— Я не собираюсь причинять тебе неприятности. Ты знаток своего дела.

Клит растирал кобылу.

— Чтобы начать обучение этих людей, мне понадобится твоя помощь.

Киний решил, что с Клитом лучше говорить откровенно.

Клит повернулся, оперся рукой о круп лошади, скрестил ноги и улыбнулся.

— Ты всегда так торопишься, афинянин? Чтобы научить этих парней чему-нибудь, потребуется время — и удача. Послушай, завтра все будет кувырком: нам повезет, если кто-нибудь из этого проклятого списка вообще явится. Приходи завтра вечером ко мне на ужин, приведи своих военачальников. Нам надо получше узнать друг друга. И позволишь дать тебе совет? Не торопись.

Киний взял у раба скребницу и начал работать с другого бока кобылы.

— Хороший совет. Но у меня есть причины торопиться.

— Мне следует поблагодарить тебя за шоры — это опасно в ночной гонке, но рискнуть стоило, верно? Однако мне все равно пришлось подождать, пока ты их изготовишь. Понимаешь? Переживем завтрашний день: пусть Аполлон пошлет людям достаточно разума, чтобы они пришли; если кого-то из дураков арестуют, у нас не будет ни одного мирного дня.

— Твои бы слова да богам в уши. Чтобы все пришли. — Киний вернул скребницу ожидавшему рабу. — Я ухожу. До завтра.

— Доброй ночи. Левкон, попрощайся с господином.

Киний поднял своих людей с первыми петухами, и они подмели конюшни, установили дополнительные мишени и вычистили лошадей так, что те лоснились. Верхом, в панцирях, с новыми султанами на шлемах и в новых плащах отряд выглядел прекрасно. За полчаса до назначенного времени Киний отвел их к тому краю ипподрома, который примыкал к казармам.

За несколько минут до назначенного часа появились сразу все влиятельные люди города. Они въезжали или входили на ипподром длинной колонной и сразу разошлись по посыпанной песком земле кучками по десять-двенадцать человек; было и несколько одиночек; большая группа, свыше двух дюжин, все на хороших лошадях, собралась вокруг Клита.

Киний оставил старшим Диодора и подъехал к Клиту. Подъезжая, он наблюдал за местными жителями. Все они были превосходными наездниками — гораздо лучше, чем богатые граждане Афин или Коринфа. Как он и ожидал, ездили они не хуже македонцев или фессалийцев. И проявляли странный вкус в выборе одежды и упряжи. Многие были в штанах, в шляпах вроде фракийских, а сбруя у лошадей напоминала скорее скифскую, чем греческую.

Клит посмотрел на него, отвернулся, снова посмотрел и велел своим людям разъехаться и примкнуть к людям Киния в дальнем конце ипподрома. Длинная колонна продолжала входить на ипподром, сейчас шли в основном пешие.

За опаздывающими Киний разглядел темные плащи воинов Мемнона.

— Возможны неприятности, — сказал он, показывая на них хлыстом.

Клит сдвинул подальше со лба тяжелый коринфский шлем, чтобы лучше видеть.

— Этим ослам стоит подтянуться. Как ты хочешь провести сбор?

Киний показал на край поля, где люди Клита смешались с его людьми, образовав внушительный строй.

— Вначале мы соберем верно снаряженных людей. Потом выстроим остальных — сперва всадников, потом тех, кто в доспехах, но без лошадей, и, наконец, тех, у кого ни доспехов, ни лошади. На тех, кто хуже всего подготовился, уходит больше всего времени.

— Тебе это не впервой, — невесело усмехнулся Клит.

— Дважды в год в Афинах. — Киний хлыстом показал ни Никия, который скакал к нему по песку, едва не опрокинув двух дородных мужчин. — Список у тебя?

— Вот он.

Никий с трудом подавил кашель.

— Начни с тех, что подошли к вам. Потом наши. Тот, кто пойдет перекличку, может спешиться. Мы с Клитом займемся толпой, он показал на сотни людей, толпившихся вокруг, — и постепенно будем посылать их к тебе на тот конец.

Никий кивнул и приложил руку к груди.

— Кто твой гиперет? — спросил Киний у Клита.

— Мой сын Левкон. Ты познакомился с ним вчера вечером.

— Можно послать его в помощь Никию? Чтобы не казалось, будто все делаю я.

— Хорошая мысль.

Клит ногами осадил коня, повернулся и взревел:

— Левкон!

Сын его в темно-синем плаще и позолоченном нагруднике был великолепен и входил в число самых хорошо подготовленных горожан. Киний послал его к Никию.

