Кочер опускается рядом с ним на колени и прощупывает его на предмет наличия оружия. Мужчина воет от боли. У него пулевое ранение в правую руку, а из правой ноги вырван кусок мяса размером в два дюйма. Он имеет сирийский паспорт на имя Ахмеда Шахады. Ему двадцать шесть, а в графе “адрес в Ираке” у него указана гостиница “Палести­на” в Багдаде – по местным меркам, один из лучших отелей, где останавливаются иностранные журналисты и евро­пейские сотрудники гуманитарных миссий. В кармане рубашки у него 500 сирийских фунтов, пачка обезболивающих по рецепту и въездная виза в Ирак с датой въезда – 23 марта. Он приехал всего неделю назад. В разделе иммиграци­онной анкеты, где указывается цель поездки в Ирак, у него от руки написано “Джихад”.

Новости об иностранной принадлежности вражеских бойцов будоражат морпехов. “Мы только что сражались с на­стоящими террористами”, - говорит Брайан. После почти двух недель в полном неведении относительно того, кто в них стреляет, морпехи наконец-то могут взглянуть врагу в лицо. Офицеры разведки из первой дивизии морской пехо­ты позже прикидывают, что около пятидесяти-семидесяти пяти процентов всех вражеских боевиков в центральном Ираке были иностранцами. В основном, это – молодые палестинские мужчины с сирийскими или египетскими пас­портами. “Саддам предложил этим мужчинам землю, деньги и жен в обмен на то, что они приедут сюда и будут за него сражаться”, – говорит офицер разведки.

Оказывается, война за будущее этой страны преимущественно ведется между двумя армиями вторженцев.

2 апреля, незадолго до полуночи, батальон достигает окраин Эль-Кута. Эль-Кут – самый крупный город в северо-цен­тральном Ираке, и расположен в 110 милях севернее Насирии. Что еще важнее, это – штаб-квартира дивизии Респуб­ликанской гвардии. Но предполагаемая решающая схватка в Эль-Куте так и не происходит. Вскоре после достижения городских окраин, батальон получает приказ направиться в Багдад. Захват Эль-Кута никогда и не был истинной це­лью.

Вся эта кампания была уловкой – обходным маневром, задуманным для того, чтобы убедить иракское правительство, что основное вторжение США осуществляется через центральный Ирак. Стратегия была успешной. Иракцы оставили ключевую дивизию и другие силы в Эль-Куте и окрестностях, для того чтобы препятствовать вторжению морской пе­хоты, которого так и не произошло. Учитывая, сколько иракских сил было здесь сконцентрировано, Багдад оказался относительно не готовым к отражению предстоящего нападения объединенных сил Армии и морской пехоты. Генерал Джеймс Мэттис, командующий первой дивизией морской пехоты – ключевой архитектор этого обманного маневра, позже хвастается мне: “Иракцы думали, что мы пойдем напрямую через Эль-Кут – что “тупые морпехи” будут проби­ваться в Багдад напролом через самую опасную территорию”. И хотя план блестяще сработал, Мэттис добавляет с присущей ему скромностью: “Не такой уж я талантливый генерал. Я просто сумел дать отпор другим генералам, ко­торые ни черта в этом не понимают”.

Два дня уходит на то, чтобы достичь предместий Багдада. Наспех сооруженные нефтяные трубопроводы тянутся зиг­загом вдоль ведущего в город шоссе. Они были построены Саддамом, чтобы залить в прилегающие траншеи нефть и поджечь ее. Теперь повсюду висит дым. Саддам задумывал эти пылающие нефтяные траншеи как некое подобие обо­ронительных сооружений, но они всего лишь вносят дополнительный вклад в общее загрязнение окружающей среды и отчаяние. У некоторых канав валяются разбухшие в двойном объеме мертвые коровы. Над взорванными зданиями клубится дым. Вдалеке грохочет артиллерия. Каждые несколько километров можно видеть разбросанные небольши­ми кучками человеческие тела. Это обычное жуткое зрелище страны, где идет война. На подъезде к последнему лаге­рю морской пехоты у самого Багдада, машина Эсперы резко виляет в сторону, чтобы не наехать на человеческую го­лову, которая валяется на дороге. Когда машина поворачивает, он выглядывает из окна и видит, как собака грызет тело человека. “Что может быть отвратнее этого?” – спрашивает он.

