— Хороший вождь, — сказал он по-гречески.
Помахал Ателию, громко крикнул что-то остальным сакским всадникам и сразу пустил лошадь галопом.
Киний смотрел ему вслед и думал, приедет ли царь. Он перестал доверять царю. Возможно, «перестал» слишком сильно сказано, подумал Киний. Однако царь, несмотря на свою молодость, хочет получить Страянку. И когда Киний предложил своих людей в качестве приманки, он заметил, как на лице у царя что-то промелькнуло.
Остаток дня прошел ужасно. Киний гнал колонну вперед, напрягая всю волю, используя страх, который умел внушить, и силу. Он до смерти пугал женщин, вырывая у них из рук детей и бросая их в повозки, и стегал медлительных быков Страянкиной плетью.
К вечеру подошли к ручью. Во время первого похода Киний уже был здесь, и тогда ручей пересекли легко, но сейчас он разлился от дождей.
— Да защитит нас Афина, — мрачно сказал Киний.
Он подъехал к своим военачальникам.
— Обойдите своих людей. Всех ветеранов — ко мне.
— Ты ослабишь ряды, — сказал Никий.
— Не думаю, что люди в силах сражаться. Нам бы пережить следующий час…
Киний сквозь дождь смотрел на оставшийся позади последний холм, где, как он надеялся, лазутчики проверяли, нет ли погони.
Никий покачал головой.
— Не делай этого.
День полной власти имеет свою цену.
— Исполнять! — потребовал Киний.
Левкон покачал головой — угрюмо, но уверенно.
— Они будут сражаться, гиппарх. Просто нужно им что-нибудь сказать. Они испуганы. Клянусь яйцами Ареса, господин, я сам испуган. Я… я думал, нам предстоит отдых.
Киний сдержал гнев и обратился к Никию:
— Что думаешь, гиперет?
— Не выводи ветеранов. Поговори с ними, прояви к ним уважение, и они будут сражаться, как герои.
Киний потер подбородок, наблюдая за тем, как люди, погрузившись по пояс в воду, на веревках перетаскивают через ручей повозку.
— Думаешь, это поможет?
— Тебе ведь помогало — раз или два, — ответил Никий. — Выведи ветеранов, и остальные подумают, что ты им не доверяешь.
Киний улыбнулся — впервые за день.
— Попробую, — сказал он. — Труби «Построиться в линию».
Несмотря на усталость и дождь, всадники на усталых лошадях построились. Некоторые не поднимая головы.
Киний проехал перед строем.
— Я устал, — сказал он. — Поэтому совершенно уверен, что устали все. Я гнал вас, как атлет-наставник подгоняет учеников, и каждый день ваши силы иссякали. Но вот перед нами этот проклятый Аидом ручей, и я хочу просить вас о большем.
Он показал назад по следу.
— Там, в часе езды от нас, примерно две тысячи гетов. — Он повернул над головой плеть Страянки и показал мимо всадников. — В дневном переходе от нас царь саков. — Надеюсь. — Еще один бой, еще один день быстрого продвижения, и вы сможете отдохнуть. Вы на грани отчаяния, господа, — за три дня вы трижды сражались. Среди вас больше нет мальчиков. Теперь вы знаете, как выглядят звери. Любой мужчина, достойный своего отца, может в солнечный день на большом поле целый час удерживать свое место. Но, чтобы стать настоящими воинами, вы должны были узнавать это день за днем, в дождь, в пустыне, когда устали и тело болит, и когда обед стекает по вашим ногам, и когда у вас вообще нет еды. — Он снял шлем и подъехал ближе. — Мы можем перебраться через ручей и встретиться с царем — если у вас хватит духа.
Аякс поднял меч.
— Аполлон! — крикнул он.
Ответный крик не был оглушительным — но не был и безнадежным. Отряды трижды выкрикнули имя Аполлона.
Киний подозвал к себе военачальников.
— Пусть все спешатся и стоят возле лошадей. Пошлите самых младших в каждом отряде помогать передвигать повозки. Давайте приступим! — Сейчас он говорил не тем тоном, каким говорил весь день — как полководец, старший над опытными воинами. Он повернулся к Никию. — Ты был прав.
Никий пожал плечами.
— Бывает, — сказал он. Он смотрел, как юный Клио и еще двое молодых людей по пояс в ледяной воде поворачивают колеса повозки. — Они больше не похожи на юнцов-богатеев.
