The Neighbourhood - Everybody's Watching Me
Если у вас начинается шизофрения - не переживайте. Возможно, именно в этот момент за вами и следят.
Мне завидовали. Я даже привык к тому, что меня окружают люди, которые за проявляемым дружелюбием прячут свою злость и прикрытую улыбкой снисходительную иронию. Мы никогда не смогли бы стать близкими с такими людьми, я чувствовал фальшь. Но и перестать общаться с подобными знакомыми я не мог. Это бы означало открытое противоборство, а мне было абсолютно не до этого. Да и не зря, наверно, существует поговорка о том, что надо держать друзей близко, а врагов еще ближе.
- Ты классно выглядишь, впрочем, как и всегда!
Выслушивать подобное от девушки - это одно, но от парня... Я даже отвечать не стал, только коротко кивнул и развел руками, как бы говоря: ну да, вот такой вот я. Как еще одеться на танцевальный вечер в гимназии? По-модному рваные джинсы, черная футболка с любимой рок-группой, кожанка и ботинки с заклепками. Русые волосы растрепаны в непринуждённой хаотичности. Ненавижу свой природный цвет волос - он кажется мне обычным, серым. А я терпеть не могу все серое. Долгое время уговариваю отца разрешить мне покрасить волосы в черный цвет, но он считает это проявлением детскости. Я же продолжаю стоять на своем, знаю, что когда-нибудь сделаю это. И татуировками покрою шею. И другие части тела, конечно, но шею - обязательно. В качестве защитного барьера. Никому не дам вцепиться себе в глотку.
Музыка оставляет желать лучшего. Очередная дурацкая попсовая мелодия сменяется еще более дурацкой. Я сосредотачиваюсь на том, чтобы двигаться, удерживая в руках Машку, приторно пахнущую какими-то сладкими духами и соленым потом. Убойное сочетание, действовавшее на меня, как катализатор. Раньше. Теперь это только физиология. Ни о какой симпатии к однокласснице не может быть и речи. Не после того, что она сделала.
- Милый, расслабься! Еще пару танцев, и все. Сможешь свалить отсюда со своими дружками в ваш вонючий разваливающийся гараж. - Ей приходится кричать мне в ухо, чтобы я услышал ее голос сквозь шум и громкую музыку.
- Ненавижу тебя, - буркнул сквозь зубы и еще крепче сцепил челюсти. До боли и скрипа.
Она засмеялась и еще теснее прижалась ко мне. А потом и вовсе полезла за поцелуем. Мне пришлось давиться ее блеском для губ и изображать, что мне это нравится. Тело - предатель, отреагировало соответствующе. Я так давно не тр*хался, что готов был разложить Машку прямо здесь и сейчас. И плевать, что ненавижу ее, что она - последняя тварь. Мне нужно было сбросить напряжение, и поэтому я не дождался окончания мелодии и потянул ее в женский туалет. Знал, что парни меня прикроют перед дежурившим учителем. Какое мне вообще дело до него и того, что он подумает? Какое дело до того, что это завтра станет новостью номер один?
Терпеть не мог делать это в кабинке, но выбора не было. Хотелось по-быстрому и без продолжительных разговоров после. Никаких предварительных ласк. Машке это не было нужно - уже текла, как кошка в период течки.
В кабинку кто-то ломился, но мне было плевать. Я находился на грани экстаза, убыстрялся, чтобы достичь оргазма и свалить от этой потаскушки, которая готова была отдаться в сортире. Машка громко стонала, а я пытался закрыть ей рот, но только больше размазывал косметику у нее на лице и только больше злился. Оргазм убегал.
Почему никто из парней не остался стоять и караулить у дверей, понял гораздо позже. Всех вызывали в зал, чтобы директор смог сказать несколько слов о том, какое испытание нас ждет впереди, и как учителя будут скучать по нас. Я не верил в эти лживые слова. Я тр*хал свою любовницу, которую ненавидел, в бешеном ритме и от злости кусал губы. Человек, который стучал в дверь, не уходил. Бл*ть! Как будто это была единственная кабинка! Как будто это была вообще единственная уборная в здании!
Я распахнул дверь, не дожидаясь, пока Машка приведет себя в порядок, и натолкнулся на уже знакомый взгляд.
- Что тебе здесь надо, мелкая?
