Книга пользовалась огромным читательским успехом и стала первым художественным произведением национальной литературы США.

К 26 годам Ирвинг был уже известным очеркистом и поэтом, завсегдатаем разнообразных литераторских вечеринок. Невысокий, голубоглазый, от природы склонный к меланхолии, он был само дружелюбие и имел успех у прекрасного пола. Он работал клерком в юридической конторе. В 1815-м отправился по делам отца в Ливерпуль. Три года провел в Европе, знакомясь с писателями, художниками и актерами. С помощью В. Скотта он издал первый сборник своих рассказов — «Книга скетчей» (1819). В поисках материала для новелл он колесил по Германии, Франции и Англии, снова жил в Париже, вращаясь в артистической среде. Он и сам прекрасно рисовал, обожал музыку Баха, Моцарта, Россини, превосходно знал литературу и философию, изучал испанский язык. До 1826-го, когда он выехал с дипломатической миссией США в Испанию, вышло еще два сборника его рассказов. В Мадриде Ирвинг с жаром кинулся изучать прошлое Испании, в результате чего сочинил пространный труд «Жизнь и путешествия X. Колумба», представляющий собой сложный сплав документального повествования с авантюрным романом, приправленным готическими ужасами и фантастикой. Среди его друзей в Испании был князь Долгоруков, с которым он много путешествовал по стране на лошадях. В 1829-м Ирвинг вернулся в Лондон, где тоже был на дипломатической службе. Он дружил с Годвином, Мэри Шелли, Колриджем, высоко ценил Диккенса, гостил у В. Скотта. В США он вернулся лишь в 1832-м. Как ни странно, в Испании он изменил своей привычке вести дневник. И на родине долго ничего не писал, лишь рассказав читателям о поездках по Штатам и составив жизнеописание крупного купца пушнины Астора.

Книга об Асторе вызвала бурю негодования Фенимора Купера: «Нашел великого человека!» — восклицал тот. Но для Ирвинга Астор был воплощением тех многих и многих американцев, которые своим трудом и нажитым богатством способствовали процветанию его страны. Последние годы жизни Ирвинг отдал созданию не слишком удачных книг о Голдсмите и Магомете, после чего предпринял титанические усилия по написанию пятитомного описания жизни Джорджа Вашингтона и умер после выхода последнего ее тома.

Благодаря Ирвингу, считают американские литературоведы, в США родилось искусство слова. Он внушал серьезное уважение молодым американским писателям, чутко следил за пульсом общественной жизни и был необычайно наблюдательным.

В своем первом и прославленном рассказе «Рип Ван Винкль» Ирвинг воспел родные края, берега Гудзона, дал яркие бытовые зарисовки — и в то же время наполнил повествование, с одной стороны, фантастикой, с другой стороны — подтекстом, горьким сожалением о быстротекущем времени. В то же время образ главного героя, болтуна, добряка и ленивца, — это протест писателя против излишней деловитости сограждан. «Иметь деньги для меня — значит чувствовать себя преступником», — говорил Ирвинг. И как символ бессмертия такого человеческого типа, которому претит суета быстротекущей, напористой жизни, в рассказе показан сын Рипа, такой же добрый увалень, как и его отец.

Сюжет рассказа стар: его следы теряются в глубокой древности. Но в отличие от древнегреческих его воплощений, как и немецких более позднего времени, рассказ Ирвинга исполнен не трагизма, но иронии и светлой грусти.

Сюжеты и других новелл Ирвинга взяты из многих известных источников — большей частью немецких. Таковы и «Легенда о Сонной лощине», и «Жених-призрак». Но Ирвинг их часто просто пародирует, переворачивает с ног на голову. И делает это с неподражаемым обаянием. В рассказе «Полный джентльмен» ирония Ирвинга в отношении «таинственного» перехлестывает буквально через край, он попросту водит читателя за нос, выдвигая несколько версий «тайны» неизвестного и в результате оставляет его ни с чем: «таинственный» герой рассказа попросту уезжает, и никакого раскрытия его мнимой тайны не следует.

