Блядские боги!

– Хоть ума хватило, – Вера на секунду поджимает губы, слизывая остатки помады.

Это она про Саню?

– Иди домой, Вер, – отстраняюсь и встаю на ноги. – Уже поздно.

– Только половина девятого, – она смотрит на меня удивленно. – Что не так?

Да все, блядь, не так.

– Саня приболел, ему нужен покой, – это более, чем правда. – Еще созвонимся.

– Мудак, – с чувством говорит девушка и поднимается на ноги. – Сотри мой номер.

И я думаю, что именно так и поступлю, наблюдая, как она надевает туфли, накидывает плащ и дергает дверь. Ага, только вот она закрыта.

Невольно хмыкаю, наблюдая, как Вера возится с замком.

А, между прочим, за те три месяца, что она здесь жила, можно было бы и научиться. Хотя, если вспомнить, то она и убираться ни хера не умела, срач в квартире был еще хуже, чем сейчас. Саня за собой хотя бы постель убирает. И в ванной теперь свободна целая полка.

При чем тут Саня только?

Вера хлопает дверью, и я остаюсь на кухне в гордом одиночестве.

А потом я вдруг слышу подозрительный шум. Будто бы в ванной включена вода. Вода. В ванной.

Простреливает каким-то паническим страхом. Вмиг вспоминаются и вчерашние слезы младшего, и отчаяние в глазах, когда он стоял здесь, на кухне. И то, что говорил мне врач о депрессии и суициде.

А ведь мелкий только вчера заикался об этом!

Я совершенно пропускаю тот момент, как оказываюсь у двери в ванную. Дергаю ручку в глупой надежде, что защелка не закрыта.

Естественно, дверь не поддается.

– Сань! – стучу ладонью по створке. – Мелкий!

Ответом мне служит тишина. И я чувствую, как сдавливает в груди сердце. Такое, знаете, отчетливое чувство паники, когда не понимаешь, что делать.

– Сань, открой дверь! – теперь стучу уже кулаком. – Быстро!

И снова только шум воды. Он либо издевается, либо...

Заношу руку, чтобы постучать еще раз, уже решив, что если сейчас мелкий не откроет дверь, я ее просто вышибу, и створка открывается сама.

Саня стоит на мокром кафеле, весь в капельках воды, абсолютно голый, но самое главное – целый и невредимый. На плече остатки мыльной пены.

– Чего тебе? – интересуется зло.

– Почему ты не открывал? – поистине идиотский вопрос.

– Вот я, бля, весь в геле для душа полезу тебе открывать, – некрасиво изгибает губы мелкий. – Если тебе приспичило отлить, когда я моюсь, я не виноват. Скажи спасибо, что пустил сейчас.

Господи, какой я придурок.

– Сань... – тяжело сглатываю и делаю шаг.

– Что ты хочешь? – мелкий синхронно со мной отступает. Только вот сзади раковина, в которую он упирается задницей.

– Прости, – осторожно касаюсь пальцами его предплечья. – То, что произошло на кухне... Ты не должен был этого видеть.

– А за что здесь извиняться? – Саня отдергивает руку. – Это же нормально. Ты поцеловал девушку, доказал себе, что не педик. Я не в претензии.

Доказал...

Только вот не совсем то, что хотел. Совсем не то.

– Я мудак, Сань, – констатирую факт.

– Какая новость, – дергает плечом мелкий. – Еще что-то? Мне уже холодно.

– Иди домывайся, – отступаю на шаг, позволяя младшему отойти от раковины.

– Не свалишь? – он хватается рукой за стену, чуть пошатываясь. Понятно, опять голова. Ну, да, с приема Трувады уже прошло два часа, все правильно.

– Чтобы ты здесь упал? – прислоняюсь к стене, наблюдая, как мелкий с трудом забирается в ванну.

– Не беспокойся, сегодня я не стану резать вены, – дергает уголком рта Саня. – Ты же поэтому так паришься? Не надо. Я понимаю, что тебе не нужен труп в ванной.

Ох ты, господи...

Молча подхожу ближе и неуверенно веду пальцами по плечу мелкого, случайно задевая шелушащееся пятно. Кожа мокрая, а потому на ощупь не шершавая. Это просто розовое пятно. Как и на спине с шеей. На предплечье раздражение исчезло.

– Заметил, да? – Саня изворачивается, пытаясь увидеть пятно без зеркала. – Гадость.

– Это пройдет, – зачесываю назад его мокрые волосы. – На руке уже нету.

Саня бросает взгляд на свое предплечье и робко улыбается. Глажу его по щеке, стирая прозрачные капли воды. Задеваю большим пальцем губы, зацепляя слегка отслоившуюся от влаги кожицу.

Мелкий замирает, и, похоже, даже не дышит. В его расширенных зрачках я вижу свое отражение. Мокрые ресницы подрагивают, и эта чертова тонкая венка под глазом...

Невольно облизываю губы, тянусь к брату. Сейчас мне не нужно наклоняться, мелкий стоит в ванне, а потому его губы ровно напротив моих.

– Зачем? – как-то горько спрашивает младший. – Чтобы потом опять сказать, что мы братья и свалить?