Как оказалось, сам по себе сбор прошел без происшествий. Из конников отсутствовали трое, но все по уважительным причинам: один уехал по делам в Пантикапей, двое болели и оба послали замену. Когда перекличка закончилась, все собрались в дальнем конце ипподрома. День был холодный, и люди жались друг к другу в поисках тепла.

Киний издали рассматривал их. Менее четверти в доспехах, хотя многие утверждали, что дома у них доспехи есть. Примерно половина, в основном люди помоложе, верхом.

— Хочешь что-нибудь сказать? — спросил Киний.

— Ты горишь желанием выполнить волю архонта, — ответил Клит. — Пожалуйста. Только помни, что ничему не поможешь, если настроишь их против себя.

Киний подъехал к толпе. Говорил он так, что перебить его было совершенно невозможно.

— Люди Ольвии! Мы собрались здесь сегодня, чтобы служить этому городу. Я — за плату, вы — из любви к родному дому. Может ли быть, что одни из вас любят город больше других? Или что золото, которое вы мне платите, мне дороже, чем вам ваш город? Возможно ли, что среди вас есть совсем бедные, такие, кто не может позволить себе лошадь и вооружение, не может быть конником?

Он заговорил тише, потому что теперь говорил только он.

— Все достойные дела должны быть сделаны хорошо. Так сказал Сократ, так поступал мой отец. Нет смысла притворяться, что у города есть конница. Нет смысла тратить ваше драгоценное время, собирая вас на службу, которую вы не можете исполнять. И прошу не заблуждаться, господа: сейчас вы к такой службе не годны. Даже если боги немедля пошлют вам лучших персидских боевых коней, которых с рождения готовят к войне, ваши доспехи скует сам Гефест и выплавит в своем горне оружие, вы не продержитесь против настоящей конницы и минуты.

Он улыбнулся.

— Но мы немного потрудимся и исправим это. Вы, господа, сможете участвовать в городских парадах, как делает афинская конница. Возможно, вы даже сможете соревноваться в мастерстве с людьми Мемнона.

Он показал туда, где стояли пятьдесят воинов Мемнона — ощутимая угроза. Киний надеялся, что его предположение, будто их смогут превзойти, эти воины не сочли оскорблением.

— Я хочу показать вам, как должны выглядеть конники. Возможно, увидев их, вы скажете, что у тех, чье ремесло — война, есть время упражняться, — но я отвечу вам, что и вы можете выучиться и с гордостью служить своему городу.

И Киний в тишине подъехал к своим людям.

Он понизил голос, надеясь, что боги донесут его слова только до его людей.

— Господа, я буду благодарен вам, если вы продемонстрируете один из лучших в истории примеров мастерства наездников.

Диодор холодно улыбнулся.

— Как прикажешь, гиппарх.

— Начните с копий, — сказал Киний. — По моему приказу постройтесь цепочкой и бросайте копья на скаку галопом. Потом постройтесь в ряд и остановитесь у самого строя людей Мемнона. И, господа, когда я говорю «у самого строя», это значит «на расстоянии головы лошади». Бросайте оба копья, если уверены, что оба попадут в цель. Аякс, Филокл, бросаете только одно. Готовы?

Ерзание, обмен взглядами.

Киний огляделся и увидел у входа в казарму Арни.

— Собери копья, как только их метнут, и принеси сюда.

Арни кивнул.

— Цепью слева — засада! — крикнул Киний и первый сорвался с места.

Весь путь по песку к цели Киний думал, правильно ли все проделал, нельзя ли было это сделать иначе. И вот он уже в десяти шагах от мишени. Ушло первое копье, ушло второе — не лучший бросок; он промчался мимо, сдержал коня, пустил его шагом, так что Диодор легко догнал его, аза ним и Кракс. Киний не поворачивал головы и не считал попаданий. Гиппей на песке внимательно наблюдали. Подскакал Ликел, за ним Кен, потом Филокл и Аякс — боги послали обоим попадания, потом галлы, и сразу образовался строй. Киний крикнул: «В атаку!», и строй двинулся галопом. Перед самым строем людей Мемнона он приказал: «Стой!» Они нога к ноге нацелились в середину строя воинов. Люди Мемнона дрогнули — больше те, что стояли сзади, чем в первом ряду. У людей Киния были свои трудности: Аякс едва не слетел с седла, а Филокл, несмотря на месяц подготовки в пути и неделю муштры на ипподроме, не совладал с лошадью, она встала на дыбы, и ему пришлось уцепиться за ее шею.