Но в 1497 г. появляется другой тип государственной печати Ивана III. На лицевой стороне ее по-прежнему всадник, поражающий копьем дракона, и надпись: «Иоанн божиею милостью господарь всея Руси и великий князь».

А вот на обороте впервые помещен двуглавый орел (обратим внимание — под двумя коронами), окруженный надписью, являющейся продолжением лицевой: «и велик княз Влад и Мое и Пек и Тв и Вят и Пер и Бол».

В современной российской историографии появление нового государственного символа принято объяснять примерно так: «Двуглавый орел был древним гербом Византийской империи и достался в наследство России после состоявшегося в 1472 году бракосочетания Софии Палеолог, племянницы последнего византийского императора, с великим князем московским Иваном III. Погибшая великая империя словно передала эстафету другой православной стране, набиравшей силу и мощь…»[89].

Но так ли это на самом деле?

Начнем с того, что Византийская империя не имела постоянного герба как такового — его заменял родовой знак правящей династии. Последняя правящая византийская династия — Палеологов — действительно имела родовой герб в виде двуглавого орла (под одной короной). Однако, повторимся, это был герб династии, а не многовековой Византийской империи.

Что касаемо «наследства» — то сама Византийская империя никогда не рассматривала Русь как свою преемницу. Во времена Киевской Руси было несколько случаев, когда русские князья брали в жены византийских принцесс (из разных династий), — но и только. И если первый «византийский зять» Владимир Святославич (Святой) помогал своим порфирородным шурьям военной силой, то о более поздних «зятьях» и того нельзя сказать. Первое падение Царьграда (Константинополя) в 1204 г. Русь приняла практически безучастно, а потом уж не до византийских дел было — грянуло батыево нашествие. Да и в преддверии турецкого нападения обескровленная Византия предпочла обратиться за помощью к географически и культурно более близким «латинянам» — но уж никак не к единоверному Московскому государству или наполовину православному Великому княжеству Литовскому.

Правда, в 1409 г. один из сыновей константинопольского императора Мануила II Палеолога, Иоанн, взял в жены родную (по отцу) тетку Ивана III, Анну Васильевну. Так Палеологи и московские Рюриковичи впервые близко соприкоснулись. Однако Анна Васильевна вскоре умерла (1415 г.), и многообещающий брак (ведь царевич стал-таки императором Иоанном VIII в 1423 г.) ничего Великому княжеству Московскому не дал.

Немаловажно и то, что в 1441 г. из Москвы был изгнан последний митрополит Киевский и всея Руси (из греков) Исидор — за приверженность к объединению католической и православной церквей и участие в Ферраро-Флорентийском соборе[90]. Инициатором изгнания стал сам великий князь Василий II Темный, внеся т.о. свою лепту в разрушение планов своего бывшего зятя. А вот избранный в митрополиты Московские Иона (из русских) и его приемники не любы уже оказались константинопольским патриархам, из-за чего между церквями (Константинопольской и Московской) почти полтора века тянулась вражда и непризнание. Ну, а падение же Константинополя в 1453 г. вызвало на Руси целую бурю эсхатологических настроений — но ничем действенным Русь, откровенно говоря, помочь не хотела, да и не могла.

В общем, назвать в ту пору отношения «Константинополь-Москва» «дружественными», и уж тем более «преемственными» трудно.

Теперь рассмотрим вопрос бракосочетания Ивана III с Софьей Палеолог и возникающие вследствие этого династические права великих московских князей на «византийское наследство».

У последнего византийского императора Константина XI (кстати, младшего брата Иоанна VIII) были еще братья, двое из которых — деспоты-соправители Морей Димитрий и Фома — пережили падение Константинополя. Димитрий, покорившись и живя поначалу на содержании турецкого султана (?!), умер в 1470 г. монахом, пережив свою единственную (бездетную) дочь Елену. Интересно, что Елена Димитриевна официально была взята в гарем турецкого султана — но продолжала жить в Адрианополе в собственном доме. Похоже, это был первый в истории «фиктивный брак» ради столичной прописки…

Свой гардероб и драгоценности Елена завещала Константинопольской патриархии.