Она смотрела на нас широко раскрытыми глазами, покрасневшая то ли от танцев, то ли от стыда. Точно олененок.
- Простите, мне просто очень надо было ...
Ее лепет был никому не интересен. Машка, подтянув платье, подошла к зеркалу и посетовала на испортившийся макияж, а я наконец-то застегнул ремень и выбросил использованную резинку в ведро.
- Ну, так, иди! Чего стоишь? Свободно!
Она прошмыгнула в кабинку и закрыла дверь на щеколду. Как будто это ее бы спасло при случае. Наивная. Я засмеялся и вышел, даже не попрощавшись с Васильевой. Делать мне здесь было больше нечего.
***
- Куда вы запропастились? Меня какая-то девчонка из туалета выгоняла, хорошо, что все успел!
Парни надо мной поржали и протянули в утешение бутылку холодного пива. На улице было не жарко, но пить хотелось неимоверно. Осушив половину, я прикурил. Наконец-то, хоть какое-то подобие расслабления.
- Машка-то кончила?
- Наверно, раз не заверещала, что все. Я был занят собственными ощущениями, - сплюнул, показывая свое отношение к этому.
- И долго ты еще будешь позволять ей помыкать собой? - вопрос, заданный Климом, был болезненным и очень неприятным.
- Иди на х*й. - Парни снова заржали, а я допил пиво и откинул бутылку в сторону. Мне хотелось напиться. Вытравить алкоголем болезнь, что распространялась по телу, съедала ненавистью. - Погнали.
- Куда? - удивился Юрка. - Дискач в самом разгаре. Да и Славка внутри, меня просили за ней присмотреть.
- Так и будешь ходить в няньках, - фыркнул я, - поехали в гараж. Напьемся хоть по-человечески.
Юра сказал, что придет позже, только проводит сестру домой. Мы не стали возражать. Бесполезно.
В тот вечер крышу сносило не только у меня. Федька, насмотревшийся на то, как его краля сосется с другим, напился до тошноты. Матвей грузился из-за учебы. А я сидел над текстом. Иногда в таком непонятном состоянии буквы приходят сами собой.
-Ах! - канистра с остатками машинного масла упала с полки, пятно растеклось по полу, распространяя резкий едкий запах.
- Ах! Ох! Ну, ты, как моя соседка бабка Люся! Вечно кудахчет. Теперь пол придется мыть... И зачем так было напиваться? Ведь сразу было понятно, что она тебе не даст.
Друг только недовольно засопел и стал возить половой тряпкой, не стирая, но размазывая пятно.
- Уйди, пьянь, - оттолкнул его и стал сам убирать грязь. Этот гараж ценился нами не меньше, чем собственные дома, может быть даже больше. И пусть здесь иногда некуда было ступить из-за бычков и пустых банок, но, все же, мы старались сохранить здесь видимость чистоты.
Юра пришел через полчаса. Мы сели играть, пугая местных алкашей своими импровизациями.
- Все следят за мной! За каждым моим жестом, словом, взглядом! Все ждут, когда я ошибусь. Когда окажусь на дне, понимаешь? А я не хочу туда. Мне надо на вершину. К славе, - я был настолько пьян, что нес всякую ахинею. Взмокший и абсолютно пьяный. Неадекватный. Злой. Напряженный.
- Э, не, брат. Не трогай мою сестру, ты обещал! - вмешался Юрка.
- Да кому она сдалась? Я тебе про другое вообще говорю! Мне надоело все! Учеба, Машка, даже этот гараж надоел. Я свободы хочу. На сцену. Ловить драйв. Петь. Заряжать толпу и заряжаться самому. Понимаешь? - меня неимоверно несло. Я и сам это понимал, но уже не мог остановиться. Пьяные бредни.
- А Слава? - с каким-то непонятным испугом для меня спросил Юра.
- И слава должна быть обязательно. Придет. И деньги будут.
- Не, Слава уже спит, наверно, - не унимался Зыков. Ну что с ним разговаривать? Я ему про одно, а он мне про другое.
Мы разговаривали с ним на разных языках, но так тоже бывает, если у людей разная степень опьянения. Или слишком одинаковая.
Я помню, что потом звонил Машке, говорил ей кучу гадостей, посылал ее на три буквы, на что она только смеялась, а потом и вовсе выключила телефон. И это разозлило меня еще больше. Я отрубился, не приходя в себя. Просто выключился.