Как бы там ни было, Персон реагирует совсем иначе. Чуть поодаль от шоссе, поблескивая словно какое-то религиоз­ное сооружение, стоит современное стеклянное здание с яркими пластиковыми вывесками спереди. Это иракский ва­риант 7‑Eleven. Разоренное и разбитое, это здание вселяет в Персона надежду. “Черт! – говорит он. – Здесь видно даже какие-то признаки цивилизации”.

Первый разведбатальон останавливается в поле с высокой травой рядом с взорванными промышленными зданиями. Багдад еще слишком далеко, чтобы разглядеть, что там происходит, но достаточно близко, чтобы слышать круглосу­точное громыхание артиллерии и взрывов американских бомб. Бомбежка бухает словно монотонный ритм стереоси­стемы с усилителем басов в припаркованном под окнами автомобиле.

В первый же вечер под Багдадом я подсаживаюсь к Капитану Америке. В Кувейте, когда Капитан Америка еще носил усы, он был как две капли воды похож на героя Мэтта Диллона из комедии “Все без ума от Мэри”– туповатого жули­ка-обольстителя. Сейчас он производит впечатление одного из самых вдумчивых и красноречивых людей в батальо­не, и я начинаю гадать, не обманываются ли на его счет рядовые бойцы. Он очень приятен в общении, но ему свой­ственна какая-то рассеянная напряженность, одновременно харизматическая и изматывающая. Он смотрит на вас в упор немигающим взглядом, и при этом кажется, что зрачки его слегка вибрируют. Он подкрепляет категоричное и неожиданное политическое наблюдение – “в этой части света было бы куда лучше без нас” – ницшеанским размыш­лением о смертоносной природе битвы. “Мы можем погибнуть прямо сейчас, в любой момент, - говорит он, наклоня­ясь вперед. – Из-за этого легко потерять рассудок. Рассудок отступает перед страхом смерти”. И добавляет: “Но сохранять спокойствие и оставаться там, где тебя ожидает верная смерть – это еще и признак безумия. Чтобы выжить в бою, нужно сойти с ума”.

Когда я заговариваю с ним о том, что люди жалуются на него – на его склонность время от времени втравливать их в ребяческую, но опасную “охоту за сокровищами” – иракскими военными сувенирами, он начинает подробно описы­вать относительные достоинства иракского и американского оружия, открыто признавая, что брал иракские АК. Он даже хвастается тем, что однажды убил из этого оружия одного вражеского бойца. “Это хорошее оружие ближнего поражения, подходящее для ведения стрельбы из машины”, – говорит он, и с этим вряд ли поспоришь.

Сержант Кочер – один из подчиненных Капитана Америки – замечает нас вместе и позже подходит ко мне, чтобы рассказать кое о чем, что его беспокоит. Кочер – ветеран Афганистана, где служил в одной группе с Колбертом. Как и Колберт, Кочер считает себя чрезвычайно опытным профессионалом. Мальчишкой он “носился по лесам Пенсильва­нии”, и имеет крепкое телосложение. После увольнения из корпуса морской пехоты он планирует стать профессио­нальным бодибилдером. В ситуациях, когда Капитан Америка демонстрирует лишь мерцательное присутствие, Кочер полностью сосредоточен. Теперь он возглавляет свою собственную разведгруппу, и утверждает, что три ночи тому на­зад во время патрулирования у Аль-Кута Капитан Америка пытался заколоть штыком вражеского военнопленного. По словам Кочера, его группа действовала в полной темноте – морпехи были в очках ночного видения, когда наткнулись на вражеского бойца, который стоял на коленях в окопе, пытаясь от них спрятаться. Он с двумя морпехами прибли­зился к иракцу, наставив на него оружие. “На самом деле, –говорит Кочер, – мы все были сами не свои, потому что ра­нили сержанта Патрика, и я хотел пристрелить этого парня. Но это бы выдало нашу позицию”. Двое его людей разо­ружили иракца, а Кочер грубо

заломил ему руки за спину. В этот момент, по словам Кочера, Капитан Америка набросился на пленного из темноты с выставленным вперед штыком. (Задолго до этого инцидента я слышал, как рядовые бойцы допекают Капитану Аме­рике за то, что он с напыщенным видом расхаживает со штыком – это что-то вовсе несвойственное другим морпехам в батальоне. “Он просто чрезмерно все драматизирует, чтобы почувствовать себя героем”, – говорит один морпех.) Ко­чер говорит: “Он перепрыгивает через меня и всаживает штык ему в грудь. Он превратил ситуацию в сплошной хаос”.