— Я вас слушаю, — сказала Дина.

— В глазах закона глумление над трупом является преступлением.

— Так и должно быть.

— Подобные дела рассматриваются в гражданском суде. Другими словами, родственники Кловиса Гудмэна имеют право предъявить моему клиенту иск за уничтожение трупа их деда.

Ага, вот оно что! Дина сделала глубокий вдох, улыбнулась и кивнула:

— Теперь понятно.

Улыбнулся и Сэнди:

— Вот почему я здесь. Мой клиент хотел бы предложить семье решить проблему мирно.

— Что значит «семье»?

— То есть ныне здравствующим родственникам.

— В таком случае я — это семья.

— А как насчет вашего брата?

— Его уже нет. Лютер умер два года назад — наркотики и спиртное.

— В таком случае обратиться в суд сможете только вы.

— Сколько? — быстро спросила Дина и тут же смутилась.

Сэнди подался вперед:

— Меня уполномочили предложить вам двадцать пять тысяч долларов. Прямо сейчас. Чек лежит в моем кармане.

Женщина тоже начала наклоняться к столу, однако, услышав сумму, замерла. Глаза Дины повлажнели, нижняя губа задрожала.

— О Господи!

Сэнди оглянулся вокруг.

— Именно так. Двадцать пять тысяч.

Потянувшись за бумажной салфеткой, она опрокинула солонку, промокнула слезы и громко высморкалась.

— Всё мне одной? — Голос ее стал хриплым, дыхание участилось.

— Всё вам.

Она прикрыла глаза.

— Мне нужно выпить чего-нибудь холодного.

Трехсотграммовую банку кока-колы Дина осушила единым духом. Сэнди отхлебывал отвратительный кофе и посматривал на покупателей. Спешить ему было некуда.

— Насколько я понимаю, — проговорила наконец она, — если вы примчались сюда и сразу предложили двадцать пять тысяч, то, выходит, можете дать и больше.

— Вступать с вами в торг мне не поручали.

— Но если я пойду в суд, ваш клиент не обрадуется. Вы понимаете, что я имею в виду? Присяжные будут смотреть на меня и думать, будто Кловис сгорел для того, чтобы ваш клиент смог украсть девяносто миллионов.

Поднеся чашку кофе к губам, Сэнди кивнул. Он не мог не восхищаться сидевшей напротив женщиной.

— Будь у меня адвокат, я наверняка получила бы больше.

— Возможно, но на это ушло бы лет пять. К тому же есть и иные проблемы.

— Например?

— Вы не были особенно близки с Кловисом.

— А если была?

— Тогда что помешало вам приехать на его похороны? Это тоже потребуется объяснить присяжным. Вот что, Дина, я приехал к вам договориться. Не хотите — я сажусь в машину и возвращаюсь в Новый Орлеан.

— Ваше последнее слово?

— Пятьдесят тысяч.

— Согласна. — Огромной ладонью, мокрой от запотевшей банки кока-колы, Дина стиснула его руку.

Сэнди достал из бумажника бланк чека и заполнил его.

Затем положил на стол два документа: текст их соглашения и письмо Дины на имя прокурора.

На то, чтобы подписать оба, потребовалось меньше десяти минут.

Кое-какие подвижки происходили и в Бока-Ратоне. Многие видели, как молоденькая шведка торопливо пошвыряла сумки в багажник принадлежавшего Арициа «БМВ» и укатила. Было установлено, что сожительница Бенни добралась до международного аэропорта в Майами и в ожидании рейса на Франкфурт просидела там около двух часов.

Во Франкфурте ее будут ждать. Станут терпеливо следить и ждать, когда она совершит ошибку. А потом найдут и самого мистера Арициа.

Последним официальным актом судьи, который вел дело, стало незапланированное слушание — в его личном кабинете и в отсутствие адвоката обвиняемого. Не было там и обвинителя. В архивы суда не поступило никаких записей об этом слушании. В сопровождении трех охранников Патрик поднялся по черной лестнице к двери Карла Хаски.

Его честь сидел за рабочим столом без мантии. Заседаний суда не предвиделось, день мог бы считаться совершенно спокойным, если бы не одно обстоятельство: утренний арест четырех известных всему городу юристов. Толпившиеся в коридорах люди многозначительно перешептывались.

Раны Патрика скрывали повязки, а несколько мешковатый хирургический балахон напоминал окружающим о том, что мистер Лэниган все еще продолжает лечиться.

