В подъезде было чудо как тепло. Решили, что пойдем пешком по лестнице, третий этаж всего, невысоко. Прошли два марша, и услышали, как снизу кто-то топает еще.
- Слышишь шаги? Наверно те, которые с машины, а ты сказал, что никого вокруг.
- Ну мало ли, бывают исключения, - беспечно отмахнулся он. - Я так хочу тебя поцеловать!
Он это и исполнил, первым делом, едва лишь мы ввалились в тесную прихожку. Припер меня к стене и впился крепким поцелуем в губы. Я и вздохнуть не мог, не то чтоб шевельнуться.
- Придурок... ненормальный... дверь... сначала бы... закрыл, - я еле выговорил это, с расстановкой и невнятно, в те редкие секунды, когда удавалось чуточку освободить свой рот из властного захвата.
- Какой-то ты сегодня пуганый, - он облизнулся, как довольный сытый кот, и щелкнул выключателем, - смотри, глазюки как блестят. Сейчас закрою, правильный ты мой.
Однако сделать этого Савелий не успел. Напротив, дверь открылась шире, явив нашим шокированным взорам неожиданных гостей. Картина маслом, если не китайской тушью. Не знаю уж, как выглядели мы, но визитеры вид имели обалденный. Петр Петрович Шмаровоз и с ним моя маманя почему-то. В тот первый миг я даже не сумел осмыслить, почему. Что сразу бросилось в глаза - она была ужасно бледной и настолько потрясенной, что я почувствовал себя последним негодяем.
Сколько секунд или минут длилась немая сцена, я не знаю. Хотелось провалиться под землю, верней, под пол, и никого не видеть. Хотелось, чтобы это был лишь сон. Кошмар, галлюцинация, все, что угодно. Потом на смену панике возникли мысли. Откуда здесь отец Савелия и моя мать? За все два месяца, что мы встречались, ни разу нас никто не потревожил, неудивительно, что Сава потерял бдительность и так забылся. И что теперь? Родители все видели, оправдываться бесполезно. Тем более в гостиной столик на двоих накрыт...
- Нам лучше снять здесь верхнюю одежду и пройти в квартиру, - Савелий был единственный из всех, кто сохранил какое-то подобие рассудка. - Я все могу вам объяснить, если вы обещаете держать себя в руках. Прошу, отец, не нужно строить домыслы и осуждать заранее, не зная сути дела.
Родители прошли и сели на диван. Я сел на стул возле окна, Савелий в кресло. Накрытый стол смотрелся откровенной обвинительной уликой. Сава, дурак-романтик, даже навтыкал свечей...
- Савелий, думаю, что объяснять тут нечего, - железный бизнесмен, похоже, справился с первоначальным шоком. - Ответь мне только на один вопрос, верней, на два. Давно у вас такие отношения? Ты из-за этого расстался с Линой?
- Алина мне всегда была как младшая сестра, - ответил Сава. - А с Герой мы два месяца. Я знаю, что принять такое сложно, но мы хотим и дальше оставаться вместе...
Раздался сдавленный всхлип, и Сава не договорил. Лицо мамы исказила гримаса, на щеки пролились слезинки. Она смотрела на меня почти что с ужасом, беззвучно шевеля губами, потом вдруг неожиданно вскочила и отвесила мне смачную увесистую оплеуху. Петр Петрович попытался удержать ее, но она отмахнулась от него и добавила третью. Я даже не сопротивлялся, если ей легче так, пусть бьет.
- Люда. Не надо так. Сядь. Успокойся.
- Так, значит, это правда, сын? - она глядела на меня, как на ужасную пиявку. - А я не верила, надеялась, что это просто слухи. Ты этим занимался в клубе брата Вани? Недаром про него болтают всякое. И вот теперь продолжил здесь, да и еще наврал, что ездил заниматься к однокурснику! А вы, приличный молодой мужчина, что вы себе такое позволяете? Вы старше и должны были вести себя достойно, но вместо этого вы со студентом, которому едва исполнилось девятнадцать... Да как вы можете, негодники, вы же родные братья?!
- Что ты сказала, мама? Братья? - теперь уже я чувствовал себя в полуобморочном состоянии, дикими глазами глядя на родительницу, на Петра Петровича и на Савелия. - Что это значит, мама, объясни!
- Люда, мы ж обо всем договорились! Зачем же ты об этом?.. - суровый олигарх заметно побледнел. - Кому от этой правды будет лучше?
- Этим двоим! Они опомнятся и разойдутся! Я не хочу, чтобы мой сын любил парней! Сергей, ты должен знать, что Петр Петрович твой родной отец, а значит, твой... любовник - БРАТ! Ты же не можешь делать ЭТО с БРАТОМ!
Мне не хватило воздуха. Я чувствовал, что задыхаюсь. Ну почему, что за ужасные дела? Сава мой брат? Я не родной в своей семье? И почему же именно Савелий, которого я так люблю? Конечно, нам с ним не детей рожать, но мать права, черт побери - как можно спать со сводным братом? Это ж инцест, в конце концов! Качнулся потолок, мелькнули искаженные лица, которые что-то кричали открытыми ртами, потом все краски выдохлись, став чернотой, и боль исчезла, растворившись в мягком успокаивающем небытии.
Очнулся от прикосновения рук, не надо было даже спрашивать, кто так невыносимо нежно гладил по щекам. Савелий, низко наклонился и шептал мне что-то, только я не мог ни слова разобрать. Потом ворвался резкий запах. Нашатырь. Я грохнулся в отключку, словно нежная девчонка? Позор, и что меня пошибло так? Увидел лица мамы и Петра Петровича, все вспомнил. Этот олигарх, он мой родной отец, поэтому и мама с ним сегодня. А Сава... Сава брат, поэтому мы с ним должны расстаться. Навсегда.
- Герка, ты мне не брат, - так вот что он шептал мне на ухо. - Отец усыновил меня, по крови я не Шмаровоз. Я не отдам тебя, пусть что угодно говорят. Я не отдам, ни за какие блага! Ты слышишь, глупая любовь моя?
***
Потом мы все сидели за столом. Напоенная валерьянкой мама. Внешне спокойный Петр Петрович. Мы с Савой, как ответчики перед судьей. Я чувствовал его теплую руку на своей, и это придавало мне уверенности в том, что все у нас с ним будет хорошо.
На этом странном "семейном" совете было решено объявить меня племянником Петра Петровича. Тогда мы с Савой сможем выйти из тени, и мои частые наезды к нему никому не покажутся странными. Так же решили ничего не говорить маме Савелия, а уж вопрос с моим отцом оставили на откуп мамы.
- Люда, не надо так переживать. Сейчас у молодежи это часто. Конечно жаль, безумно жаль, что нас коснулось то, чего мы никак не ожидали, но я привык придерживаться фактов. Возможно, перебесятся и все изменится. Пока же мы должны принять их, запретить любить мы им не сможем.
