— Похоже, она была очень искусным магом воздуха.

— И хотела, чтобы я стал таким же. Каждый год моей жизни, без пробуждения способностей стихийного мага, все больше удручал ее. Она подарила мне эту фигурку, надеясь, что это откроет силу воздуха в ее сыне. Какая глупость.

— В нашем дуэте уже есть один маг воздуха. А талантливые стрелки нынче редкость, — ободрила друга Оника, накрыв своей ладонью его.

Холодные ветра подули с востока, забираясь под одежду магов, сидящих на берегу Восточного океана. Небосвод обронил сверкающий лунный лепесток, знаменуя окончание жаркого лета и скорое начало осени.

Едва небо посветлело в ожидании затаившегося за горизонтом солнца, Люфир вместе с Оникой приблизились к рыбацкой деревушке. Лучник поручил Фьорду остаться в хижине и уделить время тренировкам, а Мелиссе — быть снаружи и смотреть в оба, чтобы к дому никто не приблизился не замеченным.

Прибой шумел в подпорках мостов, баюкая обросшие водорослями лодки, и перебирая на отмели надколотые ракушки. Старый фонарь, забрызганный остатками масла, раскачивался на столбе, провожая тоскливым скрипом первую пару лодок, вышедшую в море. Еще с десяток рыбаков укладывали у берега сети. Годы запутались в их бородах, а кожа ороговела от поцелуев соленых ветров. Паруса давно утратили свою белизну и стройность, превратившись в потрескавшиеся соляные наросты на маленьких мачтах.

Мужчины шутили и подначивали друг друга, ставя вечернюю выпивку на то, кому удастся заполнить больше бочонков, стоящих на берегу возле причала. Раз в неделю, а когда улов позволял — дважды, бочки с засоленной рыбой увозились вдоль побережья на север, а затем на запад, в Берилон, откуда телеги возвращались с мешками муки и фруктами, дозревающими в широких ящиках. Рыбная ловля была основным промыслом в деревне. Редким умельцам удавалось отыскать ценные раковины и жемчужины, из которых в столице изготовляли ожерелья и серьги.

Когда маги подошли к причалу, все разговоры утихли, а взгляды живых глаз, ютящихся под ореолом выгоревших на солнце ресниц, обратились к чужакам.

— Послушных ветров в ваши паруса да сытой рыбы в сети, — поприветствовал рыбаков Люфир. — Мы ищем доброго человека, который согласится продать свою лодку. Из крепкого дерева и с прочной парусиной, чтобы не боялась долгого плавания.

Слова лучника вызвали громкий смех среди рыбаков и приглушенные шуточки.

— Так вам нужен дурак, а не добрый человек, — сказал один из мужчин, и обвел взглядом своих товарищей. — Прости, но такого ты здесь не найдешь.

— Я не постою за ценой, — вежливо настаивал на своем лучник, положив руку на туго набитый монетами мешочек у пояса. В глазах рыбаков промелькнула жадность и чувство легкой наживы, но никто не поддался искушению.

— Обернись вокруг, парень, — продолжил все тот же мужчина. — Ты на отшибе мира и единственное, что накормит тебя в этом крае горькой воды и соленого песка — это лодка да сети. Никто не продаст тебе друга, что из года в год кормит семью.

— Бери мою, — подал голос старик, одиноко сидящий в своей лодке и поправляющий парус. По пристани, словно прокисшее молоко, разлилось неодобрительное перешептывание.

— Совсем выжил из ума старый пень. Я говорил, что соль ему выела все мозги, — до Оники донеслись ехидные слова молодого рыбака.

— Чего застыл? Или тебе уже не нужна лодка? — ворчливо бросил старик, выбираясь на берег. — Пойдем в дом. Не видать хорошего плавания, если не задобрить дух океана добрым элем.

Хижина старика стояла у самого берега, чудом не унесенная штормами в открытый океан. Ветер раскачивал простыни, развешанные на бельевых веревках у дома. Рядом со входом в лачугу стояло мудреное устройство, наполненное соленой водой. Из его купола вела трубка в кувшин с уже живительной пресной влагой.

Люфиру пришлось склониться, дабы не удариться лбом о покосившуюся от времени дверную арку. Внутри магов встретило удручающее запустение: судя по всему, хижина уже долгое время не знала женской руки. Дремавшая на подоконнике кошка с седыми ушами приоткрыла глаза, и, завидев лучника, выгнула спину и зло зашипела.

