— Нужно пойти к нему, — сказал Тиба. — Его могут там поймать солдаты.

— Но он может принять нас за японских солдат, — заметил Ли Фан-гу, — и начнет стрелять. Ведь вы говорите, что он сбежал с винтовкой?

— Что бы нам придумать, товарищи? — обратился ко всем Тиба.

— Разрешите мне, — попросился Кэ Сун-ю. — Я изучал русский язык, когда был в восьмой армии, и знаю немного слов. Я спрячусь за соседней глыбой и буду ему кричать по-русски.

Посоветовавшись, решили: пусть Кэ Сун-ю попробует.

Спустившись в распадок, тот скрылся среди каменных глыб в том месте, где прятался русский.

Грибанову сначала снилось, будто за ним кто-то гонится и повторяет какие-то бессмысленные слова: «товалиса», «сипасиба», «товалиса, сипасиба, самолета». Потом он сразу проснулся, и ему показалось, будто он сходит с ума — эти же слова продолжали повторяться с какой-то фантастической настойчивостью. Встряхнув несколько раз головой, он стал внимательно прислушиваться. Нет, он не сходит с ума, слова эти действительно доносятся снаружи. Он немного отгреб щебень, сделал небольшое отверстие, в которое брызнул солнечный свет, и тут ясно различил ласковый юношеский голос, упорно повторявший одни и те же исковерканные слова. Потом голос стал повторять: «Ленин — Мао Цзэ-дун, Ленин — Мао Цзэ-дун» и снова: «товалиса, победа, сипасиба». Говорил, несомненно, китаец, — у японцев другой акцент. Словно солнечный луч в кромешной темноте, блеснула у него радостная догадка: его зовет один из уцелевших китайцев! Но откуда он взялся? Как он мог выследить его? А не провокация ли? Грибанов пошире раздвинул отверстие и вдруг увидел, что перед ним стоят две банки компота и мешочек с галетами. Сомнений не оставалось: его выследил китаец и подает знаки. Но где он сам?

— Товарищ, где вы? — негромко спросил Грибанов по китайски.

В ответ радостный возглас:

— Я китайский комсомол, я — Кэ Сун-ю, партизан. Товарищ, не стреляйте в меня! Мы хотим помочь вам.

— Да покажитесь вы, товарищ Кэ Сун-ю! — сказал Грибанов.

— Только на мне одежда японского солдата, вы не стреляйте в меня. У меня оружия нет.

И вот из-за камня показалась сначала голова юноши, а потом и весь он.

— Ползите сюда, — пригласил Грибанов.

Но Кэ Сун-ю не пополз, а встал во весь рост и, радостно улыбаясь, подбежал к укрытию.

— Здравствуйте! Вылезайте скорее. Мы на вулкане, следили за вами. Мы знаем, что вы сбежали. Как хорошо, что вы говорите по-китайски.

Кэ Сун-ю говорил быстро, глотая слова, волнуясь. Ему хотелось сразу все сказать. Грибанов вылез, и они крепко пожали друг другу руки.

— Ну теперь ведите меня к вашим.

Это была поистине самая счастливая минута в жизни каждого: и Грибанова, и Тиба, и китайцев, когда Грибанов и Кэ Сун-ю достигли базы повстанцев.

— Да у вас тут целый партизанский отряд! — загремел веселый, голос Грибанова. Его богатырская фигура заметно возвышалась среди повстанцев. — С такими силами можно горы свернуть!

В эту ночь никто из них глаз не сомкнул, слишком много было такого, о чем хотелось поговорить. И они проговорили до утра.

Побег Грибанова привел подполковника Кувахара в жестокое смятение. За долгие годы палаческой практики Кувахара еще никогда не терпел такого поражения, если не считать бунта военнопленных и его последствий. Но именно потому, что эти события последовали одно за другим в течение короткого времени, он готов был впасть в мистику: начал верить в сны и приметы. Наблюдавшие за ним тогда отмечали, что он даже утратил бравый вид самурая. Взгляд его стал бессмысленным, блуждающим.

