– Я не одет, – медленно проговорил Макс, провел руками по своему телу и указал набедренную повязку мутанта. – Одежда. Холодно.

– Одежда... – задумчиво прозвучало в голове. Мутант словно размышлял над значением слова. Потеребил свою повязку, а потом кивнул: – Хорошо. Идем.

Шли недолго. Но Макс успел закоченеть – коридоры явно не обогревались. Наконец, мутант остановился у едва заметного светящегося контура на стене, и часть ее словно растворилась.

Макс обомлел: помещение представляло собой огромную оружейную. Мутант шагнул внутрь, жестко перехватил парня за предплечье и толкнул к стеллажу. Подцепил когтистыми пальцами какую-то тряпку, оценивающе глянул на Макса, оторвал половину и странным плавным жестом протянул.

Повязать ткань пришлось на манер полотенца. Только закреплялась она с помощью странной бляшки, с которой Макс провозился минут десять, пока понял, как она застегивается.

А мутанту словно не было дела. Он неподвижно стоял у двери, чуть опустив голову. Шлем скрывал кошмарную морду, но Макс вдруг подумал, что у мутанта интересные глаза. Было в них что-то гипнотическое, притягивающее.

Когда с «одеждой» было покончено, а нож закреплен на поясе, мутант «ожил», скользящими шагами подошел к Максу, оглядел с головы до ног, а потом взял с соседнего стеллажа какой-то контейнер. Вскрыл и протянул парню... его старые кроссовки.

Макс осторожно принял их, случайно коснувшись пальцами ладони мутанта. Тут же обдало холодом. Ярко вспомнилось, как эта шершавая ладонь касалась спины. А потом...

В глазах потемнело, в висках запульсировало. И Макс почувствовал, как захлестывает отчаяние. Лучше бы он сдох там, у бетонной стены, чем оказался в лапах мутанта-извращенца!

– Идем, – прозвучало в голове. – Ждут. Надо быстро.

Макс покорно кивнул и поплелся следом. Накатила апатия. Что он может против этого существа? Любая попытка сопротивления будет пресечена. Он не представляет никакой угрозы для мутанта. Если бы на его месте был обученный боец, то шанс еще можно было бы рассматривать, как реальный. А так...

– Идти... сзади, – мутант жестом указал на место за своей спиной.

Парень понуро кивнул и подчинился. Впрочем, иного выбора у него не было.

Когда открылся внешний шлюз, Макс едва не вскрикнул: корабль находился перед исполинским зданием, словно парящим в воздухе. Никакой растительности. Только голый камень и серый прах.

Мутант ступил на землю, благоговейно приклонил колени, каким-то явно ритуальным жестом коснулся сначала поверхности, затем груди, лба. А потом напротив него словно из воздуха одновременно материализовались шесть существ в чем-то, напоминающем балахоны. Все они были в масках, испещренных метками, странного вида иероглифами.

Один из них вышел чуть вперед, и мутант почтительно склонил голову. Толстые косы мазнули по земле.

Главный подошел совсем близко и опустил на его склоненную голову когтистую ладонь. Все замерли. Было слышно только тихое жужжание двигателей корабля.

Так прошло около получаса, как показалось Максу. Никто так и не пошевелился. Только его мутант иногда конвульсивно вздрагивал, скребя когтями землю.

Наконец, Главный, как окрестил его про себя Макс, отошел, а мутант поднялся и коротким жестом подозвал Макса. Указал на него обеими руками и снова склонился.

По ряду безмолвных существ в балахонах словно прошел неодобрительный шепоток. Главный склонил голову набок, а потом сделал шаг. Макс сжался, стискивая трясущиеся пальцы в кулаки. Страшно было настолько, что он не смог бы издать ни звука, даже если бы очень захотел.

Тяжелая ладонь опустилась на макушку, придавливая к земле. Колени инстинктивно подогнулись, и Макс упал на камень, припорошенный прахом. Все тело скрутило болью, перед глазами понеслись разрозненные кадры. Самые жуткие моменты, что он пережил. Словно кто-то нарочно выцеплял их из памяти.

Время исчезло. Остались только боль и память. Потом все резко прервалось. Словно выключили. А он так и остался на коленях, хватая ртом воздух. С трудом поднял голову и вдруг понял, что все взгляды обращены на него.

Макс тяжело поднялся и медленно шагнул назад. К единственному существу, к которому привык хоть немного.

Главный шагнул вперед и что-то резко проклекотал. И тут же все шестеро существ активировали боевое оружие. И тут произошло то, чего Макс потом так и не смог себе объяснить: мутант грубо схватил его за предплечье, резким толчком отправил обратно внутрь корабля, что-то грохнуло, поднялась пыль, заволакивая все вокруг, шлюз захлопнулся и корабль страшно тряхнуло. Макс понял, что они взлетают.

***

Члены комиссии ждали их у самого входа в Святилище. Все шестеро, во главе с председателем.

Хищнику предстояло сканирование памяти. Болезненная процедура, основанная на полном вверении своего разума Председателю. Нужно было заставить себя отключить природные механизмы защиты от чужого проникновения и открыться полностью. Только так комиссия могла решить, присваивать ли ему еще одну завершенную охоту и награждать ли.

Процедура была болезненной, но хищник проходил ее уже много раз, и страха не было. Только предвкушение. Он был уверен, что заслужил, чтобы его имя увековечили в камне.

Но все пошло наперекосяк. Когда Председатель дошел до того момента, где хищник увидел умирающего человека, тот буквально ощутил его сомнение, переходящее в недовольство.

Проявление чувств к дичи. Самооправдание. Оснований брать мальчишку с собой не было никаких. Хищник вдруг понял это и сам. Но выдавать себя было нельзя.

Он только почтительно предложил Председателю исследовать живой трофей, надеясь на то, что это отсрочит кару хотя бы ненадолго. Он понимал, что происходящее – это начало конца. Он будет изгнан из клана и приговорен к смерти.

Но самое главное, что он чувствовал протест. Хищник не был согласен с приговором. И пока Председатель считывал информацию из мозга человека, хищник лихорадочно перебирал пути отхода. В конце концов, он остановился на простом и действенном варианте: забрать мальчишку, отвлечь членов комиссии и рвануть отсюда как можно дальше. На ту безымянную планету, где он охотился лет десять назад. Ничего опасного там не было, да и ее координаты были известны только ему одному. О подобной охоте сообщать он не хотел никому, слишком уж провальной она была. Как теперь оказалось, к лучшему.