Оставшись наедине с Патриком, судья закрыл дверь на замок и протянул своему гостю бумагу:

— Прочти.

Состоявший всего из трех строк и подписанный Карлом Хаски рапорт констатировал его отказ от дальнейшего ведения дела «Штат против Патрика С. Лэнигана». Документ вступал в силу ровно в полдень, то есть через час.

— Все утро я проговорил с судьей Трасселом. Он вышел отсюда минут пять назад.

— Думаешь, он отнесется ко мне непредвзято?

— Трассел будет абсолютно беспристрастен. Я сказал ему, что, по моему мнению, это будет суд не над убийцей. Мои слова он воспринял с облегчением.

— Суда вообще не будет, Карл.

Патрик взглянул на прикрепленный к стене календарь — таким Карл пользовался всегда. Каждый день октября плотно забит слушаниями и заседаниями, работы хватило бы и на пятерых.

— Компьютера ты себе так и не купил? — спросил он.

— Хватает того, что стоит у секретарши.

В этом кабинете они познакомились много лет назад, когда Патрик пришел сюда как адвокат семьи, попавшей в трагическую автомобильную катастрофу. Ведение дела было поручено Карлу. Суд длился три дня, после которых они стали друзьями. Присяжные постановили, что виновник трагедии должен выплатить пострадавшим два миллиона триста тысяч долларов — самую большую сумму за всю историю судопроизводства на побережье. Фирма Богена согласилась уладить дело за два миллиона ровно, и треть, как полагается, юристы оставили себе. После уплаты каких-то долгов и некоторых покупок оставшаяся сумма была поделена на четверых. В то время Патрик еще не входил в число партнеров, и они неохотно поощрили его премией в двадцать пять тысяч.

Это было то самое заседание суда, которое стало звездным часом Кловиса Гудмэна.

Оглядев отставшие от стены обои в углу, Патрик поднял глаза к потолку, на коричневое пятно от протекшей с крыши воды.

— Неужели в округе нет денег на ремонт? За последние четыре года твой кабинет ничуть не изменился.

— Мне осталось просидеть в нем всего два месяца. Плевать.

— Помнишь процесс по делу Гувера? Мой первый под твоим руководством и самый блестящий?

— Конечно. — Карл положил ноги на стол и сцепил руки на затылке.

Патрик рассказал ему историю Кловиса Гудмэна. От начала и почти до конца.

Его неторопливое повествование было прервано громким стуком в дверь. Принесли обед. Стоявший на пороге служитель держал картонную коробку, от которой распространялся тонкий аромат. Патрик встал рядом со столом и наблюдал за тем, как из коробки появился салат из икры и огромные клешни краба.

— Это от Мэри Мэхони, — объяснил Карл. — Боб послал вместе с приветом тебе.

Заведение Мэри Мэхони представляло собой нечто большее, нежели просто оазис для измученных голодом и жаждой судей и адвокатов. Оно было старейшим на побережье ресторанчиком, славившимся деликатесами и салатом из икры.

— Передашь ему и мой, — ответил Патрик, протягивая руку к клешне. — В ближайшее время я думаю поужинать у него.

Ровно в полдень Карл включил втиснутый на книжную полку маленький телевизор, и оба, не проронив ни слова, просмотрели репортаж об утренних арестах. Событие никак не комментировалось. Сами юристы, казалось, потеряли дар речи. Ничего, к удивлению смотревших, не сказал и Морис Маст. Представители ФБР тоже молчали. Сколь-нибудь значимая информация отсутствовала. Журналистке, готовившей репортаж, оставалось только фильтровать слухи.

Тут-то и всплыло имя Патрика. Из каких-то источников ей стало известно, что аресты стали частью детального расследования дела мистера Лэнигана. На экране замелькали кадры, запечатлевшие прибытие Патрика в суд Билокси на первое слушание. Затем появилось простое и честное лицо ее коллеги. Приглушенным голосом он оповестил зрителей о том, что в данный момент стоит у двери расположенного в Билокси офиса сенатора Гэрриса Нея, двоюродного брата Чарлза Богена. В настоящее время сенатор находится в Куала-Лумпуре с торговой делегацией, визит которой, если окажется успешным, позволит создать в штате Миссисипи новые рабочие места, правда, заработная плата будет минимальной. В связи с этим сенатор не имеет возможности сообщить что-либо о факте ареста. Никто из восьми сотрудников его офиса вообще ни о чем не слышал и мнение свое высказать не пожелал.