Итогом распада Турецкой империи стало также появление Саудовской Аравии, контроль над которой, по мнению Н. Хаггера «по-прежнему оставался в руках англичан, которые действовали через короля ибн Сауда… Ибн Сауд передал первую концессию на арабскую нефть британской инвестиционной компании Eastern and General Syndicate еще в 1923 году», на него же Англия изначально возложила защиту Суэцкого канала [48]. В 1928 году британцы составили Соглашение, ограничивающее действия иностранных нефтяных компаний, а «Рокфеллеры обнаружили, что британцы через Royal Dutch и Shell блокируют их действия» [48].
«Рокфеллеры… получили контроль над германскими химическими и фармацевтическими компаниями, а в 1926 году смогли объединить их в компанию I.G. Farbenindustrie AG. Черчилль был в ярости. Он блокировал действия Рокфеллеров в Саудовской Аравии. Британия отказалась дать сотрудникам Standard Oil визы и впустить в страну корабли, осуществлявшие необходимые поставки. Британская империя продолжала угрожать турецким, аравийским и иранским нефтепромыслам, контроль над которыми хотели получить Рокфеллеры».
Николас Хаггер, «Синдикат»
И вот теперь Standard Oil заправляла танки Роммеля, которые могли изменить шаткое равновесие в пользу американских интересов. Однако договоренности Идена и Майского привели к вводу англо-советских войск в Персию. «Первой целью был захват нефтепромыслов… Англия и Россия боролись за свою жизнь», – писал Черчилль [84] о проведении с 25 августа по 17 сентября операции «Согласие» (Operation Countenance) [85]. Впоследствии, уже 15 декабря 1946 года, после вывода советских войск из Южного Азербайджана (Иран) с ведома Черчилля 20-ю дивизиями английских войск была проведена массовая кровавая расправа над сторонниками СССР среди оставшихся [87].
В 1942 году Черчилль направил членам английского правительства и президенту США Рузвельту несогласие с возможностью допустить советские войска в Европу [67]. Позднее Рузвельт в беседе с советским послом заявил, что «всегда стоял за высадку во Франции, но Черчилль против этого». Более того, летом 1942 года глава советского правительства получил послание Черчилля с информацией о прекращении отправки военных грузов в СССР Северным морским путем, потому что «Англия не может рисковать потерей или повреждением своих кораблей».
Отговорив от высадки в Европе Рузвельта, 12 августа 1942 года Черчилль в сопровождении военачальников прибыл в Москву, и, сославшись на недостаток десантных судов и нежелание прерывать «большие приготовления» к операции в 1943 году, заявил, что «считает невозможной организацию второго фронта в Европе в 1942 году». Рядом за столом кивал прибывший по собственной инициативе Аверелл Гарриман, любовник и будущий муж невестки Черчилля Памелы Дигби, матери внука Черчилля.
Мало того, что в 20-х годах Гарриман являлся владельцем концессий на территории Грузии, которые еще и кредитовались за счет советских банков, в момент беседы он был владельцем польских шахт, в которых трудились заключенные концлагерей, что делало его более чем кто бы то ни было, заинтересованным в так называемой «пассивной политике». Из разговора Черчилль вынес, что «никогда за все время не было сделано ни малейшего намека на то, что они [Советы] не будут продолжать сражаться, и я лично думаю, что Сталин вполне уверен в том, что он победит». 8 ноября 1942 года была произведена высадка на севере Африки 6 американских и 1 английской дивизии, для которой неожиданно нашлись необходимые 650 военно-морских транспортных судна. Советский посол обратил внимание Энтони Идена, что «советские люди не могут понять и объяснить политику английского правительства» [16][64][88], не известно рассказал ли в этой беседе Иден, что примерно в это время в этом районе находились французские, польские, бельгийские золотые резервы, за которыми как раз, видимо, и гонялись англичане с немцами, чем и объясняется срочность высадки в Африке.
