Валерий сделал громкость максимальной и вперился в экран. В какой-то момент он начал с силой давить на голову жены, и та, поняв, чего он хочет, заелозила языком вдоль его заднего прохода. Так продолжалось недолго, Валерий, как и парень на экране, уже потерял контроль над своим возбуждением, и ему хотелось только одного – скорее кончить. Что они и сделали, практически одновременно: парень на экране – в рот одной из девушек, а Валерий – на волосы Марии. Та взглянула на него как-то удивленно, и Валерий похлопал ее по щеке, а затем сначала убавил громкость, а после и вовсе выключил ролик.

– Молодец, сучка, – улыбнулся Валерий и отправился в ванную, где провел полчаса, переживая впечатления.

Затем он пришел на кухню. Жена сидела за столом, уставившись в одну точку, в руках – бокал вина. Волосы ее были мокрыми, видимо, она пыталась отмыть их в кухонной раковине.

– Что с тобой? – спросил Валерий.

– Какая я тебе сучка? – медленно проговорила Мария. – Ты вообще соображаешь? – Она не выдержала и расплакалась.

Валерий не нашел, что ответить, и долго молчал.

– Ты не хочешь меня больше, да? – Мария сделала большой глоток, поставила бокал на стол и пристально посмотрела на мужа: – Не хочешь? Секс со мной тебя больше не привлекает?

– А чем мы сейчас занимались? – удивился Валерий.

– Это было не со мной. – Она потрясла головой, словно не могла поверить или, наоборот, хотела забыть. – Ты не со мной занимался сексом.

– Так. Ну а с кем?

– С этими… своими…

– Ты еще скажи, что тебе не понравилось. – Валерий попытался закончить разговор.

– Нет! – закричала Мария. – Не понравилось! Не понравилось, понимаешь?! Ты использовал меня как какой-то мастурбатор, сосущую голову… Ты, ты… как будто дрочил мной! И как это может понравиться? «Соси, сучка»? Я теперь тебе сучка, так? Ты меня унизил!

– Это же секс, – устало ответил Валерий. – Я не унизил тебя при людях, я не унизил твоих достоинств, я… Я не знаю, чего еще. Но унижение во время секса – это удовольствие, от этого… Ну, возбуждаешься еще больше. – Валерию хотелось, чтобы она поняла (и так должна понимать), и хотелось скорее закончить этот разговор. – Ну, у тебя такого не бывает? Желание доминировать или, наоборот, подчиняться?

– Нет, у меня не бывает, – зло бросила Мария. – У меня все в порядке.

– Я рад за тебя, – ответил Валерий.

Она подошла к окну и долго смотрела куда-то в глубь двора, всхлипывая. Затем взяла бокал и сделала еще глоток. Валерий достал кастрюлю с борщом, налил в тарелку, поставил в микроволновку, разогрел, осторожно вытащил и, боясь расплескать, аккуратно донес до стола. Затем достал ложку, уселся за стол и принялся есть. Мария отошла от окна и тихо произнесла, не глядя на мужа:

– Надо что-то делать.

– Сядь, – коротко произнес Валерий.

Она присела за стол и налила себе еще вина. Валерий зачерпнул ложкой борщ, подул и отправил в рот.

– Давай заведем ребенка, – сказал он.

Мария молчала. Голова кружилась от выпитого, и после переживаний ее охватила какая-то странная слабость, неведомая ранее.

– Ты сказал: заведем ребенка? – словно сквозь сон переспросила она.

Валерий встал, поставил пустую тарелку в раковину, брызнул в нее моющим средством и залил водой.

– Да, – повторил он, вытирая губы полотенцем, – давай заведем ребенка.

Когда Иннокентию исполнилось семь лет, они взяли ипотеку. Новоселье совпало с днем рождения, и его отмечали в голых стенах. Посреди мешков с цементом, инструментов, банок с красками, прикрытых газетами и полиэтиленовой пленкой, поставили стол. В Новой Москве, куда они переселились, ни Мария с Валерием, ни тем более маленький Кеша не знали никого, а потому к ним приехали только коллега Марии и друг Валерия – те самые, что были когда-то свидетелями на их свадьбе. Они давно уже жили семьей – так понравились друг другу. Сними приехали двое их детей – сын и дочка.

