Но мы все равно поселились в самом дешевом мотеле, какой смогли найти в Лос-Анжелесе. Грязные стены, свалявшийся ковер, а простыни были такие изношенные и тонкие, что их можно было использовать как кальку.

Было поздно, но я не могла заставить себя переодеться в пижаму и почистить зубы. Полностью одетая, я лежала, уставившись в потолок. Я желала хорошенько выплакаться, но по каким–то причинам слез не было.

У моей мамы есть слезы. Она сейчас много плачет. Можно сказать, что-то совсем обыденное, например: “Ты не видела мою домашку по математике?”, и она зальется слезами и бросится в комнату. Бесполезно её утешать. Ей нужно выплакаться, прежде чем она снова придет в норму и выйдет в хорошем настроении.

Лия — эксперт в области плача. Я видела, как она рыдала, когда родители кричали на неё, и тут же прекращала, как только они покидали комнату. Я сейчас говорю не про нытье (так каждый может), а про настоящие слезы, стекающие по щекам.

Когда мы были детьми и дрались, родители выслушивали её версию, рассказанную, захлебываясь от рыданий, а затем мою, рассказанную с ясными глазами, и я всегда оказывалась виноватой. Так что я определенно вижу смысл в рыданиях. Когда в моей жизни что-то идет наперекосяк, и я полна разочарований, бывает момент, когда я разрываюсь между гневом и слезами. Я это чувствую, но каким–то образом мои эмоции всегда обращаются в гнев.

Мне совсем не хотелось плакать, пока я лежала и думала о встрече со Стивом Райли. Мне хотелось кричать громко и безостановочно. Но я не могла. Таково наше общество: мы понимаем, когда человек срывается и плачет, но если тот же человек начнет пронзительно кричать во всю глотку в номере мотеля, то другие гости точно выбегут из здания, а менеджер отеля вызовет полицию.

— Если ты думала, что это он, — в третий раз спрашивала я у Мэдисон, — почему ты ничего не сказала? Почему не остановила меня?

В третий раз она терпеливо мне отвечала. Она сидела на краю кровати, намазывая свои ноги лосьоном, и еле взглянула на меня.

— Потому что не была уверена. Мы бы выглядели ещё более глупо, если б посреди его викторины я сказала: «Эй, ты же Стив Рэйли!», а это оказалось бы не так. Кроме того, — добавила она тихо, — когда я поняла, что это может быть он, я утратила всякую способность разговаривать.

Я прижалась пальцами к изношенному покрывалу. Вместо того чтобы быть мягким, оно ощущалось как вощеная бумага.

— Ну я бы предпочла выглядеть идиоткой в глазах парня, оказавшегося не Стивом Райли, чем перед тем, кто является им.

Она закончила с ногами и стала наносить лосьон на руки.

— До сих пор не могу поверить, что это был он. Стив Райли. Прямо перед нами. Он разговаривал с нами.

— Да, а мы сделали из себя посмешище. — Я вздрогнула, произнеся это. Прям больно вспоминать.

— Да, но мы стали посмешищем перед Стивом Райли, — мечтательно сказала она. — Я не думала, что он такой привлекательный в реальной жизни, а ты?

— Я, конечно, никогда не думала о том, как он выглядит в реальной жизни, иначе узнала бы его, но ты, Мэдисон, ты же видела гору его фотографий в интернете, почему ты ничего не сказала?

Она поставила баночку с лосьоном с глухим стуком, а её голос стал резким.

— Да потому что, таким образом, он дал бы тебе пропуск наверх в ложу, где его явно не было. Мы были обречены с того момента, как ты заговорила с ним, не узнавав его.

Она была права. Я должна была его узнать. Если не обращать внимания на цвет волос, шляпу и очки, я столько раз видела его в роли Робина Гуда, что должна была узнать, кто он. Но никто не ожидает увидеть звезду без объявления, в обычной одежде вдруг здесь, в обычном мире. Кроме того, я так была сосредоточена, чтобы добыть пропуск, так занята обдумыванием дальнейших шагов плана, что мой мозг не работал, как было нужно.

Я села на край кровати и приложила руку к виску.

— Прости, Мэдисон. Знаю, что это моя вина, а не твоя. Я должна была узнать его, и стоило сразу сказать, что его фанатом является мой младший брат.

