Ну, ясен пень он опять злится на меня... Есть за что. В этот раз ненависть к Биллу достигла пика, и я еще и на друге лучшем отыгрался! Да, блять... Я скотина! Сволочь! Твааарь, каких не рождалось еще! Усмехаюсь подобным мыслям и поднимаюсь с табурета, подхожу к полке с посудой. В камине горит огонь, напротив спит Кляйн... Или не спит. Да уж, выглядит он страшненько. Интересно, когда мы выберемся отсюда, что мне будет за то, что я почти сжег его? Ну, я же смогу объяснить причину своего поступка... Этот прыщ сотворил с моим Биллом такое... Хотя да... Усмехаюсь... С моим ли? И было ли это на самом деле изнасилованием? Неужели брюнет настолько двуличен, что так профессионально играл влюбленного в меня идиота все это время?! Да, в зад я его ебал! Ну, что за херня в голове... Черт!

Сажусь назад на табурет.

– Георг, да я поступаю с Биллом неправильно... Но ты мне сейчас нужен, как друг... Понимаешь?

Молчит.

– Я нуждаюсь в тебе, Листинг, слышишь? Да, я последняя скотина, но не отворачивайся от меня сейчас! – голос сам собой становится громче...

Отводит взгляд в сторону, и разглядывает осколки стекла в углу.

– Мы столько лет дружили. Я предан тебе, мать твою! Посмотри же ты на меня! Ты не имеешь права вставать на его сторону... Сейчас! Георг, ты в нашей компании что-то вроде весов... Ты сохранял нейтралитет! Ты должен...

– НЕ ДОЛЖЕН! – злой взгляд. – Не должен я тебе ничего, Трюмпер! Ничегошеньки не должен! Ибо ты, засранец, уже все мыслимые и немыслимые границы перешел! Ладно шугать его, обзывать или что-то подобное... Но сейчас... – голос спадает на шепот, леденящий душу шепот, - Издеваться над ним, когда он так слаб и беззащитен! Когда болеет непонятно чем... Когда умереть может в любую минуту... – выдыхает, – Ничего я не должен тебе, Трюмпер!

– Так говоришь, будто я вселенское зло! Охуеть! – возмущаюсь. – А меня никто понять не хочет, да?

– Чего тут понимать? Ты над своим парнем издеваешься, как можешь, веришь кому угодно, только не ему!

– Знаешь, что, – шиплю, – он целовал Кляйна! И не может объяснить зачем! Блять, да он бы не молчал! Он бы объяснился! Почему не рассказывает? А? Что скажешь? Почему ангелок Билли молчит, как хренова шлюха с хуем во рту? Почему? Мы с ним три года вместе, а этот паразит только и может, что больного из себя строить! А еще этот Кляйн... Знаешь, что сказал? Сказал, что Симона и мой отец вместе! С чего бы ему такое говорить?

– Если ты еще и Кляйна слушаешь, то ты точно сошел с ума! Замкнутое пространство всех нас на тот свет сведет!

– Я не сумасшедший!!!

Георг отрицательно покачал головой и отвернулся, поднимаясь со стула и уходя в сторону туалета. Вот и поговорили, друг называется...

Avt ©

Том так и остался сидеть за столом. Конечно, он осознавал, что во многом был не прав... Но при этом... В сердце трепыхалось ужасное чувство несправедливости и непонимания. Ни один в этом домике не хотел его понимать... Ни одного психолога на квадратный метр. Парень с некоторым отвращением глянул на Кляйна, что лежал уже с открытыми глазами и смотрел на огонь. В тишине снежного плена была слышна каждая мелочь, даже дыхание этого таракана...

– То, что ты сказал – правда? – Том пристально следил за парнем.

– Правда! – ни один мускул на его лице не дрогнул...

– Он любит тебя? – голос был слаб – дрожал, ибо Том боялся получить положительный ответ. Сердечко в груди билось через раз. И в этот миг оно было именно сердечком, потерявшегося и брошенного всеми ребенка.

– Не знаю. А тебя? Любит? – Кляйн повернулся, переворачиваясь на живот и пристально вглядываясь в глаза Тома.

Трюмпер сначала внутреннее возликовал, ведь «не знаю» стало его вторым дыханием, открывшимся совсем не надолго – до вопроса Кляйна. И чего Том радуется... Он ведь на самом деле не может знать, любит ли его Билл? Только сейчас он вдруг понял, что сотворил непозволительно много, принес столько боли и отчаяния своему любимому человеку... Любовь, скорей всего, уже мертва. Парень отвернулся, глядя на пламя свечи, он почувствовал, как глаза предательски увлажняются...

– Том, мне жаль... – тихо произносит Кляйн. Трюмпер на его слова утыкается лицом в ладони... Плечи предательски вздрагивают. И он, обессиленный болью, что заперта в нем, не видит... Как пламя огня, что разведен в камине, освещает медленно ползущую по лицу Кляйна улыбку... Том не видит, как человек прямо-таки упивается своей победой.

***

Билл поморщился, резко подскакивая с кровати и сползая с нее на пол, он и не понял, как его начало рвать. Живот сводило от боли, в горле стоял ком чего-то слизкого и противного, а на полу, перед глазами лежала лужа чего-то красного... Он упирался ладонями в пол, стараясь не заляпаться, но сил не хватало, уже через мгновение ослабленное тело упало на пол. Брюнет простонал, взвыл...

– Тише-тише... – Георг кое-как поднял друга, переворачивая его на спину и замечая кровь. – Нет... – он погладил Билла по щеке, убирая пряди волос в сторону. – Тихо, Билл, все хорошо... – он понимал, что лжет. Точно лжет. Парень выглядел просто отвратительно, а тот факт, что его начало тошнить кровью... Риск здоровью, и даже жизни, увеличился.

– Болит... – хрип.

– Где? Билл, где болит? – и почему на глаза его навернулись слезы? – Том! – зовет, вдруг понимая, что не услышит ответа.

– Шея, – парень беспомощно приподнял руку и тут же опустил ее назад, не сумев поднять ее до необходимого уровня, дабы показать Георгу место, где, казалось, сконцентрировалась вся боль.

– Шея? Том!!! Шея? Или грудь, Билли?

– И грудь... – он уже не пробовал открывать глаз, сил не хватало даже на это простое движение. Ему вдруг стало очень холодно, а ко рту подкатила новая волна чего-то противного, еще немного и он захлебнулся бы в собственных выделениях. Георг повернул его набок, давая возможность сплевывать красную массу.