Девушка и лесовик (Сказка) На старой осине в глуши лесной Жил леший, глазастый и волосатый. Для лешего был он еще молодой — Лет триста, не больше. Совсем незлой, Задумчивый, тихий и неженатый. Однажды у Черных болот в лощине Увидел он девушку над ручьем, Красивую, с полной грибной корзиной И в ярком платьице городском. Видать, заблудилась. Стоит и плачет. И леший вдруг словно затосковал… Ну как ее выручить? Вот задача! Он спрыгнул с сучка и, уже не прячась, Склонился пред девушкой и сказал: – Не плачь! Ты меня красотой смутила. Ты – радость! И я тебе помогу! — Девушка вздрогнула, отскочила, Но вслушалась в речи и вдруг решила: «Ладно. Успею еще. Убегу!» А тот протянул ей в косматых лапах Букет из фиалок и хризантем. И так был прекрасен их свежий запах, Что страх у девчонки пропал совсем… Свиданья у девушки в жизни были. Но если по-честному говорить, То, в общем, ей редко цветы дарили И радостей мало преподносили, Больше надеялись получить. А леший промолвил: – Таких обаятельных Глаз я нигде еще не встречал! — И дальше, смутив уже окончательно, Тихо ей руку поцеловал. Из мха и соломки он сплел ей шляпу. Был ласков, приветливо улыбался. И хоть и не руки имел, а лапы, Но даже «облапить» и не пытался. И, глядя восторженно и тревожно, Он вдруг на секунду наморщил нос И, сделав гирлянду из алых роз, Повесил ей на плечи осторожно. Донес ей грибы, через лес провожая, В трудных местах впереди идя, Каждую веточку отгибая, Каждую ямочку обходя. Прощаясь у вырубки обгоревшей, Он грустно потупился, пряча вздох. А та вдруг подумала: «Леший, леший, А вроде, пожалуй, не так и плох!» И, пряча смущенье в букет, красавица Вдруг тихо промолвила на ходу: – Мне лес этот, знаете, очень нравится, Наверно, я завтра опять приду! Мужчины, встревожьтесь! Ну кто ж не знает, Что женщина, с нежной своей душой, Сто тысяч грехов нам простит порой, Простит, может, даже ночной разбой! Но вот невнимания не прощает… Вернемся же к рыцарству в добрый час. И к ласке, которую мы забыли, Чтоб милые наши порой от нас Не начали бегать к нечистой силе! 1973 Кольца и руки На правой руке золотое кольцо Уверенно смотрит людям в лицо, Пусть не всегда и счастливое, Но все равно горделивое. Кольцо это выше других колец И тайных волнений чужих сердец. Оно-то отнюдь не тайное, А прочное, обручальное! Чудо свершается и с рукой: Рука будто стала совсем другой, Отныне она спокойная, Замужняя и достойная. А если, пресытившись иногда, Рука вдруг потянется «не туда», Ну что ж, горевать не стоит, Кольцо от молвы прикроет. Видать, для такой вот руки кольцо — К благам единственное крыльцо, Ибо рука та правая С ним и в неправде правая. На левой руке золотое кольцо Не так горделиво глядит в лицо. Оно скорее печальное, Как бывшее обручальное. И женская грустная эта рука Тиха, как заброшенная река: Ни мелкая, ни многоводная, Ни теплая, ни холодная. Она ни наивна и ни хитра И к людям излишне порой добра, Особенно к «утешителям», Ласковым «навестителям». А все, наверное, потому, Что смотрит на жизнь свою как на тьму. Ей кажется, что без мужа Судьбы не бывает хуже. И жаждет она, как великих благ, Чтоб кто-то решился на этот шаг, И, чтобы кольцо по праву ей, Сняв с левой, надеть на правую. А суть-то, наверно, совсем не в том. Гордиться печатью ли или кольцом, А в том, чтоб союз сердечный Пылал бы звездою вечной! Вот именно: вечной любви союз! Я слов возвышенных не боюсь. Довольно нам в самом деле Коптить где-то еле-еле! Ведь только с любовью большой навек Счастливым может быть человек, А вовсе не ловко скованным Зябликом окольцованным. Пусть брак этот будет любым, любым; С загсом, без загса ли, но таким, Чтоб был он измен сильнее И золота золотее! И надо, чтоб руки под стук сердец Ничуть не зависели от колец, А в бурях, служа крылами, Творили бы счастье сами. А главное в том, чтоб, храня мечты, Были б те руки всегда чисты В любом абсолютно смысле И зря ни на ком не висли! 1973 |