Плодом испанского периода стал сборник «Альгамбра», по названию старинного мавританского дворца, где теперь жили бродяги, порассказавшие писателю немало диковинных сюжетов. «Я обрабатываю старые сказы, — говаривал Ирвинг, — и приспосабливаю их к нынешнему романтическому вкусу. Получается нечто среднее между историей и романтикой».

Обладая безупречным стилем, писатель всегда чувствовал желание переписать заново каждое свое произведение. Он сравнивал себя с дирижером, а свои произведения с оркестром. И надо сказать, что новеллы его — настоящие симфонии красоты, добра, юмора и романтики.

В 1938 г. произошло событие, каким-то образом повторяющее казус публикации «рукописи Никербокера»: известный нью-йоркский библиофил Джордж Хелмэн за бесценок купил у букиниста старую рукопись неизвестного автора. При изучении рукописи выяснилось, что это сборник не опубликованных ранее рассказов и очерков В. Ирвинга. Рукопись принадлежала некоей Матильде Хоффмэн, другу писателя. Эти рассказы он однажды читал в ее доме и по ее просьбе подарил их ей или просто не сумел получить обратно. Обнаруженные сочинения были тут же изданы роскошным изданием.

— одна из самых ярких и вместе с тем самых мрачных фигур американской литературы. Гений и маньяк, красавец и психопат, плодовитый писатель и нищий отщепенец, изгой общества — вот краткий список противоречивых черт этой незаурядной личности.

Э. А. ПО — гений и маньяк, жизнь, творчество и смерть которого неразрывно связаны с тайной.

Ничего нет удивительного в том, что у противоречивого, незаурядного человека, наделенного могучим, к тому же — инфернальным талантом, была масса врагов на протяжении многих лет, как при его жизни, так и после его смерти стремившихся исказить сущность его личности и судьбы.

Это тем более естественно, если учесть, что сам По то и дело искажал факты своей биографии, способствуя созданию о себе фантастической и не слишком лестной легенды. Он ни разу не назвал истинного года своего рождения. Никогда за всю жизнь не побывав за границей, он сочинял небылицы о своем путешествии в Петербург, якобы помешавшем ему отправиться на баррикады в Грецию. Сильный и ловкий с детства, он распространял слухи о том, что в юные годы отличался хилым здоровьем, не помешавшим ему, однако, проплыть однажды шесть миль по Джемс-ривер. Не просматривается ли в некоторых из этих высказываний писателя стремление навести читателей и критиков на мысль о своем сходстве с Байроном? Бодлер, французский гений, не менее таинственный по складу, чем По, попался на эту наживку и в своем очерке об американском собрате назвал его «Байроном, по ошибке родившимся в скверном обществе». В юности Э. По увлекался Байроном и Колриджем, и это не могло не отразиться на его будущем творчестве. Как не могло не отразиться на его характере то необычное положение одного из первых в Америке писателей-профессионалов, которое обрекло его на жизнь, полную нужды и лишений. Он не был землевладельцем, как Фенимор Купер, не преподавал, как Лонгфелло, не стал актером, как его родители, и не занялся торговыми операциями, как принявший его в свою семью после смерти родителей табачный негоциант Джон Аллен...

Он жил в мире литературы. Аллен баловал его, мальчик был окружен слугами и гувернерами. Он любил слушать сказки няньки-негритянки. Или рассказы часто бывавших в доме Аллена заезжих купцов об их невероятных приключениях на море. С переездом Аллена в Англию Эдгар побывал в стенах лондонского пансиона, а после возвращения в Штаты поступил в аристократический Виргинский университет. Знания давались ему легко. Он любил литературу, но обладал незаурядными познаниями в ботанике, химии, математике и медицине. Занятия литературой начались для По с переводов Торквато Тассо и Гофмана, сочинения пьес и эпиграмм. Аллен не понимал страстного, порывистого мальчика. И не торопился усыновлять его, тем более — делать его своим наследником. Это било по самолюбию юноши. Чтобы иметь карманные деньги, он принялся играть в карты, наделал долгов и, рассорившись с Алленом, в 17-летнем возрасте покинул его дом, а значит — и университет, где успел проучиться всего год.