— Четыре крылатых за ночь, и комната ваша, — мужичок посмотрел на Онику из-под маленьких круглых очков.

— По рукам, — Оника оплатила ночлег и помахала в воздухе длинным ключом Фьорду.

— Наверх по лестнице, налево по коридору, правая крайняя дверь у окна — ваша, — хозяин елейно улыбнулся и внес запись в гроссбух.

Оника передала ключ Фьорду и уступила тому дорогу. За указанной дверью их ждала чистая комната с тумбочкой и кроватью. У стены лежали два матраса, сложенных стопкой. Единственное окно выходило на улицу, упираясь стеклами в ветви тощего деревца.

— Разве ты не собиралась заняться своими делами, как только мы доберемся до Этварка? — Фьорд следил за девушкой, разглядывающей мир за окном.

— А я и занимаюсь. Это вы ходите за мной как привязанные. Но я не против. Пока вы ищете своего человека, можете оставаться здесь. У вас все равно нет денег на другое жилье, — Оника отошла от окна, оставив на подоконнике сверток с купленными сладостями. — Советовала бы вам осмотреться и разузнать, что да как в городе. Вдруг повезет, и ваш Дэрк окажется всем известным политическим деятелем.

Спускаясь вниз, она услышала поднявшийся на улице гул. Фьорд с Мелиссой последовали следом, понимая, что их спутница чувствует себя на новом месте куда увереннее, чем они.

— Что случилось? — спросила Оника у хозяина постоялого двора, с сосредоточенным видом листающего гроссбух.

— Вы про этот гам? Настоятельница церкви сегодня держит речь. Почти каждый вечер она дает наставления горожанам. Жаль, у меня не так много свободного времени, чтобы посещать собрания. Собор стоит на главной площади. Идите за толпой и она приведет вас.

— Ты уверен, что это хорошая идея? — Мелисса поймала Фьорда за рукав, когда тот вышел из дома вслед за Оникой. — Там должны быть десятки церковников.

— А мы будем вести себя тихо.

Со всех концов города стекались жители, заполняя большую круглую площадь, окруженную богатыми зданиями. Наиболее выдающимся был собор, набросивший на черепичные плечи шаль из закатных лучей. Две угловые башни возносили к небу горящее в их ладонях пламя, а открытые центральные двери готовы были проглотить весь город целиком. Перед собором стоял помост с тонкой и твердой, словно высеченной из камня фигурой. За спиной Настоятельницы, чуть поодаль, замер почетный караул. Церковники в полном облачении стояли и перед помостом, готовые в любой момент преградить путь охваченной возбуждением толпе. Сквозь ближние ряды нельзя было протиснуться, и троица замерла среди задних, только подошедших горожан. Несмотря на поселившийся на площади ропот, голос Настоятельницы, звонкий и острый, добирался даже до зевак, сидящих на лавочках под домами.

— Покорность дарует сердцам наших братьев покой и тишину. Обратите же свой взор к Всевидящей Матери и присягните ей на верность, приняв, а не отвергнув ее горячий поцелуй, и умиротворение придет в ваш дом и ваше сердце, — ровный голос лился с помоста.

В толпе горожан Фьорд замечал все больше магов с печатью Проклятых, с лицами, переполненными благодати, слушающих Настоятельницу. Злость одолевала юношу. Мелисса крепко сжимала его руку, напоминая, что нужно вести себя тихо.

— Ты куда? — Фьорд одернул Онику, когда та сдвинулась с места, чтобы подобраться ближе. Девушка только шикнула на него и, выскользнув из хватки мага, скрылась среди широкоплечих мужчин.

— Отриньте скверные мысли о благодарении Проклятого за причастие к греховному дару, но вознесите его на алтарь службы обществу, — Оника ловко проскальзывала между горожан, подходя к помосту. Она не смотрела на лица вокруг. Все ее внимание было отдано Настоятельнице.

Темно синее платье женщины спускалось в пол, обнимая благородную осанку, плавный изгиб талии и бедер. Оника уже раньше видела крупные черные кудри, теперь собранные в высокий узел, ровный широкий лоб, с горящим на нем шрамом печати Проклятого. Она узнала в настоятельнице девушку с лукошком груш у колодца, пусть годы и придали ее чертам остроту и холодность.

