Весницкий коротко хохотнул.

- Не нужно, Аня. В конце концов, он ни в чем не виноват. Ты и сама понимаешь, что Глеб хороший учитель. Я не жалею, что вы достанетесь ему. Просто обидно, когда никто не подал голоса за меня. А тебе спасибо, взбодрила старика.

Весницкий отстранил девушку от себя, с мягкой улыбкой посмотрел на её приятное молодое лицо и поцеловал в щеку. А потом что-то щёлкнуло у него в голове, и он прикоснулся своими губами к её губам. Со стороны могло показаться, что то был отеческий поцелуй. Однако и Весницкий, и Аня поняли - это не так. Девушка резко отпрянула, Павел Андреевич смутился.

- Ну, мне пора, - выдавила она и решительно направилась к калитке.

- До свидания, и спасибо тебе, - тихо произнёс Весницкий, мысленно изливая на себя поток ругательств.

Застыв у калитки, Аня кивнула учителю и ушла. Весницкий смотрел ей в след и с удивлением обнаружил, что его сердце стучит быстрее, чем обычно, напоминая о молодости и влюбленности.

- Даже не думай, старый дурак, - пробормотал Весницкий и перевёл взгляд на небо. Однако так и не смог изгнать из мыслей Аню Астахову.

Новая неделя.

После богатого на события начала учебного года школьная жизнь быстро вошла в привычное русло. Уроки чередовались с переменами, прежний неспешный ритм обучения, свойственный некоторым сельским школам, несколько переменился из-за Глеба Максимовича. Новый учитель оказался на редкость хорошим и мигом был внесён в разряд всеобщих любимчиков. Он умел разговаривать как с учителями, так и с учениками, льстил немолодым женщинам изысканными и всегда уместными комплиментами, располагал к себе школьников открытостью и общительностью. Он был из числа тех преподавателей, на двойку которых никогда не обижаешься, потому что знаешь - заслужил. Он очень скоро стал пользоваться определённым уважением и среди сельских жителей, а местные старушки мигом записали Глеба в список завидных холостяков, и каждая из них стала женить его на своих внучках.

Павел Андреевич не мог конкурировать с новым учителем. Ученики шушукались между собой и так или иначе, Весницкому становились известны их разговоры. Краем уха он слышал, как две девочки из шестого класса делились своими впечатлениями о Глебе, и одна из них с жалостью замечала, что у них останется Весницкий. "Всегда нам не везёт!", - с горечью закончила она. Как раз в этот момент вторая её толкнула локотком - Весницкий проходил рядом. Случаев, подобных этому, можно было привести вагон и маленькую тележку. Старый учитель приходил к неутешительному выводу: дети его никогда не любили и не полюбят. Просыпаясь утром каждого понедельника, он ставил себе задачу добиться расположения учеников. Стал разбавлять уроки истории разгадкой кроссвордов, выдумывал всевозможные развлечения, не подрывавшие дисциплину, пытался шутить, но ничего не выходило.

Ученики заметили перемены в поведении старого учителя, некоторые стали этим пользоваться и небезуспешно - всегда считавшийся строгим Весницкий стал завышать отметки. Отчаянно повторяя про себя, что сегодня он сделал ещё один маленький шажок навстречу ученикам и очень скоро они к нему потянуться, в глубине души Павел Андреевич не верил сам себе. И за это он открыто начинал ненавидеть Глеба. "Он не виноват, ни в чём не виноват. Чего ты на него обозлился?" - не впервый раз задавался вопросом Весницкий. Червь зависти беспокойно ворочался в душе Павла Андреевича, вытягивал из него все соки, мешал спать по ночам, не позволял думать ни о чем, кроме школы и новых форм подачи материала.

"Такого не бывает, - убеждал себя Весницкий. - Он только пришёл, и вот они сидят на его уроках, как загипнотизированные. Значит, он знает что-то, чего не знаю я, обладает подходом, навыком".

Бесплодность прилагаемых усилий, растущее раздражение, бессонница резко ухудшили здоровье Павла Андреевича. Сердце, о местоположении которого большую часть своей жизни Весницкий не вспоминал, стало давать о себе знать. Резкая колющая боль периодически вынуждала Павла Андреевича принимать валидол. Проявила себя слабость - ноги подкашивались, подолгу стоять у доски было невыносимо трудно. Теперь Весницкий стал проводить большую часть урока, сидя за столом. Наконец, головная боль стала донимать Павла Андреевича. В конце октября Весницкий всерьез стал подумывать о пенсии.

