– Вы только поглядите! Беглая девка!

– А может, вообще монашка?

– А может, она как раз с позорного столба? – И они стали дергать ее за платье и лапать.

Улочка была узкой, убежать можно было только в одном направлении. Эдита, которую оскорбляли пьяные мужчины, пыталась защищаться, насколько хватало сил. И в то время как юноша становился все настойчивее, прижимая ее к двери дома, старик открыл двери и грубо втолкнул девушку в темный коридор.

Лестница справа вела на верхний этаж. На эту лестницу они и стали совместными усилиями загонять Эдиту. Старик держал девушку, а его сын стягивал с себя штаны.

– Нет, нет, нет! – закричала Эдита и стала отбиваться. В подобной ситуации она обрела дар речи и теперь смертельно боялась, что снова может онеметь. Эдита царапалась, плевалась, дралась и попала старику коленом между ног, да так сильно, что тот взвыл от боли и кулем свалился на пол.

Поскольку юноша был сильно пьян и занят раздеванием, он совершенно не заметил происшедшего, и Эдита воспользовалась моментом. Она вскочила, выбежала на улицу и бросилась бежать по узкой улочке по направлению к кампо деи Санти Апостоли.

Укрывшись под арочными сводами, Эдита наконец остановилась. От холодного влажного ночного воздуха болели легкие. По пустой площади эхом разносился собачий лай. И только теперь девушка заметила, что забыла в доме у лавочника свой мешок. Да и платка, которым она покрывала волосы, тоже не было.

Эдита оглядела себя с ног до головы. Платье было разорвано на груди, подол изодран в клочья. Она провела ладонью по лицу и увидела, что из носа течет кровь. Девушка всхлипнула и стала бормотать себе что-то под нос, только чтобы слышать свой голос.

На площади раздались поспешные шаги. Эдита вздрогнула и прижалась всем телом к выступу стены. Шаги сопровождались собачьим лаем. Девушка не решалась вздохнуть. Но звук шагов исчез так же внезапно, как и появился.

И тут Эдита не выдержала. Она рыдала так, как никогда еще в своей жизни не рыдала. Она оплакивала свою жалкую судьбу, бедность и беспомощность, свою слабость – и внезапно поняла, что вряд ли что-то изменится, если ей не удастся вырваться из этого проклятого замкнутого круга. Разве хотелось ей до конца своих дней спать на грязных ступеньках, быть предоставленной на растерзание всем ветрам и произволу злых людей? Неужели же она действительно хотела бродить по городу оборванная, словно бездомная кошка, есть заплесневелый хлеб и жиденький супчик у монахинь Святой Маргариты? Зачем она снова обрела дар речи, если использует его лишь для того, чтобы попрошайничать?

Жалость к себе смешивалась со злостью. Эдита чувствовала, что ее охватила ярость, злость на богачей, гнев на мужчин и особенно на собственного отца, из-за которого она вынуждена была так жить. Всхлипывая, замерзая, борясь с собой и своей судьбой, девушка прислонилась к стене церкви и стала проклинать тот день и час, когда уступила своему отцу и согласилась уехать из Майнца. Неожиданно ей в голову пришел простой вопрос: почему ты отказываешься принять наследство Доербеков? Что это, гордость, скорбь, стыд, страх или просто навязчивое желание страдать? И разве не глупость – каждая из этих возможных причин?

Пошел дождь. С крыши бокового нефа падали крупные капли, брызгая на ее разодранное платье. Перед Эдитой лежала безлюдная площадь, похожая на темное зеркало, сверкающая и таинственная. Крысы шныряли по камням, пищали и дрались за объедки, оставленные дикими кошками. Эдита с отвращением отвернулась. Как же давно она спала в сухой теплой постели, ела за столом и мылась в чане!

Когда дождь пошел сильнее, Эдита быстро перебежала под главный портал церкви, где уже спали трое нищих. Опасно было оспаривать спальное место у незнакомых попрошаек, поскольку спальные места в отдельных частях города распределяли короли нищих, по крайней мере, лучшие из них. Особой популярностью пользовались ризницы окружающих церквей, от которых у королей были свои ключи, и пристройки нефов, выходящие на узкие боковые каналы.