Со дня переезда Мария с Валерием спали на кухне, на надувных матрасах. Ремонт продвигался медленно: денег у них было немного – ипотека сжирала большую часть дохода, поэтому покупать дорогие отделочные материалы и нанимать рабочих не было возможности. Все делали сами. Валерий никогда не занимался ремонтом: приходилось все изучать с нуля, читать в Интернете, по нескольку раз просматривать видеозаписи, где спецы объясняли, как справиться с ремонтом собственными силами.

Валерий больше не задумывался о природе любви и не строил никаких предположений, на чем держится его счастье. Спроси его, счастлив ли он, он не смог бы ответить так сразу: его жизнь стала простой и привычной. В ней не было никаких эмоций, кроме раздражения по утрам, если не удавалось выспаться, или относительного спокойствия, если, напротив, удавалось. На дворе стояло лето, а после него сыну предстояло пойти в первый класс.

Сын рос спокойным и рассудительным, но и тихоней его нельзя было назвать: он любил прогулки и аттракционы, играл с отцом в футбол, вполне уверенно обращаясь с мячом. От грудничковых месяцев, прорезающихся зубов, первых шагов и первых слов, от попыток самостоятельно сходить на горшок остались гигабайты видеозаписей, фотографии, заботливо расставленные в рамочках, да страница в социальной сети, которую Мария и Валерий завели сразу же после рождения Кеши и вели вместе, посвящая друзей в увлекательные подробности взросления.

– Когда-нибудь он вырастет и сменит пароль, а потом и вообще удалит меня из списка друзей, – шутил Валерий за столом. – А может, и в черный список внесет. В школе дети стесняются своих родителей, а потом всю жизнь жалеют, – сказал он и помрачнел.

Бог подарил им ребенка, но унес жизни родителей: один за другим ушли сначала отец с матерью Валерия, затем и отец Марии. Мария стала чаще общаться с мамой, ездила в Саратов, чего никогда не делала раньше, при жизни отца. «А мне без него здесь делать нечего, – говорила пожилая женщина. – Помыкаюсь немного и – к нему». Мать указывала пальцем в небо, а Марии становилось страшно: она представляла, что умрет Валерий – тсс, конечно! Но вдруг! Все мы смертны, и что тогда? Не то чтобы она не сможет выжить. Та же работа, тот же дом, ну, может, другой дом. Но что изменится? Сможет ли она жить? И как она будет жить? Она чувствовала себя маленькой песчинкой под огромным небом, на котором сияют звезды, летают кометы, неторопливо крутятся планеты, и посреди этого упорядоченного, подвластного сверхлогике Вечности хаоса составляются предписания о судьбах тех, кто ходит по Земле. Об их с Валерием судьбах.

– Ведь молодые же, почему так, – недоумевал Валерий, переживая смерть родителей. Он любил их и всегда хотел, чтобы у них все было хорошо. Теперь он сам был родителем и надеялся, что состоится как отец.

В последний год Валерию стало казаться, что у него все получается. Они с Марией пережили тяжелые времена, но сумели выстоять: в этом им помог ребенок. Правда, когда Кеша только родился, Валерий не знал, как себя вести с ним, терялся.

Он часто злился, просыпаясь от крика, и вялая ругань – дай поспать! – составляла все их общение с женой в первый год после рождения сына. Но чем старше становился Иннокентий, тем интереснее он был Валерию, тем больше его сердце к нему тянулось. Однажды он поймал себя на мысли, что спешит домой к сыну, а совсем не к его маме. Мария относилась к этому терпеливо: знала, что беспомощный младенчик – мамин, а чем старше становится – тем больше тянется к отцу, становится папиным. Кто-то в родном городе объяснил ей эту мудрость, и она запомнила.

Она любила сына и мужа. В день новоселья ее переполняла радость, она светилась улыбкой.

– Дорогие мои, – произнесла она тост. – Любимые вы мои! Просто слов нет, чтобы сказать, как я люблю вас. И это маленькое солнце, – она обняла и расцеловала Кешу, – и это большое вредное солнце, – переключилась она на мужа, послав ему воздушный поцелуй. – Я хочу выпить за вас!

Валерий снимал торжество на камеру.