– Знать недостаточно, – с невыносимым равнодушием ответил парень. – Если сделать центр тяжести слишком высоко и перегрузить орудийную палубу, можно преспокойно их перепутать. Все равно в первый же шторм потерпишь крушение.

– Позволь узнать, о каком корабле ты говоришь? – поинтересовался Роберт.

– Я не об одном, – мгновенно отозвался этот черный пес. – Но в первую очередь о том, на который мы смотрим. «Генри Грейс э’Дью». – Он выплюнул это имя, словно нечто непристойное. – Если не можешь строить двухпалубные суда, лучше довольствуйся однопалубными. А если не хочешь делать на нижней палубе больше оружейных портов, то откажись от бронзовых пушек, поскольку для верхней палубы оружие весом в более чем две тонны слишком тяжелое.

Может быть, поэтому «Генри Грейс э’Дью» не мог выполнять резкие повороты? Может быть, верхняя палуба с ее двойным настилом и массивным форкастлем перегружена и центр тяжести расположен слишком высоко? Это оказалось настолько очевидно, что Роберт готов был рвать на себе волосы: почему он не додумался сам, почему для того, чтобы осознать это, ему понадобился этот босяк?

– Я мог бы приказать выпороть тебя брасом, – произнес он и отвесил парню оплеуху, которая на самом деле полагалась ему. – За то, что ты позоришь флагман своего короля.

– В лучшем случае это поможет моему заду, – ответил парень. – Но не этому кораблю.

– А что тебе не нравится в этом корабле?

– Лучше спросите меня, что мне в нем нравится, потому что на этот вопрос можно ответить одним словом: ничего.

– Мне этого недостаточно! – возмутился Роберт.

Сатаненок пожал плечами.

– Вы же сами все видите. Мы сидим на мели и ждем хорошей погоды, потому что крейсировать против ветра на этом бруске невозможно.

– Это все глупости. Ни один корабль со стоячим такелажем такого размера не предназначен для крейсирования против ветра.

– А почему бы тогда не сделать его более маневренным? Разве боевой корабль не должен выполнять галсы при любой погоде и быть способным уйти от противника? Кроме того, в качестве боевой платформы этот корабль – просто дурная шутка, поскольку при малейшем колебании волн он будет раскачиваться, как маятник.

– Улучшать корабль в той части, что лежит под водой, слишком дорого! – рявкнул Роберт, почувствовавший, что его разносят в пух и прах на собственном поле.

– У нас есть сухой док в Портсмуте, – спокойно ответил калека. – Это не сделает ремонт дешевым, но подъемным – вполне. Если бы у нас было больше таких доков и если бы существовал план для регулярного технического обслуживания всех кораблей, весь флот обладал бы хорошими мореходными качествами.

Некоторое время Роберт молча размышлял. Он то и дело ходил на королевских боевых кораблях, проверяя, как обстоят дела, и чтобы взять с собой то, что стоит затрат. «Генри Грейс э’Дью», который строили с такой помпой, того не стоил. Но черноволосый калека, говоривший на итальянском, как какая-то речная крыса из Неаполя, стоил.

– С чего ты вообще взял, что разбираешься в кораблях? – накинулся на него Роберт.

– А в чем мне еще разбираться? – ответил его собеседник. – Я из Портсмута. Вырос на верфи.

«Портсмут, город, построенный для морской войны, где есть единственный в Европе сухой док. А я из Йоркшира, – с горечью подумал Роберт. – Вырос на конюшне».

– После войны ты будешь нужен мне в Лондоне, – снова сказал он мальчишке.

– Не сразу, мой граф.

– Что это значит?

– Я связан словом со своим мастером в Генуе.

– Плевал я на твое слово! Ты действительно думаешь, что я буду платить выкуп мелкому спекулянту из Генуи за дворнягу из Портсмута?

– Дворняги верны своему хозяину, пока не научатся последнему фокусу, – спокойно произнес парень. – Если я вам нужен, придется ждать.