Чтобы избежать ненужных споров, Эдита предпочла разделить остаток ночи со Скорбящей Матерью, которая занимала нишу в стене слева. За мраморной статуей было достаточно места для сна.

Эдита дремала до рассвета, и прежде чем кампо деи Санти Апостоли оживился, она успела принять решение. С первыми лучами солнца девушка направилась к Чезаре Педроччи, адвокату, чтобы выяснить, какие формальности необходимо уладить в связи с наследством Доербеков.

Заспанный Педроччи, который принял ее в халате, несмотря на ранний час был очень рад появлению Эдиты и тут же потребовал десять процентов от унаследованного состояния или четыре корабля – тогда он будет работать. Адвокат, уродство которого превосходила только его алчность, думал, что Эдита глупа, и до недавнего времени так оно и было. Но прошедшая ночь сделала из скромной, доверчивой девушки совершенно другого человека, человека, которого она и сама еще не знала – непреклонного, уверенного в себе и решительного.

– Послушайте, адвокат, – ответила ему Эдита, – я допускаю, что по моему виду можно подумать, будто меня легко одурачить. Но по одежке не судят. Я предлагаю вам не более одного процента, и если будете артачиться, моими делами займется кто-нибудь другой из вашего цеха. В Венеции много адвокатов.

Решительность, с которой ответила ему девушка-оборванка, смутила Педроччи. Темно-красный нарост у него на носу посинел. Адвокат ловил воздух ртом. Наконец Педроччи согласился и ответил:

– А вы знаете, донна Эдита, вы – сказочно богатая женщина! Кроме палаццо Агнезе вам принадлежат три арсенала и третий по величине флот в Венеции. Плюс наличные – более трех тысяч золотых дукатов. Вас можено только поздравить.

– Оставьте поздравления при себе! – отрезала Эдита. – Меня интересует не столько точное описание моего состояния, сколько налог на наследство в республике.

Чезаре Педроччи обещал ей выяснить это к завтрашнему дню.

Неожиданное наследство Эдиты и то, как она им распоряжалась, вызвало множество слухов в Кастелло и Дорсодуро, Сан-Марко и Каннарегио. Первым делом новая хозяйка палаццо Агнезе уволила всех, кроме Джованелли, командующего флотом. Та же участь постигла и мебель палаццо Агнезе. Портному в Сан-Марко, который уже служил Ингунде Доербек, Эдита заказала дорогие платья из парчи и камки. Брадобрей с Риальто сделал для нее рыжий парик из длинных волос цыганки, которые та продала за два скудо. Так Эдита исправила единственный недостаток, напоминавший о ее бесславном прошлом.

У того, кто богат, нет недостатка в друзьях. Самые видные и состоятельные мужчины роем вились вокруг Эдиты, ища ее расположения. Среди них был мессир Аллегри из Совета Десяти, капитан корабля Доменико Лазарини, сказочно богатый судовладелец Пьетро ди Кадоре и адвокат Чезаре Педроччи, который уделял внимание Эдите не только исходя из финансовых интересов.

Повинуясь инстинкту, которым обычно обладают только опытные женщины, Эдита однажды пригласила их всех к себе, чтобы услышать, чего они хотят. Она не знала наверняка, но догадывалась, что они враги. Если забыть о том, что донна Эдита была юной девушкой на выданье, то Лазарини и ди Кадоре больше всего интересовались семью кораблями богатой наследницы, тогда как Аллегри и Педроччи предпочитали земельную собственность и деньги Эдиты.

Эдита приняла мужчин в своем заново обставленном салоне на втором этаже палаццо Агнезе. Обтянутые желтым шелком стены и белая мавританская мебель придавали некогда мрачному залу для приемов даже некоторую игривость. Все четверо полагали, что в гости пригласили его одного, но, раскусив хитрость, все же сделали хорошую мину при плохой игре и стали осыпать богатую наследницу комплиментами. Они вели себя словно комедианты в театре и не удостаивали друг друга даже взглядом.

Когда Аллегри закончил свои восхваления, Эдита обратилась к нему, причем по ее улыбающемуся лицу ничего нельзя было прочесть:

– Мессир Аллегри, я вас не узнаю. Во время нашей последней встречи вы назвали меня «сукой». Хотя мой характер, да и вообще поведение нисколько не изменились, теперь у вас для меня находятся только хорошие слова.