Все из разных мест, и сами все разные. Но у всех что-то общее. Видимо, то, что приехали они сюда не за длинным рублем, их, как и его, Виктора Зарубина, привело другое — сознание того, что «Химстрою» нужны их руки, их силы. И путевку райкома на стройку каждый хранил в кармане рядом с комсомольским билетом.
Вечером, усталые донельзя, облюбовав одну из наиболее удачно натянутых палаток, ребята забрались в нее и принялись за благоустройство.
Подмели пол, вместо постелей положили нераспакованные тюки, притащили с улицы большой чурбак, который водрузили в самом центре палатки. Кто-то, кажется Фурер, вернулся с охапкой пахучих стружек.
— О, это уже совсем здорово! — весело заметил Виктор.
Ребята делились новостями, которые слышали в отделе кадров, на участках. Говорили, что уже несколько человек покинули стройку, не согласились жить в таких условиях. Кто-то рассказал о крупном разговоре с начальником стройки в обкоме партии. Комсомольцев понаехало много, а поселок только сегодня начали ставить.
На следующий день к зарубинцам подошли два паренька. Один высокий, широкий в плечах, с маленьким вещевым мешком, другой маленький, щуплый и юркий, с огромным чемоданом и не менее солидным свертком в руках.
Низкорослый смело подошел, выбрав место посуше, сложил свой сверток, потом опустил на землю чемодан и спросил:
— Кто здесь главный? Прораб послал к вам.
— А мы тут все главные, — ответил Зарубин. Однако взял у парня записку Удальцова, прочел. — Ну что ж, очень рады. Включайтесь в работу… Только кто из вас кто?
— Я — Зайкин.
— Как, как? — переспросил Виктор.
— 3-зайкин. Константин Зайкин.
— А твой товарищ?
— Он Медведев. Григорий Медведев.
— Земляки? — с улыбкой спросил Виктор.
Зайкин ответил:
— Не совсем. В грузовике познакомились. У обоих направления к вам.
— А что умеете делать?
Костя вскинул белесые брови:
— Что может делать человек, окончивший профтехучилище, добравшийся до третьего курса техникума и не один годок отработавший в цехах завода «Октябрь»?
— На стройках работать не приходилось?
— Пришлось… немного.
— Где же?
— В Москве. Черемушки, Ленино-Дачное, Измайлово. Полагаю, вы в курсе, какой там размах? Строителям помогать приходилось.
— Это уже кое-что, — согласился Зарубин и, обращаясь к стоявшему молча рослому парню, спросил:
— А вы, Медведев?
— Я плотник. Не очень чтобы настоящий, но год с небольшим работал по плотницкому делу.
— Совсем находка! — Виктор показал на свою палатку: — Вон наше жилье. Устраивайтесь — и на работу.
Так группа Зарубина пополнилась еще двумя строителями.
…Прошло несколько дней, и Лебяжье изменило свой вид. Десятки серо-белых и зеленоватых палаток рядами встали среди картофельных полей. В центре поселка — палатка раза в четыре больше остальных. Здесь разместится поселковый клуб. Но это потом, позже. Сейчас его, конечно, заселят.
Меж палаток желтели песчаные дорожки. Как часовые стояли по углам поселка высокие столбы электрических фонарей. То тут, то там дымили костры. Наиболее хозяйственные разжились картошкой, луком. Слышались выкрики:
— Эй, чей это синий чайник? Клокочет вовсю, снимать пора.
— Чья кастрюля с отломанным ушком? Спешите, весь завар убежит.
Строительство кухонь не предполагалось, так как обеды доставляли с промплощадки. Но привозили их не аккуратно — то в двенадцать, то в два, а то и в три.
Первым против сухомятки восстал Костя Зайкин. Пообедав два раза хлебом, колбасой и кипятком, он подошел к Зарубину и, упершись в него своими маленькими зеленоватыми глазами, заявил:
— Так дело не пойдет. Они что хотят, чтобы мы тут копыта откинули? Питание для человека — первое дело. Дайте кухню, и я вам здесь второй «Метрополь» устрою.
— «Метрополь» нам, пожалуй, ни к чему, а кухни действительно нужны.
