— Слушай, Дар, не знаю, как всем остальным, а лично мне новый начальник на Диксоне не нужен, — наконец произнес он, откладывая инструмент.
— Ха! А уж мне-то как не нужен! — саркастически бросил я. — Не переживайте, товарищ радист, теперь уже при любых распасах будет новый. Вот Мишку Чубко и поставит.
— Еще и Войтенко не прочь, — подложил добавки радист.
— Игорь? День сюрпризов! Ну, паразиты…
— Что ты собрался делать? — заволновался он.
— А у тебя есть годные варианты? Так советуй, Юр, самое время! — Я опять вскочил и больше в кресло уже не садился. — Можно удариться в бега, в джунглях-то зашибись одному бедовать, прикинь… Или перебраться в разгромленное поселение голландцев, прятаться там по всяческим погребам, как тебе такой вариант? Или же занять свободную каюту в круизнике «Nord Discoverer», на верхних палубах их навалом. Одичать со временем, бегать от лодок, прыгать по ветвям, превращаясь в натурального Тарзана, напрочь забыть человеческую речь… Потом я начну представлять собой прямую и явную угрозу несчастному населению Леты, и на Дария Квачина объявят настоящую охоту, ага. С красными флажками. А что, если спрятаться под юбку госпожи Квай? Вряд ли прокатит, слишком много знаю, Герман меня и там достанет. Остается Омаха с ее вечным беспределом, просто замечательный выход из положения! Слушай, Юрка, так, может, пора мне к мирным зоргам податься, а? Сегодня же перепишу у Войтенко разговорник и сяду за учебу! Проклятье, во влип!
На какое-то время в радиоузле опять наступило затишье.
Молодцов о чем-то думал, периодически бормоча себе под нос и мотая головой, упертой в кулаки, а я в бешенстве мерил помещение быстрыми шагами, как тот волк, что не может прорваться через флажки.
Сквозь окошко, под шум мелкого дождя, в комнату вливался пастельный сероватый свет, который не мог разогнать ни сумрак, ни мою тоску.
— Дарий, а что, если тебе просто подчиниться? Герман умный, видит пользу общине. Не психуй, подожди! Отсидишь свое…
— И с чистой совестью на свободу, так, что ли, Юра? Вот хрен ему во все рыло, буржую! Да и не верю я теперь Ростоцкому. Не смогу. Буду постоянно ждать удара, что это за жизнь?
— Но что делать?
— Уж не сухари сушить! Смоюсь в Прорез, завтра же! — заорал я со злостью.
— Не ори ты! — тихо попросил Молодцов. Он кивнул на дверь, недовольно нахмурился и предостерегающе поднес палец к губам.
Дурацкая ситуация.
Спокойствие было где-то рядом, всего в двух шагах, я уже начал корректировать планы развития Диксона… Оказалось, все не так. Беседа с Ростоцким вылилась не в банальное внушение, она была задумана заранее и умело сконструирована. Скорее всего, Ростоцкий еще до нее определил порядок действий, ловя на мелочах. И печальный финал этой истории чуть не застал меня врасплох.
Малость конспирации ему не хватило, и это самое скверное в сложившейся ситуации, значит, остальное он продумал, я его знаю. Хотя одно положительное обстоятельство все же имеет место быть: акценты расставлены, теперь неясностей не будет. Мне, дураку, наука: доверительные, даже дружеские отношения с ребятами из Бриндизи не помогли. Нельзя надеяться на всех подряд, а рот лучше держать на замке. Задумал что-то, не соответствующее взглядам и планам высшего руководства, убеждай. Если же убедить не можешь — впредь помалкивай. Проболтался, показав, пусть и невольно, непокорность — лезь срочно в нору и носа из нее не кажи.
— Ладно, Юра, сворачиваем. Спасибо тебе огромное, конечно. В должниках буду.
— Да ерунда. Ты твердо решил?
— Абсолютно. Ростоцкий Квачина отсюда уберет, это факт. Ему надо перекрыть мне дорогу к порталу, из Дугласа или Веннеса в другой мир не попадешь. Здесь встанет новый хозяин, согласный играть строго по правилам. Знаешь… Я, конечно, могу и поторчать месяц в ссылке. Только потом места себе не найду.
— Один отправишься? — с сомнением спросил радист.
