— Само собой разумеется, — добавил швед, — никто из нас не думал, что в социалистической стране может быть организовано похищение.

— Короче говоря, прошляпили, — резюмировал я.

Последний день пребывания в Будапеште прошел в хлопотах. Я попрощался с Бори и ее мужем Андрашем, поблагодарил их за гостеприимство, поездил по магазинам, чтобы купить подарки моей матери, Жаклин и теще. И наконец, поехал в «Хилтон», где остановились Мари и охранники. Было решено, что лучше и надежнее будет, если я вернусь в Париж прямым рейсом вместе с ними.

Я думал о том, насколько скоро сможет человечество одолеть СПИД. Если промедлит, последствия могут быть ужасными. Я подумал о том, что по высшей логике человеческого разума надо бросить большинство средств, сил и кадров, отданных гонке вооружений, на борьбу со СПИДом. Пока не поздно! Куртьё, конечно, сейчас объявит нам, что нейтрализация и уничтожение в человеческом организме LAV будет первоочередной проблемой всех научных сотрудников. Стоп! Почему он интересовался акулами? У них самая лучшая иммунная система! Никакой СПИД им не страшен! Может выработать лекарство против LAV на основе иммунных особенностей акул? Но тогда мне не стоит лететь в Венесуэлу, а вместе с Мари работать в «Котрабаратре». На Мадагаскаре раздобыть акул нетрудно. Впрочем, в Амазонке тоже водятся весьма любопытные рыбы. Надо будет все тщательно обдумать.

Разговор с оправившейся от потрясения Мари оказался неожиданно интересным. Она сообщила, что участвовавший в нападении ее бывший поклонник Жак связан с какой-то крупной фармацевтической фирмой.

— Во время нашей последней встречи, — заметила Мари, криво улыбаясь, — у меня возникло ощущение, что его во мне интересует не женщина, а иммунолог… С таким пылом задавал он мне вопросы, между прочим, о лентивирусах тоже… Меня, помню, это удивило, но поскольку он генетик, я решила, что увлеченность наукой заслоняет в нем мирские интересы… Теперь я думаю, что его фирма уже тогда занималась СПИДом. Он все спрашивал, не приходилось ли мне с помощью генной инженерии «перестраивать» вирусы таким образом, чтобы нейтрализовать их способность размножаться… На подобные вопросы, разумеется, я не отвечала.

«Так, так, — про себя заметил я, — „родная“ „Триада“, постоянно удостаивавшая нас своим вниманием, судя по всему, к нападению в Пеште отношения не имеет. Появился кто-то еще. Может, зверь покрупнее».

— Мари, — обратился я к ней вслух, — наверное, твои «друзья-генетики» следили за нашим симпозиумом. И в качестве награды за усердие обнаружили тебя. Импровизируя, решили прихватить тебя с собой, чтобы ты смогла продолжить свои научные изыскания в их секретных лабораториях. Поль-то, оказывается, был прав, когда советовал тебе не высовывать своей красивой головки с территории Солони.

— Ты с ума сошел, Виктор! — неожиданно резко отреагировала Мари. — Не могу же я всю жизнь сидеть в Солони!

— Тут ты, пожалуй, права. Монастыри и закрытые научные лаборатории не для тебя. Но все же нам надо быть крайне осторожными. Раньше крали красивых девушек и физиков, теперь охотятся за генетиками и иммунологами. Счастье, что предусмотрительный Жорж послал с тобой охрану! И все-таки что же делать дальше?

— Как что? — почти беззаботно заявила Мари. — Ты женишься на Жаклин и уедешь с ней в Венесуэлу. Там вам будет спокойнее, да к тому же, может, и нащупаете путь борьбы с LAV. А я сама приду к Анри и попрошу его взять меня в жены. Обещаю ему быть отличной женой. Это я сумею. Если согласится, увезу его на Мадагаскар.

Она очаровательно улыбнулась:

— Ну скажи честно, неужели найдется мужчина, способный отказаться от моей руки?

Я взглянул на нее. За последние несколько часов лицо Мари заметно побледнело, под глазами были круги. И все же… Все же она была чертовски хороша. Совершенно искренне я произнес:

— Такого мужчины, Мари, не существует!