На открывшейся в январе 1943 года конференции в Касабланке стало понятно, что английские представители по-прежнему не желают начинать наступательную операцию в Западной Европе даже и в 1943 г., теперь уже под предлогом того, как выразился Иден, что в «Северную Африку доставлено большое количество войск, оружия и снабжения и возвращать все это назад в Англию после окончания операций в Тунисе было бы трудно из-за недостатка судов». Как вспоминал присутствовавший в Касабланке сын Рузвельта: «Приняв решение о вторжении союзных армий в Сицилию, чтобы таким образом вывести, как мы надеялись, Италию из войны, мы тем самым признавали, что вторжение через Ла-Манш придется отложить до весны 1944 г.».
С 12 по 25 мая 1943 года, на следующую Вашингтонскую конференцию «Трайдент» советское правительство приглашено не было. Как считает американский историк Фейс, Черчилль во время этой конференции определил: следующей целью после захвата Сицилии будет Италия. 29 мая он был уже в Алжире, где на переговорах склонил к своему плану Эйзенхауэра. Английский посол Керр высказал озабоченность новым переносом сроков десанта в Европу, однако премьер его урезонил: «Вы можете сделать Сталину дружеский намек на опасность раздражения двух западных держав, чья военная мощь возрастает с каждым месяцем и которые могут сыграть полезную роль в будущем России. Даже мое долго испытываемое терпение не безгранично». 2 июля Черчилль и вовсе заявил о своем решении прекратить обмен посланиями с главой Советского правительства, так как это приводит лишь «к трениям и взаимному раздражению» [16].
Пока шла Вашингтонская конференция, в Каире английские танки блокировали королевский дворец, и британский посол в Египте лорд Киллерн предъявил королю Фаруку ультиматум: назначить либерально-националистическое правительство Наххас-паши или отречься от престола, ему дали пятнадцать минут на размышление и два часа на сборы, после которых король принял ультиматум [13]. Кстати, в результате таких действий выступить против гитлеровской коалиции Египет смог только после смещения правительства назначенного Наххасом [68].
Еще в апреле 1942 года Рузвельт обращался к Черчиллю: «Дорогой Уинстон!.. Ваш народ и мой требуют создания фронта, который ослабил бы давление на русских, и эти народы достаточно мудры, чтобы понимать, что русские убивают сегодня больше немцев… чем мы с вами, вместе взятые» [69]. Британская Tribune недоумевала: «Где бы ни собрался народ, его волнует лишь один вопрос: когда мы вышлем подкрепление Советскому Союзу?». В США, где 48 % населения было за немедленное открытие фронта, общественные движения призывали сенаторов оказать помощь СССР [25].
Уже к следующему году фронт боевых действий представлял собой советское противостояние группировке противника численностью от 425 до 489 дивизий, а 5 июля германское наступление положило начало Курской битвы, в которой с обеих сторон участвовало более 4 млн. человек. Почти в то же время, с 10 по 17 августа «союзники» силами 7 английских и 6 американских дивизий произвели высадку в Сицилии, где им противостояли 9 итальянских и 2 немецкие дивизии [16], которые блокировали англо-американские войска, что низвело десант до второстепенного эпизода войны [66]. Согласно воспоминаниям ветерана Эдгара Джонса (Edgar L. Jones), в результате высадки «союзники» потопили собственный корабль, а судно, на котором прибыл Джонс, сбило четыре немецких самолета и три своих, что по сравнению с другими считалось неплохим средним результатом [41]. После первого дня итало-германская авиация больше не появлялась над Сицилией, однако высадившиеся встретили прибывающее свое авиадесантное подкрепление таким огнем, что в течении нескольких часов сбили 23 самолета с парашютистами. Союзные корабли также не подпускали свои же самолеты к захваченному плацдарму, и Эйзенхауэр был вынужден отдать приказ вообще не стрелять по самолетам, пока они не обнаружат «враждебных намерений». Все это происходило на фоне того, что итальянские части не проявляли никакого желания сражаться, десантные части захватили «каблук» итальянского «сапога» без единого выстрела, британская армия не встречая сопротивления, углубилась в Калабрию. Соединившись с 5 американской арией «союзники» замкнули фронт, отрезав самый юг Италии, и медленно двигаясь, с начала сентября до конца осени вышли на рубеж «зимней линии» немецкой обороны в 120 километрах южнее Рима [13].