— Пока не знаю, расскажу мужикам, а там как ляжет. И вот что. Ты мне ничего не говорил и вообще не в курсе дел. Ничего на себя не бери. Ни-че-го. Запомни святое правило умного человека: чистосердечное признание — вечная каторга. Договорились?
Он кивнул и поинтересовался напоследок:
— Как ты вообще?
Я попробовал честно оценить свое состояние. Нечем похвастаться: налицо срыв башни, вылет заклепок, мандраж в конечностях и отвар яиц. Поэтому и не ответил.
— Обращайся, если что, сегодня ночью спать не буду, — пообещал радист, на том мы и расстались.
* * *
Битый час мы сидели в сумраке мастерской.
Я, по глупости, думал, что даже в случае их искреннего желания мне необходимо будет убеждать остальных членов группы. И инициатива, в идеале, должна исходить не от меня. Или не только от меня.
Ничего этого не понадобилось.
— Капец! — воскликнул Алексей, помахивая монтировкой, и с нехорошей улыбкой оглядел нас. — Беспредел, за такое Герману в морду дать надо! Х-а-арош! Нормально, не? Человек ему верит, как родному, а тот обнадежил ровным базаром, а потом пробил за спиной и мутит! Не, пацаны, я считаю, что можно и разборки начать, в случае чего.
— Ты ведь его не хуже меня знаешь, — я махнул на парня рукой и повернулся к Винни. — На новую планету ему плевать. Деньги любит. Так ведь и там может быть ништяк.
Подбежав к двери заставленного разным железом помещения, в котором мы заперлись для беседы, Лешка осторожно высунулся, осмотрел двор словно вымершей на жаре крепости и вернулся, сообщив заговорщицким голосом:
— Он из ревности мог такую байду поднять! Видит, гад, что Квачин в перспективе, вот и забоялся.
— Почему тогда не грохнул в тишине? — поинтересовался я. А сам вспомнил, как Герман, якобы шутя, предположил, что я мог бы и вольницу объявить в Диксоне, назначив себя, любимого, князьком. Пазл складывался четко, в зазор иголку не просунешь.
— Ну, захотел тобой попользоваться напоследок, — то ли объяснил, то ли отмахнулся юный индеец.
— Что значит, попользоваться? Так, все ясно, тупо балаболишь, — я отошел от избитого молотком верстака и нервно заходил по мастерской, словно по ожидающей меня камере, поджав губы и засунув руки в накладные карманы штанов.
Сейчас хоть поспокойней стало. А вот полчаса назад…
— Только без шума. Как я понял, решение уже принято. Не о том мы сейчас говорим, не о том, — снова взял слово Винни. — Если Ростоцкого интересует только Дарий, то это одно. А вот если Герман Константинович и других собрался поставить у ноги на привязи… Не думаю, что мы с Алексеем удивимся. Могут пострадать и остальные, если попытаемся вовлечь в дело еще кого-то.
— Дар, да объясни ты ему наконец! — Леха прекратил воинственно размахивать монтировкой и вытянул руку в сторону вьетнамца. — Любой из наших в такую тему впишется, зуб даю!
— Болтун! — огрызнулся Винни. — Зубов не хватит.
— Кстати, да, — уныло поддержал я охотника. — Оказывается, еще и Войтенко на мое место метит.
— Ну, йе-о… — только и смог вымолвить Леха. — Ты утверждаешь?
— Я ничего не утверждаю, просто передал то, что узнал.
— Так и есть, — кивнул Винни, — со стороны видно.
— Что видно? — не успокоился Лимонов.
— Видно, что Игорь хочет получить должность старосты Диксона. И ты, Лимон, со временем научишься замечать такие вещи.
— Опять про молодость мою! Задолбали!
— Слышь, молодой, перестань орать! — прошипел я. — Не то точно долбану.
Парень насупился, но ненадолго, он вообще быстро отходит.
— И все-таки мое слово: ревность! — упрямо бросил он.
Винни поднял голову и с интересом посмотрел на меня.
— Ты не обижайся, Алексей, когда я тебе говорю о молодости, — начал он, обращаясь к индейцу, но глядя в мою сторону. — Здесь человек быстро взрослеет, начинает умные вещи говорить. Беден, так раскидывай умом… Допустим, ревность. Или разумное устранение возможной конкуренции. Ведь Дарий — человек особый.
Я удивленно вскинул брови.
— С чего бы?