Удальцов, когда Зарубин заговорил с ним об этом, замялся.
— Ведь столовую будем строить.
— Это когда же?
— Как управимся.
— Вот именно. А управимся, по всей видимости не скоро.
Удальцов, видя, что от ребят не отвязаться, прислал трех печников. Времянки они сложили довольно быстро.
Зайкин придирчиво принимал работу. Вид у него был такой, что можно было подумать: специалист парень, поди, всю жизнь только тем и занимался, что печи клал. Придя в бригаду, Костя громко объявил, что если его отпустят, то все будут есть потрясающий обед.
Отпустили. Обедать, правда, пришлось кефиром и булками, потому что к перерыву Костя не явился. Но вечером, когда зарубинцы пришли в палатку, их ждал стол, покрытый скатертью, рядком выстроились тарелки, в центре большой бачок с половником. Суп и жареная колбаса с картошкой, с помидорами и луком попахивали дымком и вкуса были необыкновенного.
…Еще через несколько дней были расставлены последние пятьдесят палаток. Они ждали тех, кто вслед за первыми эшелонами мчался на «Химстрой».
Глава V. «Легкой жизни не будет»
На стрелах экскаваторов, на ребристых стенах строительных складов, на бункерах растворных узлов белели объявления: «Сегодня в 17 часов на главном корпусе состоится собрание химстроевцев». Об этом же несколько раз прокричал репродуктор местного радиоузла, который только накануне установили приехавшие из Москвы радисты.
К пяти часам продолговатая и неглубокая пока выемка главного котлована была заполнена молодежью. День был хоть и серый, но теплый. Беглый ветерок лениво крутил теплую пыль на откосах котлована, гнал по небу пухлые, ленивые облака.
Народу собралось столько, что Снегов забеспокоился, всем ли будет слышно.
— Ничего, — легонько подтолкнул его Быстров, — все будет в порядке. Иди открывай.
Снегов подошел к микрофону, звонким, слегка взволнованным голосом произнес:
— Ребята, давайте начинать первое наше собрание. Сначала установим тишину.
Из задних рядов кто-то громко выкрикнул:
— А вы кто такой? Объяснили бы.
Снегов ответил:
— Объясню, конечно. Я представитель Центрального Комитета комсомола. Моя фамилия Снегов. Зовут Анатолием. Будем работать вместе.
— Что ж, будем, — послышались в ответ веселые голоса.
— Вопросы можно задавать, или речь сначала толкнешь?
Снегов усмехнулся:
— Нет, речь толкать не думаю. Мы собрали вас для того, чтобы рассказать о стройке. Это сделает начальник строительства товарищ Данилин. Потом ответим на вопросы. Возражений против такого порядка нет?
— Нет, нет.
— Пусть расскажет.
В глубине наскоро сколоченной сцены двое работников технического отдела аккуратно развешивали испещренные чертежами ватманские листы. В самой середине стоял широкий, составленный из нескольких фанерных листов, щит. На нем сквозь прикрывавшую его глянцевито-матовую бумагу проглядывал весь план будущего завода.
Данилин, стоя рядом с Быстровым, вглядывался в столь необычную аудиторию. Сотни юношей и девушек, свесив ноги в тапочках, кедах и башмаках, сидели по бровке, по контуру всего котлована. Многие устроились на железобетонных блоках, нагроможденных вокруг площадки главного корпуса, на транспортерах, экскаваторах, самосвалах. Лица смуглые и загорелые — это из деревень. Белые, не тронутые солнцем из городов. Среди черных и русых мальчишеских голов виднелись то высокая прическа городской модницы, то скромная косынка пока не освоившейся еще в новой обстановке сельской комсомолки.
Начальник строительства Данилин не был сторонником этого собрания. Зачем устраивать такие сборища и митинги? Что поймут ребята в наших чертежах и графиках? Им надо разъяснять то, что следует делать бригаде, участку. А с этим вполне справятся бригадиры, мастера и прорабы.
Но Быстров с ним не согласился, стал горячо доказывать, что людям надо рассказать и показать все. Пусть знают, для чего они приехали сюда.
И Данилин не стал спорить.