Тишина заполнила комнату, и я не была уверена, что Мэдисон приняла мою «ветвь мира». Спустя время она повернулась, чтобы лучше меня видеть, её голос смягчился.

— Если бы ты его узнала, все могло закончиться точно также. Он не выглядит как человек, который будет делать другим одолжения, — она откинула одеяло и скользнула под него. — В конце концов, мы попытались. Подумай о том, что у тебя есть для брата веселая история, как мы встретили Стива Райли.

Только Джереми не найдет в ней ничего веселого. Я не могу приехать домой и рассказать, что обманула его, и нет никакого джина, который поможет пережить операцию. Я просто не могу так поступить.

Я легла на спину и снова уставилась в потолок.

— Мне нужно снова попытаться увидеть его. Завтра мы пойдем на съемочную площадку и попробуем поговорить с ним там.

На лице Мэдисон отобразилось сомнение.

— Анника, это чудо, что мы встретили его сегодня вечером. Как мы попадем на съёмочную площадку?

Да, как? Пришло время подумать об этом. Я мысленно вернулась на сайт со сленгом телевизионщиков. Кажется, у них свои названия для всего. Они даже кейтеринг не называют кейтеринг. У них он называется «Пищевым цехом». Но вероятно официантки там тоже носят какую–то униформу. Кто пропустит человека без униформы? Я задумалась над этим.

— Нужно найти зоомагазин перед тем, как поедем на съёмочную площадку, — сказала я Мэдисон. — Мы будем помощниками по уходу за животными. Это позволит нам пройти через охрану. Оказавшись на съёмочной площадке, мы…

— Если Стив Райли не захотел помочь нам сегодня, — сказала Мэдисон, прерывая мои размышления, — почему ты думаешь, он поможет нам завтра?

— Мы не успели ему ничего объяснить. Если я поговорю с ним, то смогу убедить повидать Джереми. Кроме того, — я приподнялась на локтях, — мы были одеты в униформу официанток, а наши волосы были спрятаны в сетках. Держу пари, он так же не узнает нас, как мы не узнали его. — Я подняла прядь моих длинных светлых волос. — Как думаешь, мне пойдет быть брюнеткой?

Мэдисон подняла руки в знак протеста.

— О нет, я не покрашу волосы, даже не проси.

— После сможешь перекраситься обратно, — сказала я. — Пойдем в магазин прямо сейчас. Ты предпочитаешь быть брюнеткой, платиновой блондинкой или, может, угольно–черной?

— Я устала, — сказала она. — Я сегодня никуда не пойду, максимум — в другой конец комнаты выключить свет.

Тут я согласилась с ней. У Мэдисон есть прекрасная черта: пока я позволяю ей выигрывать несколько сражений, она позволяет мне выиграть войну. Я переоделась в пижаму, забралась в кровать и попыталась соединить все кусочки плана в моей голове, чтобы завтра быть готовой ко всему.

Несколько часов я слушала, как в комнате включается и выключается обогреватель, потом, наконец, заснула. Сон перенес меня домой: в ряды бледных отштукатуренных домов, к кактусам и пальмам, в маленький оазис зеленой травы, растущей среди выгоревших на солнце каменных дворов, ко всему обычному, заурядному и удобному. Я была в гостиной, среди знакомого беспорядка, убаюканная чувством безопасности.

Затем я посмотрела в окно и увидела Смерть с Косой.

Она шла по нашей улице, поворачивая голову в капюшоне от одного дома к другому. Казалось, она легко скользит, но каждый её шаг ударялся об асфальт со звуком растрескивающегося льда. Страх проник в меня, и я закричала Джереми, чтобы он спрятался. Я выбежала на улицу, заперев за собой дверь. Я не могла найти оружие, и не было времени вернуться домой за луком и стрелами, так что схватила лопату. Направилась к облаченной в черное фигуре, держа лопату трясущимися руками перед собой.

— Проходи мимо нашего дома, — сказала я ей. — Я не позволю тебе войти.

Она остановилась и оперлась на свою косу, схватив её длинными, похожими на насекомых пальцами. Я не могла видеть её лицо, только черное отверстие под капюшоном, но знала, что она рассматривает меня. Затем её темное лицо отвернулось и уставилось мимо меня в наш дом. Она выпрямилась, будто собираясь пойти в том направлении.