Единственное, что согревало душу старого учителя, были редкие встречи с Аней Астаховой. Он не мог понять причину, по которой стал тянуться к этой девочке ещё сильнее, чем прежде, но когда она проходила рядом и, потупив глаза, тихо здоровалось, Весницкий забывал обо всех своих болячках. Он корил себя за нечаянный поцелуй, корил, но и ловил на мысли, что хотел бы повторить тот, ставший казаться фантастическим, момент. Больше всего Весницкий жалел о том, что передал одиннадцатый класс Глебу. Этого не стоило делать, но теперь уже ничего не исправить. Оставалось искать нечаянных встреч с Аней внутри школы. Помимо этого Павел Андреевич, оставаясь дома наедине, предавался мечтам о новом визите девушки. Он бы извинился за свой поступок, она бы стала его чаще навещать и сумела бы скрасить тихую жизнь старика. Пожалуй, только эти мечты и придавали Весницкому сил в неравной борьбе с Глебом. Павел Андреевич продолжал надеяться на себя и верить в свой успех, хоть энтузиазм его и таял с каждым днем.

После своего визита к Весницкому, Аня Астахова поняла три вещи: старый историк очень одинокий человек, он ей неприятен и она его боится. Вспоминая тот поцелуй, отвращение, которое она испытала, когда сухие старческие губы прикоснулись к ее губам, Аня зареклась оставаться с Павлом Андреевичем наедине. В школе она старалась избегать его, а когда возможности скрыться не было, и они встречались в коридоре, Астахова отводила взгляд в сторону, шептала дежурное здрасте, и, ускоряя шаг, проходила мимо. По какой-то причине она не могла выносить липких маленьких глазок историка, бесстыдно шаривших по её лицу и телу. Во взгляде Весницкого чувствовалось нечто неправильное и пугающее. Быть может, девушка себя напрасно накручивала, а может слова Томы о том, что она спит со стариком запали ей глубоко в душу, но Ане стало казаться, будто старый историк смотрит на неё оценивающе, как мог бы смотреть влюбленный в неё молодой человек. Проницательная Катя заметила перемены в поведении подруги, но истолковала их неправильно.

- Стыдишься, что не вступилась за Пал Андрееича? - спросила она как-то после очередного неловкого момента в коридоре.

Аня пожала плечами и объяснять ничего не стала.

Насколько ухудшилось отношение Ани к Весницкому, настолько же оно улучшилось к Глебу Максимовичу. Отчасти, на нее повлияли окружающие - девчата наперебой нахваливали новенького. Но главную роль здесь сыграл сам Глеб. Внимательный к деталям, он не только мастерски владел историей, умея превратить скучный урок в увлекательное приключение, когда ученик ощущает себя участником событий давно минувших дней, но и хорошо разбирался в людях, подбирал ключик к каждому сердцу. Обстановка в классе на его уроках становилась поразительно умиротворенной. Он каким-то образом догадывался о ссорах и разногласиях внутри класса, как бы между прочим разрешал их. В считанные дни все девочки влюбились в него, только о нём и разговаривали. А Аня... Она не знала, что чувствовала. Ей просто хотелось слушать и слушать Глеба. Никуда больше она не торопилась так, как на уроки истории. Там она словно бы преображалась, сама того не замечая, становилась кокеткой - излишне громко смеялась над шутками учителя, делалась разговорчивее и всячеси старалась привлечь к себе внимание учители, потому к каждому уроку она готовилась необычайно тщательно.

Аня не пыталась разобраться в природе своих чувств, а между тем, она начинала любить историка, любить по-настоящему, как способна любить только молодая неопытная девушка в первый, и как ей кажется, последний раз в жизни - страстно, самоотверженно, крепко. Разумеется, любовь её сопровождалась искренним страданием и метаниями юности: то ей казалось, Глеб не отводит от неё глаз на уроке, то, наоборот, мерещилось, будто он совершенно её не замечает. Сладкие муки неопределенности доставляли ей куда больше наслаждения, чем доставило бы прямое признание Глеба в ответных чувствах.