и близких. Достоевский так подробно рассказывал о жизни этого художника, что Анна Григорьевна быстро догадалась, что речь идет о самом Достоевском. Но когда писатель сказал, что в его новом романе этот пожилой и больной художник встречает молодую девушку Аню, Анна Григорьевна подумала об Анне Васильевне Корвин-Круковской. Достоевский сам рассказал ей о недавнем увлечении этой красивой и умной девушкой, а новый роман мог возникнуть под впечатлением недавнего письма от Анны Васильевны, о котором он говорил стенографистке.

В этот момент Анна Григорьевна совсем забыла, что ее тоже зовут Анной. И вдруг Достоевский спросил Анну Григорьевну, считает ли она психологически достоверным, если эта молодая девушка Аня, столь различная по характеру и по летам, полюбила такого старого и больного человека, как его герой. Не будет ли это страшной жертвой с ее стороны? Под впечатлением от замысла нового романа Анна Григорьевна начала восторженно доказывать, что это вполне возможно, если у героини доброе сердце. И тогда, конечно, никакой жертвы со стороны этой Ани не будет, а болезней и бедности совсем не надо бояться, ведь любят же в конце концов не за внешность и богатство. А если Аня его любит, то и сама будет счастлива, и раскаиваться ей в своей любви никогда не придется!

Через полвека Анна Григорьевна вспоминала:

«Я говорила горячо. Федор Михайлович смотрел на меня с волнением.

— И вы серьезно верите, что она могла бы полюбить его искренно и на всю жизнь?

Он помолчал, как бы колеблясь.