— Искупление — есть высшая цель и следование ей — достойнейший из способов прожить век, — Оника смотрела, не отрывая взгляда, укрывшись за полями соломенной шляпы впереди стоящего так, что Настоятельница не смогла бы ее увидеть. Чета Фьюриен не скрывала от Оники, что их дочь живет в Этварке, но больше девушка не могла вытянуть из них ни слова. Не могло быть такого, что они не знали о том, что ее мать стала Настоятельницей собора.

— Какой позор, и где такое видано, — прижимая щеку ладонью и качая головой, сказала дородная женщина, стоящая слева. — Мага — и во главу церкви.

— Замолчи, старая, и как ты не устала за столько лет причитать? — ответил ей мужчина преклонных лет, почесывая голову с редкими волосами. — Бедная девочка старается искупить свой грех и верно служит городу, а тебе лишь бы пересуды судить.

— Такой стыд, такой стыд, — сокрушалась старуха. — А ведь родилась же, окаянная, в благородной семье…

— А что произошло-то? — Оника решила, что лучшего объекта для расспросов ей не найти, и не ошиблась.

— Ох, молодежь живет и ничего кроме себя не замечает, — старуха с жалостью посмотрела на Онику. — Семнадцать лет назад…

— Девятнадцать это годков было. Или восемнадцать, — вставил мужчина, на что старуха только отмахнулась.

— Так вот, семнадцать лет назад это было. Жило в почитаемой семье прекрасное дитя, помню, как она бегала за яблоками в соседний сад, всегда вежливая и внимательная. Да только спуталась она с магом-отступником. Хуже того! Мятежником! Ох, темные времена тогда были. Обрюхатил он ее, а когда срок подошел, родила она в полночь не человека, а чудовище!

— Полно басни сочинять, сын у нее родился. Или дочь, — мужчина заработал затрещину и, насупившись, умолк.

— Родилось чудовище, с четырьмя лапами вместо рук, хвостом и тремя рогами. А как родилось, так и дух испустило сразу же. Сожгли его, а пепел по ветру развеяли.

— А мятежник что? — Оника старалась не засмеяться, дивясь абсурдности, до которой доходят городские сплетни.

— Тот, из чьего семени чудовище родилось? Так сбежал он и больше его никто не видел. Говорят, умер он от страшного недуга.

— Видели, видели, и не раз! — мужчина потряс в воздухе пальцем. Супруга попыталась было его унять, но увидев, что Оника проявила к нему неподдельный интерес, отважился продолжить. — В пещерах за западной стеной. Время от времени его издалека видят фермеры, а вот никак иначе, как сегодня утром и мне довелось его заметить. Ходить среди камней и ждет, что его любовь выйдет к нему.

— Тебя послушать, так по Этварку с утра до вечера отступники бегают. Очередной пьяница зашатался в пещерах, а вы и рады раздуть из этого событие, пустоголовые.

— Совсем из ума выжила! — мужчина покраснел, зло сжимая кулаки. — Да к тем пещерам никто в жизни не подойдет, всем известно, что они кишат хассами. Только безумный мятежник осмеливается гулять в тех местах. Или его призрак. В любом случае, держись от них подальше, девочка.

— С чего вы вообще взяли, что это именно тот мятежник?

— А кто еще? Еще тогда он встречался со своей возлюбленной в тех пещерах.

— Что верно, то верно. Одарил ребенком и бросил, а бедняжка совсем с лица спала, ночами уснуть не могла, пока Церковь не приняла ее и не очистила душу. Но все равно негоже магов в настоятели ставить, тем паче выносивших чудовище.

— Да заладила ты со своим чудищем!

Супруги еще долго ругались, но Оника уже пробиралась сквозь толпу к краю площади. Пусть все услышанное лишь городские слухи, но они прорастают только на сдобренной почве. Если ей удастся найти хоть одну ниточку в пещерах, способную рассказать ей историю ее отца, — проделанный путь был не напрасен. Она не могла ждать до утра, боясь упустить свой шанс.

Чета Фьюриен никогда не говорили об отце Оники, пресекая всяческие расспросы. Даже уступчивый Сайл сохранял поразительную для него непреклонность, не сказав внучке ни слова о человеке, полюбившем их дочь. Девушка даже не знала, было ли это глубокое чувство или попытка достичь каких-либо своих целей магом-мятежником. Вероятнее всего, бабка с дедом отказывались говорить об отце Оники из-за того, что он совершил. Или же они и сами толком ничего не знали.