Фома, после захвата турками Морей в 1460 г., прихватив забальзамированную голову апостола Андрея, отправился в Рим, где и преподнес святыню папе римскому Пию II. А тот, в свою очередь, наградил его орденом Золотой Розы и назначил пенсию в 300 (позже — 800) золотых дукатов в месяц.

У самого Фомы Палеолога было четверо детей.

Старшая дочь Фомы, Елена, была женой сербского короля Лазаря III Бранковича и родила ему трех дочерей. Одна из дочерей, Ирина, вышла замуж за Иоанна Кастриота, сына албанского национального героя Георга Кастриота (Скандербега), и после смерти свекра уехала с мужем в Италию. Как писал известный историк-византолог Стивен Рансимен: «…Единственных потомков императора Мануила Палеолога, доживших до наших дней, можно найти в Южной Италии, в семьях, ведущих свое происхождение от сына Скандербега — Иоанна Кастриота».

Сын Андрей, который-то по византийским законам и был наследником уже несуществующего престола, подписывался как Deo gratia fidelis Imperator Constantinopolitanus. Да и окружающие именно так его и воспринимали — вот только вернуть «отчину» никак не удавалось, и «наследник престола» пускался во все тяжкие, чтобы раздобыть денег (но подробней об этом ниже). Сын его, Константин, был командиром папской гвардии, а дочь Елена (по другим данным, ее имя Мария) стала женой молодого князя Василия Михайловича Верейского, прозванного Удалым.

Младший сын Фомы, Мануил, в 1477 г. неожиданно для окружающих вернулся в Константинополь и отдался на милость турецкому султану. Тому польстило, что потомки константинопольских императоров заискивают перед ним, и он дал Мануилу поместье и денежное содержание. У Мануила было двое сыновей: Иоанн (умерший молодым) и Андрей (принявший ислам и имя Мехмед-паши). О детях Мехмед-паши данных не осталось.

И, наконец, Зоя (Софья) Палеолог. Она была самой младшей из детей Фомы Палеолога (родилась около 1456 г., т.е. уже после падения империи). В 1465 г. отец вызвал ее в Рим, где она воспитывалась в католическом духе. Да и сам Фома к тому времени принял католичество. (Как говорят: vae victis!) Еще девочкой (в июне 1466 г.) Зоя вышла замуж за римского аристократа из дома Караччоло, но очень скоро овдовела…

В 1469 г. в Москву прибыло посольство от кардинала Виссариона (грека по национальности), которое, надо полагать, затронуло вопрос о женитьбе вдового великого князя на племяннице последнего византийского императора. Думается, и папа римский папа Павел II был не против таким вот образом решить брачный вопрос своей воспитанницы — с дальним, надо сказать, прицелом. Но сам брак состоялся уже при другом папе — Сиксте IV.

В июне 1472 г. в соборе Святого Петра в Риме московский посол Иван Фрязин (итальянец на русской службе Джан Баггиста делла Вольпе) обручился с Зоей от имени московского государя, после чего невеста в сопровождении пышной свиты отправилась на Русь. Папа дал за невестой приданое — 6 тысяч дукатов. Но в Москве Зоя была сначала перекрещена в Софью. А 12 ноября 1472 г. в недостроенном ещё Успенском соборе состоялся обряд венчания между Иваном III и Софьей Палеолог — уже «вживую». Типографская летопись так сообщает об этом событии: «… приведоша невесту великомоу князю Ивану Васильевичи из Риму, Софию именемъ, Фомы деспотая Морскаго дщерь, и тъй бо Фома беже отъ Турскаго царя в Римъ. Иоженися ею князь великый, и венча ихъ Филиппъ митрополить въ граде Москве, в церкви святыя Богородица, ноября 12».

Итак, даже беглого рассмотрения обстоятельств заключения брака достаточно, чтобы понять — никаких «законных» династических прав на «византийское наследие» он не давал. Впереди Софьи Палеолог была целая очередь «более законных» претендентов — особенно если учесть, что право это передавалось по мужской, а не по женской линии.