Остается только надеяться, что «Мулен Руж» это «Чикаго», а не второсортная жвачка, которую мне захочется выплюнуть во время просмотра».

Люси Хартфилия, Нью-Йорк, театр Гершвин.

Казалось, в Гершвине сегодня собрался весь свет Нью-Йорка. Люси заприметила много знакомых лиц, поприветствовала коллег по перу и даже завела новые знакомства. Где-то неподалеку, щелкая затвором, суетился фотограф из «NYʼs Mistakes» и несколько ее коллег.

Люси старалась с ними не пересекаться (не то, чтобы они горели желанием).

За десять минут до первого звонка Люси постучала в дверь гримерки с аккуратной пятиконечной звездой и именем Нацу на ней.

Дверь открылась почти сразу же.

— Это нормально, что я не паникую? — с порога спросил парень, отойдя в сторону.

Люси прошла внутрь, окинув взглядом вид Нацу. Хлопчатая рубаха, помятая и порванная в некоторых местах; растрепанные волосы и наложенный грим щетины и кругов под глазами. А самое главное, широко распахнутые глаза, в которых плескалось возбуждение, граничащее с безумством.

— Друг мой, ты случаем не под ЛСД? — усмехнулась девушка, отчего Нацу только отмахнулся.

— Выпил пять стаканов кофе и две банки энергетиков.

Люси прикрыла глаза, цедя сквозь зубы:

— Ты идиот?! Запивать кофе энергетиком?! А что сразу не пачку героина в коньяк?

Из губ Нацу вылетел какой-то истеричный смешок. Он выглядел больным и слегка безумным, и Люси по-настоящему начала бояться за его состояние.

— Меня пиздец как трясло! Я не спал последние трое суток, а Клайв вынес все мозги. А еще я чертовски боюсь облажаться, и если у тебя есть героин и коньяк, то давай!

Люси окинула его взглядом, понимая, что в этой ситуации она была ему не помощником. Он должен был справиться с этим самостоятельно.

— Извини, — прошептала девушка, крепко обняв его за плечи. — Сказал бы раньше, я бы позвонила своему наркодилеру. Он как раз толкает кокс в Южном Бронксе.

Нацу обнял ее в ответ, сразу же обмякнув в ее руках. Насколько же он был напряжен все это время?

— В Южном Бронксе? Хартфилия, кто из нас еще маньяк?

— Успокойся. Я на девяносто девять процентов уверена, что не маньяк.

— Девяносто девять?

Люси широко улыбнулась. Воспоминания старой лентой кинопленки пронеслись перед глазами.

— Мои жертвы, прикованные в подвале цепями, пытаются убедить меня в обратном, — тихим шепотом процитировала Люси сообщение Нацу, обняв его крепче. — Но, повторюсь, я уверена, что абсолютно нормальная.

В гримерке царила какофония запахов: парфюма, лака для волос и пудры, но Люси чувствовала только запах Нацу. А еще покой, который окутал сердце, и в этот самый момент ей хотелось остаться в этой гримерке подольше. Слыша перебранки за дверью, ощущая теплые руки на своей талии и чувствуя гармонию с самой собой. Ей просто хотелось остановить время.

Руки Нацу переместились чуть выше. Пальцы очертили каждый позвонок через тонкую ткань платья, и Люси почувствовала теплое дыхание на своей шее, когда тихий, спокойный и уверенный голос донесся до ее ушей:

— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя?

И это было так просто. Никаких фейерверков, роз или длинных речей. Только уверенный голос и теплые прикосновения чужих рук. Только они, одиноко стоящие посреди гримерки театра Гершвин. Этого было достаточно.

Люси не сомневалась больше ни в чем. Ведь сомнения, как и ошибки имеют смысл только тогда, когда ты учишься на них. Она всю жизнь сомневалась. В себе, в выборах, которые она делала, в окружающих людях.

И урок, который она вынесла из своих сомнений, заключался в том, что ей больше не нужно было сомневаться в Нацу. Эта огромная вселенная дала ей второй шанс, и если этот человек продолжал любить ее даже спустя столько лет и ошибок… Разве могла она в нем сомневаться?

— Я счастлива, что ты когда-то ошибся номером, — прошептала она. — Потому что эта ошибка была самым лучшим, что произошло в моей жизни.

Больше ничего не требовалось, и Нацу окончательно расслабился. Они со всем разберутся позже. Они поговорят обо всем, решая все вопросы, на которые они хотели получить ответ. Но самое важное уже было сделано. Оставалось только двигаться вперед.

— Нацу, я… Оу… — воскликнул Игнил, ворвавшись в гримерку, и неловко остановился, увидев застывших на месте Нацу и Люси. Девушка тут же отстранилась, но Нацу схватил ее за руку. Игнил смущенно отвел глаза, кашлянув. — Извините, что помешал.

— Ничего страшного, — улыбнулся Нацу, успокаивающе проведя пальцем по тыльной стороне ладони Люси. — Что-то случилось?

Игнил встрепенулся, виновато посмотрев на сына.

— Твоего дядю обокрали прямо в аэропорту! — воскликнул он. — Чемодан и портмоне со всеми кредитками. Он там сейчас сидит, пишет заявление, и просил меня его забрать. Честно, я пулей. Туда и обратно. Пропущу только первые полчаса!

— Конечно, езжай! И не переживай об этом, — серьезно проговорил Нацу. — Я дам тебе моего водителя, чтобы ты спокойно доехал. А то с этими таксистами одни только проблемы, — он подошел к отцу, широко улыбнувшись. — Шоу будет длиться еще долго. Сможешь прийти завтра, послезавтра или через полгода. На этом дне свет клином не сошелся, пап.

Глаза Игнила потеплели, и мужчина сделал один большой шаг в сторону сына, крепко его обняв.

— Я горжусь тобой, Нацу. Ты же знаешь это?

Нацу рассмеялся.