Двадцать минут спустя, когда переправлялась последняя повозка, вернулся Ателий и доложил, что показался передовой отряд гетов. Киний посмотрел на небо — дождь все шел, — потом на переправу. Никию он сказал:
— Думаю, получится.
Никий кутался в плащ.
— А ты сомневался, гиппарх?
Киний покачал головой.
— Да. — Он махнул Левкону. — Переводи своих людей. Никомед, пусть садятся верхом и прикрывают их. Геты приближаются.
Кто-то потянул его за правую ногу, и он увидел кузнеца.
— Что? — спросил он по-сакски.
Кузнец указал на небольшую рощу у разлившейся реки.
— Умереть здесь, — сказал он. — Ты переходить.
Киний вытер лицо.
— Нет. Никто не умрет здесь. Слишком сильный дождь. Переправляйтесь.
Тот упрямо стоял на своем:
— Умереть здесь.
Киний покачал головой. Он подозвал Ателия.
— Напомни ему, что идет дождь. Скажи, что тетивы у них промокли. Скажи, что едва ли он убьет хоть одного гета — и все это будет впустую, потому что геты не станут пересекать ручей. Скоро стемнеет.
Ателий переводил быстро, жестикулируя сильнее обычного. Киний подумал, что скиф говорит с большим чувством. Ателий очень высоко ценил кузнеца.
Кузнец наконец кивнул. Положил топор на плечо и направился к броду; его друзья гуськом двинулись за ним и вслед за людьми Левкона вступили в поднимающуюся воду.
Киний подъехал к Никомеду. Геты были еще далеко, а брод свободен.
— Вам лучше переправиться, — сказал Киний.
Никомед устало улыбнулся.
— Тебе не понадобится повторять это дважды.
Показались два лазутчика из клана Жестокие Руки, один скакал с севера, другой с юга. Оба на ходу, не останавливаясь, оборачивались и стреляли. Ателий гикнул и поскакал вперед.
Никомед покачал головой.
— Это меняет наши планы?
— Нет, — ответил Киний. — Переправляйся.
Он сидел под дождем и смотрел, как саки — всего трое — сдерживают наступление гетов; у тех мало луков, да и стрелять в дождь они не могут. Несмотря на все усилия воинов, старавшихся сохранить тетивы сухими, те отсыревали; тем не менее саки успели свалить по два-три воина, замедлив продвижение гетов. Драгоценный свет быстро убывал, сменяясь ночью. Все трое беспрепятственно проехали к броду. Геты были в двух стадиях; несмотря на дождь и сгущающуюся темноту, они были хорошо видны.
Вчетвером они вошли в воду. Через десять шагов Киний обхватил руками шею лошади, освободился от седла, и уродливая гетская лошадь, сильная, как бык, переправилась на противоположный берег, окатив их обоих грязью, когда отряхнулась, как собака.
Синды вырубали стволы — как оказалось, скорее колья; выжав плащ и стараясь согреться, Киний смотрел, как они втыкают эти колья в берег; таким образом, выход с брода оказался закрыт частоколом высотой по грудь лошади.
Киний подъехал к военачальникам.
— Геты безумны — с них станется начать переправу, если не сейчас, то через час после того, как прекратится дождь. Мы задержим их здесь. Лучшего места нам не найти. — Кузнецу он сказал: — Передай людям в повозках, что мы выступим до рассвета. Повозки бросим — все мужчины и женщины поедут на запасных лошадях. Никакой поклажи, и перед уходом не гасите костры. — Он посмотрел на Ателия. — Геты могут напасть ночью?
Ателий с презрительной усмешкой пожал плечами, как будто суеверия гетов были недостойны его внимания.
Киний осмотрелся.
— Пусть лазутчики проедут вверх и вниз по ручью на десять стадий; пусть ищут другой брод. Если найдут, мы уходим. Половина отрядов постоянно на страже — по два часа, в очередь. Приготовьте горячую пищу для всех, потом спать. Под открытым небом.
— В грязи? — спросил Эвмен.
— Совершенно верно. Если ты недостаточно устал, чтобы спать в грязи, ты не устал. Парни Левкона знают, как жаться друг к другу. Пусть научат отцов. Выступаем перед рассветом. Есть вопросы?