Поход затягивался. Короткие остановки, лёгкие перекусы и отправление потребностей (умное снаряжение позволяло всё это делать, не снимая защитных систем). Ночевать не стали, шли и шли вперёд и встретили утро во всё том же монотонном и однообразном фунгусовом лесу.
- Филимонов, а вам не кажется, что мы сглупили? - прохрипел историк. О, только Капитану ведомо, как же Кондратий устал!
- Сглупили мы, когда родились. А сегодня мы скоро куда-то придём. Смотри под девятое от нас дерево? Зелёную точку заметил?
- Сорняк какой-то. И его мы искали?... Подожди! Зелёное?!
- Ага! Парень, мы выходим в глаз фунгуса.
Глаз фунгуса, неизменный атрибут любого голосериала про храбрых полицейских и трусливых нарушителей общественного порядка. Представьте себе розовый лес, зелёные вкрапления в нём, которых постепенно становится всё больше и больше. Лес переходит в розовый кустарник, а за ним чудо из чудес - обычный зелёный луг. Иногда с деревьями и ручьями, иногда огромный, достаточный для разбивки лагеря на десятки людей, чаще - похожий на маленькую полянку. Но самое главное - здесь можно дышать без маски, пить воду и употреблять в пищу странные, но сытные порождения флоры планеты, высокие растения, без изысков именуемые "едиво".
На территории Русенты фунгус сохранился только в заповедниках, в остальных местах его безжалостно истребили, заместив, в основном, лесами. Заповедники были многочисленными, по несколько штук на базу, но ограниченные по площади, и обустраивать в них глаза фунгуса физически было невозможно. Хотя, говорят, что в паре-тройке мест удалось изобразить что-то отдалённо похожее, но Кондратий как истинный гуманитарий посещать заповедники не любил. Прямо скажем, он ни разу в них не был.
В наши дни глаза фунгуса находят с гравилётов за границами Русенты. А вот в старые времена русентийские разведчики владели искусством обнаружения глаз по ведомым только им признакам. Филимонов был из старых времён и он был разведчиком. Он владел. Или всё-таки его некто или нечто подтолкнуло в правильном направлении?
- Здесь мы и расположимся. - распорядился Филимонов. - Глаз приличный, километра на два в диаметре. Отдохнём, наберёмся сил и прочешем его весь. Подходящее местечко для поисков странного.
- М-м-м, давно не пробовала едива, - манерно промычала Стерёга, выставив в стороны оба мизинчика подобно шикарным дамам из шикарных же голосериалов. Филимонов заржал, глядя на эту картину. Историк был занят своим - буквально сдёргивал с себя опостылевшее снаряжение.
- Как думаешь, парень, - разведчик отвлёк Кондратия от важного занятия. - Ник мог сюда приходить?
- Откуда мне знать? А скажи, он часто врал?
- Регулярно. Врушка, каких поискать. У меня бы годами спал на животе.
- Суровые вы родители, наверное. У вас много детей?
Стерёга отвернулась. Историки действительно люди бесцеремонные. Но разведчик нашёл силы ответить:
- Четверо.
- Ух ты!
- Трое служили в армии и погибли. Четвёртый... четвёртый в полиции, при должности.
- Видитесь с ним?
- Бывает, - закруглил неприятный для жены разговор разведчик.
- Филимонов, - позвала Стерёга, - тебе не кажется...
- Не только кажется, я уверен. В зарослях на той стороне глаза кто-то живой. Я проверю, ждите тут.
- Пошёл к Капитану в дырку! Я с тобой!
Ну и историку пришлось увязаться за компаньонами. Не потому, что он рвался в бой, а потому, что оставаться в одиночестве было ещё страшнее.
Филимонов держал в правой руке миниатюрный предмет, чьё назначение Кондратий не мог точно угадать. "Миниволновик", - одним словом объяснила Стерёга. Историк успокоился - по крайней мере, один из них троих был вооружён.
- Эй! Если понимаешь меня - выходи! Подними руки, и я стрелять не буду! - крикнул Филимонов, когда до зарослей осталось метров пятьдесят.
- Стрелять не надо! Будем много говорить.
