- Прогуляем, - ответил я и решительно направился на выход из класса.

Погода не радовала. Мы курили на детской площадке, морщась от мелкого дождика и кутаясь в кожанки. Весна в Питере была только календарной.

- Хватит дымить, - не выдержал Федька и вытащил у меня сигарету, - тебе надо голос беречь.

Я разозлился.

- Спасибо, что беспокоишься о моем здоровье, мамочка. Может быть, сопельки еще вытрешь?

Он набычился, но оставшуюся сигарету не вернул, потушил каблуком ботинка на толстой подошве, втоптав в твердую темную землю.

- Холод собачий, - Клим был, как всегда, краток. Впрочем, спорить с ним никто не стал.

Какое-то время мы молчали. Каждый думал о своем. Федька, наверно, прикидывал, что ему будет за очередной пропуск. В отличие от моего отца, который не очень волновался за мое обучение, лишь бы не выгнали, его матушка каждый раз психовала, видя новую запись в дневнике. Клим шевелил пальцами, видимо, мысленно подбирал какие-то аккорды. Матвей и Юрка о чем-то тихо перешептывались. Я не мог расслышать, а потому разозлился.

- Больше двух - говорят вслух.

- Ты еще считалочку детскую вспомни, - ухмыльнулся Юрка и сплюнул.

- Надо будет - вспомню. Что за тайны от коллектива?

Пацаны молчали, чем выбешивали меня еще больше. Матюха не выдержал.

- Да, сеструху его к нам переводят. Двоюродную. Напрягли приглядеть за ней, а Юрец думает, как отмазаться.

У меня не было ни братьев, ни сестер. Даже представить себе не могу, если бы кто-то был. Впрочем, если они и появятся, то только сводные.

- А откуда сеструха-то? Не было ведь.

- Из лесу, вестимо... - Юрка хмыкнул. - Тетка моя развелась со своим сибиряком и вернулась сюда. Маман взяла ее под свое крыло, комнаты выделила в нашей квартире, устроила к себе в ресторан, а Славку - к нам в гимназию...

- Погоди, ты же говорил, что сестра, - перебил Матвей.

- Бл*дь, не тупи! Славка, то есть Владислава. Она не любит, когда ее называют Лада. Говорит, я - не продукция отечественного автопрома, - Юрец заржал, и остальные подхватили.

Докурив, решили все-таки вернуться в гимназию. В этом году надо сдавать выпускные экзамены, а потом вступительные. Скорее всего. Поэтому пропускать слишком много не хотелось. Нет, вопрос с армией ни у кого из нас не стоял - родители откупят. Просто все мы понимали, что наглеть тоже не надо. И не важно, что никто из нас не собирался становиться юристом, менеджером или переводчиком, все мы связывали свою жизнь с музыкой. Она у нас текла по венам вместо крови. Но никто не хотел идти против родных, все собирались получить высшее образование. Я неплохо знал английский, отец с детства заставлял заниматься с репетиторами, понимая, что при любой профессии его знание не помешает. Вот я и решил, что изучение иностранных языков - это то, что не будет меня напрягать. Отец был только "за". Он считал, что мое увлечение музыкой временное, а потому просто необходимо получить высшее образование. Любое другое. Не связанное с моим увлечением. Федька и Матюха собирались на юрфак. Юрка - на факультет менеджмента. А Клим решил продолжать терзать свою бас-гитару и закончить все равно что, лишь бы хватило проходного балла. Мы тащились от его безалаберности. Хотя не так уж далеко ушли.

Вернувшись в теплое помещение, я засел за новый текст. Песня не давалась. Никак не мог уловить ее. Мешали одноклассники и монотонный голос учительницы.

- С*ка! - прошипел сквозь зубы, но, как оказалось, слишком громко. Так громко, что меня услышала учительница.

- Серов! Ну-ка, встань, и покинь немедленно класс!

Ну, вот опять. Ничего же не сделал. Жизнь - боль.

***

Я сидел на подоконнике в холле и наблюдал преинтереснейшую картину. Светловолосая деваха стояла под одной из дверей и нерешительно дергала лямку своего разноцветного рюкзака. Здесь с такими никто не ходил. Тряпичный. С кучей значков. Что за прошлый век?

- Да зайди ты уже, не съедят тебя, - не выдержал я и соскочил с подоконника, чтобы ближе подойти к девчонке на пару лет младше и подтолкнуть ее при необходимости.