Может быть, немалую роль в этом сыграло и то, что при первом же объяснении с глазу на глаз с командующим последний заявил в очень грубой форме, что потребует отзыва Кувахара с Тисима-Ретто, если Грибанов не будет пойман в самые ближайшие дни. При этом командующий напомнил Кувахара и о бунте военнопленных, и о неудачной, операции потопления советского парохода, и о листовках, все чаще появлявшихся в гарнизоне. Всей кожей почувствовал Кувахара: его карьере угрожает серьезная опасность.

Для поисков Грибанова командующий выделил целый батальон. На робкую просьбу утратившего спесь Кувахара — поднять весь гарнизон для сплошного прочесывания острова от севера до юга — генерал категорически заявил:

— Ни одного солдата больше! При нынешней обстановке, когда русские стягивают свои войска к границам Маньчжоу-го, а пятый Тихоокеанский флот американцев совершает подозрительные демонстрации к востоку от острова, расточительно посылать даже батальон против одного человека. Только учитывая особую опасность сбежавшего, я могу позволить такую сильную меру, как выделение целого батальона против одного.

Командующий не сказал, но Кувахара внутренним чутьем угадывал, что, сбежав в такой сложный момент, Грибанов связал их по рукам и ногам. Были все основания опасаться, что русские вступят в войну на стороне своих союзников — американцев и англичан. Это значит, что сынам Ямато трудно будет устоять. И тогда уцелевший Грибанов станет еще более опасным для них.

Подполковник Кувахара сам руководил поисками. Выставив в ту же ночь патрули и секреты по ту сторону долины Туманов поперек всего острова — от восточного до западного берега, он с двумя ротами батальона приступил к сплошному прочесыванию всей северной части острова — от мыса Вакамура до цепи патрулей и секретов к югу от долины Туманов. В течение недели солдаты, двигаясь повзводно сплошными цепями, осматривали каждый, кустик, каждый овраг, каждую трещину в скалах. На ночь всюду выставлялись секреты. Во главе одной из рот шел сам подполковник Кувахара. К концу недели цепи продвинулись на пять километров южнее главной линии секретов за долиной, Туманов.

Люди невероятно устали и уже не так были внимательны. Может быть этим и объясняется то, что одна из групп, наткнувшаяся на склад консервов, под которым укрывался Грибанов, не обнаружила его там.

В субботу вечером 4 августа адъютант передал Кувахара приказание командующего прибыть на доклад. Генерал был темнее тучи. Выслушав на редкость многословный доклад Кувахара, он долго молчал, разглядывая тот район на карте острова, где производилось столь тщательное прочесывание.

— По-видимому, он успел бежать на юг. — Генерал сделал широкий охватывающий взмах карандашом над огромным массивом острова, лежащим к югу от долины Туманов.

Потом он достал из стола бумагу и молча подал ее Кувахара. Это был ультиматум Союзного командования антигитлеровской коалиции от 26 июля 1945 года с требованием о капитуляции Японии, к которому присоединился и Советский Союз. Кувахара почувствовал, как у него зашевелились волосы на голове.

— Что вы предлагаете теперь? — спросил командующий, глядя в упор на подполковника, когда тот вернул бумагу.

Вопрос был поистине нелегким. В самом деле, до сих пор была обыскана лишь четвертая часть острова, менее пересеченная, лучше освоенная, с дорогами и открытыми местами. К югу лежала огромная территория: там хребты с массой отрогов, ущелья и дремучие заросли лесов и курильского бамбука, вулканы. И вся эта территория была дика и почти совсем безлюдна, если не считать редких и малочисленных застав по неприступным берегам. Там имелись вообще непроходимые места: высокие хребты с осыпями, ущелья с крутыми обрывами.

Нужно сказать, что подполковник Кувахара не только отличался большой находчивостью, но и не имел привычки бросать слова на ветер. Каждое его предложение всегда было конкретно и обоснованно.

— Господин командующий, я прошу вашего позволения выделить в мое распоряжение солдат еще на некоторое время, — решительно заговорил Кувахара. — Суть моего плана в следующем… — Он наклонился над картой острова. — Как изволите видеть, почти во всех пунктах гораздо легче пересечь остров поперек, чем пройти вдоль. Представьте себе, что было бы, если бы остров пронизать вот так.