Разведчик вгляделся в сказавшего это человека, с шумом выбравшегося им навстречу, и растерянно помянул Капитана. В отличие от него, Стерёга грязно выругалась. Кондратий опять ничего не понимал.
- Знаешь, кто это, парень? - обратился к историку Филимонов. - Это тот самый хиванец, которого ты собрался изучать.
- Что? Но он же умер, - пролепетал Кондратий.
- Обсудить отличия жизни от смерти вы сможете потом. Садитесь, русентийцы, нас ждёт большой и важный разговор. Времени у нас мало, скоро всё подойдёт к концу.
Филимонов сел на землю первый, в том же месте, где стоял, не выбирая. Стерёга как девушка обновлённая, то есть, и молодая, и с опытом, не отказала себе в удовольствии пару раз фыркнуть, оглядеться и устроиться где почище - а заодно и откуда удобнее помочь мужу, если что. Кондратий заложил руки в карманы и предпочёл пока постоять.
- Как звать-то тебя, живомёртвый? - дал старт непринуждённой беседе Филимонов.
- Глупый русентийский мальчишка дал мне имя Страшный человек. И я живой, а не мёртвый.
- Тебя сожрали черви возле кратера.
- Меня - нет. Другие умерли. Это неважно. Я сыграл с Алексом партию, он выиграл, я искал с ним встречи и нашёл. Лагерь у базы, вашей базы Югопорт, - хиванец не отступил от своей манеры речи и всё также повышал интонацию к концу каждого предложения. А вот фразы хиванца стали более короткими по сравнению с его первой встречей с русентийцами, и безударные первые слова в предложениях он почти проглатывал.
Компания напряглась. Разгадка судьбы Алекса (и Ника, конечно) была как никогда близко. Но хиванец разочаровал:
- Был бой. К тайне близок был я. Пришёл водоларкер, и я очнулся в этом месте.
- Так! Подожди-подожди! - Филимонов пытался уложить в голове новые сведения в правильном порядке. - Ты утверждаешь, что водоларкер перенёс тебя через время, на двести лет вперёд?
- Нет. В анабиозе был я.
- Кто тебе это сказал? Кто это сделал? Технологии анабиоза первопоселенцев считаются утраченными, да и были они слабыми, лет на десять, - зачастил Кондратий, опасаясь, что остальные не дадут ему надолго вмешаться в беседу.
- Я знаю.
- Знаешь что?
- Знаю, что был в анабиозе.
Кондратий беспомощно посмотрел на Филимонова: "Ну и что это такое?". А вот разведчик хиванца, кажется, прекрасно понимал - у работников секретных служб всех государств планеты была своя терминология, и посвящать в неё посторонних Филимонов и таинственный хиванец отказывались наотрез.
Тогда Кондратий задал следующий вопрос на тему, ради которой все они собрались:
- Алекса и Ника... ты должен понимать, кто это, или, как ты говоришь, "знать", их осудили в Русенте как шпионов хиванцев... возможно, твоих сообщников... и казнили. Это правда?
Страшный человек выгнул правую бровь дугой.
- Что правда? Про суд и казнь не знаю ничего я. Про сообщников - неправда.
- Стой! Ответь по-человечески - они не были хиванскими шпионами? Шпионами Человеческого Улья?
- Не были.
Хиванец заливисто засмеялся и продолжил нормальным языком, без интонирования и без рубленых предложений:
- У ваших правителей потрясающее чувство юмора. Признать нашими шпионами мальчишек, помешавших нам раскрыть вашу главную тайну - это пять, господа!
- Ещё вопрос. Мы читали показания свидетеля о диверсиях Алекса против русентийского отряда под Югопортом, из-за которых отряд потерпел поражение.
Хиванец с ещё большим интересом посмотрел на Кондратия, а историк, в запале и предвкушении оправдания своего предка, плюнул на все тайны и странности и распутывал цепочку правд и неправд только по одному вопросу - по судьбе братьев Звара.
- Ерунда! Когда пьяный дурак, которому только в Русенте могли дать майора, погубил две трети кадетов и умер, Алекс взял командование на себя и почти смог победить. Против водоларкера у него не было шансов, это правда. В остальном он герой.