Она же зависла. Я понимал, что выгляжу не очень. Недосып сказывался на моем лице. Черные круги под глазами выглядели еще более выразительно, если я пользовался черной подводкой. Но ведь не сейчас же. В гимназии мы все были, как из инкубатора - в форме и тщательно причесанные. Никакой косметики. Правда, я носил свои любимые черный ботинки, с которых свисала массивная цепочка. И кольца на руках не снимал. С черепом, в виде креста и "Спаси и сохрани", подаренного на какой-то праздник отцом. Неужели он думал, что сможет таким способом защитить меня? Даже смешно. Но кольцо я все же не снимал. Редко когда папа дарил мне какие-то вещи. На дни рождения и новый год мне просто пополняли и без того не отрицательный баланс. Я же тратил деньги на свое усмотрение. Обычно они уходили на покупку курсовых работ и контрольных, сигареты и выпивку. Еще приходилось делиться с некоторыми "спортсменами", чтобы они нас не трогали за неформальный вид, а также местному клубу, если нам необходимо было провести там репетицию.

- Что?

А девица-то явно не в своем уме, - подумалось мне. Пришлось повторить.

- Иди, говорю. Не съедят тебя за опоздание. Светлана Григорьевна - тетка понятливая.

Светловолосая похлопала своими большими глазками, коротко кивнула и все-таки постучала и открыла дверь. Мне показалось, или она испугалась меня больше, чем недовольства учительницы?

Вернулся на свое пригретое место и снова взял блокнот. Бросил взгляд на уже изученный вдоль и поперек школьный двор. Деревья уже покрылись первыми зелеными листочками, но зима пока не хотела полностью сдавать свои позиции, ругаясь холодным ветром и частыми дождями.

Из головы почему-то не выходил образ только что увиденной девчушки. Олененок Бэмби, не иначе. Невинная овечка. Такое чувство, что первый день в гимназии. Впрочем, может быть, так и есть. По крайней мере, я раньше не видел эту пташку. Что за зоопарк в голову лезет? Так. Надо собраться и написать уже эту песнь.

Сгрыз резинку на кончике карандаша и заметил это только, когда понял, что металлическая оплетка не жуется. Снял ее зубами и выплюнул. Дерево кусалось легче, но грифельный привкус был не очень приятным.

Сколько я так просидел? Не помню. Даже звонок не услышал, погруженный в свои мысли. Помню только, как Юрец схватил меня за рукав и потащил в столовку. Терпеть не могу ту еду, но до магазина было далеко бежать, да и лениво.

- Ты чего на уроке ругнулся-то? - спросил Зыков, запивая какой-то странный на вид пирожок переслащенным чаем.

- А... да песня никак не идет. Меня так разозлила Ражуля своим "Серов", ну, ты в курсе, как я отношусь к своей фамилии... Так вот. Я хотел написать, что мир не серый.

- Какой же тогда? - присоединился к разговору Матюха, вытаскивая из сумки домашние бутерброды с ветчиной. Я, видимо, посмотрел на него такими голодными глазами, что он тут же протянул мне половину. Настоящий друг. - Разноцветный?

Я откусил половину бутерброда сразу и не смог ответить, пока не прожевал и не запил чаем. Что за мерзкое пойло?

- Неа. Черный. - В голове снова откуда-то возник образ светловолосой пташки. Ее вряд ли можно назвать черной. - И белый. На контрасте. Понимаете? Не серый.

Пацаны замолчали, а потом Клим снова сказал кратко и емко.

- Так и запиши. Как это по-английски?

Я тут же, не задумываясь, достал блокнот и написал:

Everything's black

And white

No grey.

Из этого могло что-то выйти. У меня появилась отличная зацепка. По крайней мере, для припева было достаточно и этих нескольких слов.

Прозвучал звонок. Как же я ненавижу их!

- Пора на урок, парни. Вечером, как и договаривались, встречаемся у Клима в гараже. Погнали!

Мы собрали шмотки и отправились на новый урок.

***

Я думал над этой песней весь оставшийся день. Не серое. Только черное и белое. Зло и добро. Ин и янь. Левое и правое. Любовь и ненависть. Я люблю свою музыку, я дышу ею, но терпеть не могу учиться. Мне нравится проводить время с друзьями, но я не выношу, когда они начинают учить меня жизни. А периодически это происходит.