— Надо же, эта бестия помнит, как ты еще сопливым мальчишкой таскал ее за усы, — старик поставил на стол три кружки и, выудив из буфета мутную бутыль, дрожащими руками разлил эль, обронив немало капель на грязную столешницу. — Думал, я не узнаю тебя, пусть и через столько лет? Ты похож лицом на свою мать. Слишком похож, как для мужчины, — старик с неодобрением оглядел Люфира и широким жестом пригласил гостей за стол.

— Я всегда считал, что место женщины дома, у очага, рядом с горячим ужином и вымытыми детьми. А твоя родительница была дурнейшей из матерей, что я встречал, — старик не утруждал себя вежливыми фразами, выкладывая все, как было на душе. Но Люфир и не думал прерывать рыбака, как бы остры и горьки ни были его слова. — Но я не знавал ни женщины, ни мужчины, храбрее твоей матери. Как-то раз мой дурак-брат отправился в океан: тогда светило солнце и дул мягкий южный ветер, но моя нога ныла, словно по ней прошелся целый полк, а она никогда не врет, — старик постучал по полу деревяшкой, которая заменяла ему правую ногу от колена. — Я говорил ему, что надвигается шторм, но, думаешь, он слушал меня? «На небе ни облачка!» — сказал он мне тогда. А когда океан превратился в неистового зверя, волнами пытающегося достать до колошматившего его молниями неба, твоя мать без раздумий запрыгнула в свою лодку и отправилась на его поиски. Тогда она вернула мне брата живым и невредимым, а я так и не смог достойно отблагодарить ее. Моя лодка — твоя. Скоро мой братец-недотепа придет караваном из деревни южнее нашей, и я поручу ему вернуться с древесиной для новой.

— Я благодарен за этот щедрый дар, но я пришел, чтобы купить лодку, а не взять ее в благодарность за то, что сделал не я, — Люфир отстегнул с пояса мешочек и положил его на стол. Старик презрительно скривился и сделал глоток из кружки.

— Ты говоришь еще напыщеннее, чем твоя мать. Забирай свой дрянной метал и не смей оскорблять меня в моем же доме! — старик в сердцах стукнул кружкой по столу, но тут же смягчился, даже с жалостью посмотрев на Онику. — И отыскал где-то себе такую же полоумную, как и твоя мать. Одумайся, девочка, возвращайся домой и жди своего друга у окна, как и подобает достойной женщине.

— Мы уже так пробовали, — мягко улыбнувшись, ответила Оника. — Пришла пора изменений.

Оника хотела спросить мужчину, не слышал ли он чего о Небесных Кочевниках, но Люфир тронул ее за руку, останавливая.

— Нам пора отправляться, — пояснил лучник, поднимаясь из-за стола.

— В это время года нередки сильные северные ветра, — предупредил старик. Он взял оставленный на столе мешочек с монетами и грубо всучил его Люфиру. — Не оскорбляй меня, мальчишка.

Пока маги шли к пристани, Оника не спускала глаз с помрачневшего лица Люфира.

— Ты помнишь его?

— Да.

— Почему ты оставил плату за лодку? Я видела, как ты подкинул деньги в лежащий возле двери кожух. Он же не хотел их брать.

— Я пришел купить лодку и купил ее. Воспользоваться благодарностью за то, чего не было — дурной тон, — Люфир взглянул на Онику, и, вздохнув, продолжил. — Моя мать не успела отыскать его брата — океан забрал его раньше. Парень на пристани был прав — старик давно утратил остатки разума. Так что деньги ему пригодятся, когда его брат не придет в деревню.

Девушка немного отстала от лучника, проводя того тяжелым взглядом. Обернувшись, она увидела сидящего на завалинке старика, увлеченного игрой на сопели. Кошка, ранее дремавшая на подоконнике, выбралась на улицу и свернулась калачиком у ног хозяина, укутанная серебристым сиянием седой шерсти.

— В трех днях пути строго на восток при попутном ветре штормы рвут паруса и поднимают волны в несколько этажей. Даже в солнечную погоду при полном штиле те места следует обминать десятой дорогой, — услышала Оника, подходя к Люфиру, беседовавшему с мальчиком одиннадцати лет.