«О да, ты мне нужен! – осознал Роберт. – Нужен, чтобы я лично выпорол твой тощий зад и выбил из тебя всю эту невыносимую спесь». Он отвел взгляд от странных глаз с блеском бриллианта. Ему хотелось большего, бесконечных разговоров о кораблях и планах, которые ничто не остановит. Но больше всего ему нужен был этот парень, чтобы слушать и наслаждаться тем, что тот обозначает подкупающе скупыми словами, – и чтобы представить его королю.

У короля могла быть куча проблем, но он всегда испытывал слабость к кораблям. С людьми, которые разбираются в кораблях, он часто сидел часами, забывая о шумном мире за стенами замка. Кроме того, он хотел войны, героических поступков, любви и смерти. Не просто пересчитывать монеты, как его отец. Король без наследников не имеет права рисковать жизнью, но, поскольку из-за этого он был обречен прозябать в неотапливаемых дворцах и смотреть на дождь, вместо того чтобы вести свое войско на Францию, Генрих VIII становился капризным, как баба.

– Кто ж вас поймет, – услышал Роберт бормотание стоявшего рядом Болейна. Он заставил себя снова повернуться к нему лицом. – Король может сделать самый внушительный корабль на севере, а вам все не так, – продолжал Болейн. – Вы хотите большего, верно?

Роберт снова вспомнил портсмутского стрелка. У парня за плечами было едва ли двадцать зим, но такого равнодушия, как у него, Роберт не видывал за все свои тридцать пять лет.

– Да, – ответил он Болейну, – мне все мало. А вам? Не потому ли вы носитесь дипломатом по всей Европе, что вам нужно что-то еще?

– Упаси боже, мне ничего не нужно. – Болейн поднял подбородок, развел руками. – Просто я человек без какого бы то ни было таланта. Если хочу получить пару овечек, мне остается только дипломатия.

Роберт вздрогнул. Вот оно, осознание, которого он так боялся: он тоже человек без какого бы то ни было таланта. Или, что еще хуже, у него неправильный талант. Какой прок ему, тоскующему по скрипу рей на ветру, в том, чтобы уметь разбираться в лошадях, видеть, какая кобыла лучше? «Но нет, у меня все же есть дар, который поднимает меня над массой!» – возмутилось что-то у него внутри. Он сразу мог распознать человека, способного построить корабль. И он не останавливался ни перед чем, чтобы заполучить такого человека под свое начало. Однажды его назовут провидцем, человеком, создавшим превосходный английский флот буквально из ничего, представителем нового типа мышления, построившего новый мир на обломках старого.

Старый, заскорузлый образ мышления, сковывавший человеческий рассудок, был ненавистен Роберту так же, как и йоркширская грязь.

– Король идет! – взвизгнул Болейн и, дернув Роберта за рукав жакета, упал на колени. Роберт стряхнул его руку и тоже опустился ниц.

– Дорогу королю! – потребовал глашатай, и те немногие, кто осмелился высунуть голову из эркеров, тут же попрятались.

В следующее мгновение показалась королевская тень. Она была огромной, словно башня, а широкие плечи, казалось, готовы были разорвать бархатную мантию. Но кардинал Уолси, несший свое брюшко за его спиной, был еще больше.

Роберт терпеть не мог мужчин, которые могли тягаться фигурой с профессиональными борцами. Сам он был хорошо сложен, черты лица были гармоничны, мягкие волосы имели рыжеватый оттенок, но все это было таким утонченным и миниатюрным, словно предполагалось, что достанется девушке. Если нужно было преподать урок подданным, ему приходилось кричать, глядя снизу вверх, как на стрелка из Портсмута, хотя тот был калекой и всего лишь среднего роста. Даже в разговоре с ним он вынужден был поднимать свое холодное лицо. «Наклонись, – хотелось приказать ему, как он поступал со своими слугами. – Стань меньше, таким, каким создал Господь меня. Вокруг меня полно лизоблюдов, меня называют пэром Англии, но, если утром мне приходится смотреть в зеркало, на меня смотрит йоркширский карлик. Может быть, ты мне нравишься, мой умеющий читать корабли калека, потому что ты не лизоблюд. Но я все равно выпорол бы тебя, хоть и не сильно, просто в назидание, не до слез. Мы с тобой можем сделать многое. Пусть другие хвастаются исполинскими телами. А у нас с тобой в сердце Мировой океан, мы – исполины духа».