- Так ты не спрашивал никогда, - сказал старик, а глаза его горделиво заблестели - восхищение учителя польстило самолюбию Игнатия Платоновича. - Да только я тебе не за расстрел рассказать хотел, а за одного парня, на тех приисках работавшего. Знаешь, точь-в-точь учитель этот ваш новый. Белобрысый, конопатый, но мужик приятный был. Я его почему запомнил, жена дольше всех его оплакивала. Видать, сильно любила. Ей говорят - дура, да угомонись ты, а она всё траур носит. Два месяца после его смерти она слезами заливалась, а потом умом тронулась. Стала болтать, якобы её муж с того света к ней вернулся. Тут уж народ перепужался, хвать её да в приход. Священник на нее поглядел, подумал, да говорит: "Её не в приход - в больницу надобно вести". А баба эта к тому времени совсем исхудала, бледная стала, ходить сама не ходит, ноги с трудом переставляет. Так в больницу и не попала - отмучилась да померла.

- К чему рассказываю, - опомнился старик после небольшой паузы. - Теперь вот вспомнить пытаюсь, были у неё от того мужика дети или нет. Уж больно похож этот наш учитель на того мужика.

- Так может вам просто показалось, - предположил Павел Андреевич.

- Может и показалось, да только ты у него все равно спроси, знает он, откуда его род али нет.

- Не знает, Игнатий Платонович. Детдомовский он.

Старик на секунду призадумался.

- Значит, не обознался, - убеждённо сказал он. Точно тебе говорю, он потомок того мужика. Надо самому с ним переговорить, нет-нет, да до правды докопаемся, - пока Игнатий Платонович говорил это, взор его был устремлен куда-то в сторону. Но тут он повернулся к Весницкому и посмотрел ему прямо в лицо. - Ну спасибо тебе, Пал Андрееич, развлёк старика.

- До свидания, Игнатий Платонович, - вежливо попрощался Весницкий, встал со скамейки и продолжил путь к себе домой.

"Интересно, - думал он по дороге. - Старика Глеб тоже очарует? Настроит и его против меня, как детей настроил".

Весницкий понимал - его убежденность в том, что дети ополчились на него из-за нового учителя сродни паранойе, но поделать с собой ничего не мог. Липкая, черная зависть обволакивала его рассудок, мешала мыслить трезво. Он очень быстро забыл про разговор с Игнатом Платоновичем, стал снова и снова прокручивать в голове сегодняшний день, и с каждым кругом истинное положение вещей становилось всё очевиднее - Глеб хороший учитель, которого любят дети. Таким Весницкому не стать никогда. Правда больно обожгла, сердце сжалось в комок, а на глазах навернулись слезы. Павел Андреевич взял себя в руки, открыл калитку и спрятался от жестокого мира у себя во дворе.

Он не отправился сразу в дом, а сел на табуретку, что стояла у стены, и стал ностальгировать о времени своего обучения в педагогическом университете. Весницкий считался самым серьёзным в группе - никогда не шутил, к преподавателям относился почтительно, с глубоким уважением. Его считали подлизой, но он таковым не являлся. Весницкий крайне ответственно подходил к изучению азов будущей профессии, отсюда и преклонение перед преподавателями. Да разве может быть кто-нибудь более важный на свете, чем школьный учитель? Ни у одного человека нет такой власти, которой располагает педагог в стенах кабинета. Именно поэтому педагог должен быть заведомо умнее президентов, премьер-министров и диктаторов. И уже тогда Весницкий считал, что станет хорошим педагогом. Воображение рисовала цветастые картины грядущей жизни - ученики внимательно слушают его, поражаются открытиям, которые совершают вместе с учителем, извлекают мудрость из слов Весницкого, а после уроков подбегают к столу и наперебой задают дополнительные вопросы, а счастливый и гордый Павел Андреевич популярно разжевывает ответы на них.

Первый год в школе быстро развеял идиллические мечты о учениках, жаждущих открытий. В теории Весницкому казалось - достаточно знать и любить предмет, уметь обращаться с детьми и они наверняка к тебе потянуться. Он не учёл одного - передать свою любовь к предмету другим практически невозможно, каким бы мастером своего дела ты не был.

Нет, ученики возненавидели его далеко не сразу. Напротив, они тихонько сидели у него на уроках, вежливо изображали интерес. Проблемы начинались в конце каждой четверти, когда Весницкий начинал выставлять, как ему казалось, объективные оценки по предмету. Тут начинались слезы, некоторые вспоминали неучтённые заслуги, как то: написание реферата или пересказ главы учебника. Весницкий терпеливо пояснял, что одними пересказами хорошую оценку не заработать. Но учеников это мало волновало. Агрессия с их стороны становилась всё более явной, в конце концов его не выносили даже отличники. Ну а совсем плохо стало после памятного инцидента с Митей Астаховым. Даже сейчас, много лет спустя, Весницкий не мог спокойно прокрутить случившееся у себя в голове не испытывая отвращения к Астахову.

К счастью, в калитку Павла Андреевича кто-то постучал, вырывая его из омута неприятных воспоминаний.

- Войдите, - крикнул Весницкий, слегка повернув взгляд в сторону калитки.

Ручка повернулась и во дворе появилась Аня Астахова.

"Какая ирония, только-только подумал о её отце", - пронеслось в голове у Весницкого.

- Здравствуйте, Павел Андреевич, - робко произнесла девочка.

- Так мы же виделись, Аня, - по-доброму улыбнулся Весницкий.

- Ну да, - она улыбнулась в ответ и застыла на месте.

- Проходи, не бойся. Так зачем ты пришла?

Она закрыла калитку, после чего кивнула.

- Просто пришла вам сказать, Павел Андреевич, я не хотела, чтобы вас заменили на Глеба Максимовича.

- Спасибо, - её слова тронули Весницкого, и, неожиданно для самого, себя он вдруг разрыдался в голос. Видимо, слишком много навалилось на старика в последнее время. Анечка перепугалась, бросилась к нему.

- Павел Андреевич, что с вами? - испуганно спросила она.

Он только покачал головой, а по щекам бежали теплые блестящие слёзы.

- Павел Андреевич, ну не плачьте, пожалуйста, - девушка не знала, что делать, но по интонации было слышно, как искренно её сопереживание учителю. Казалось, ещё немного и Аня сама разревётся. Эта мысль несколько отрезвила Павла Андреевича. Он перевёл дух и усилием воли заставил себя успокоиться.

- Прости меня, - дрожащим голосом выдавил он. - Мне не хотелось, чтобы меня видели таким.

Стараясь не смотреть на девушку, он вытирал слезы своей худой сморщенной рукой.

- Вы из-за сегодняшнего так расстроились? - спросила Аня, садясь на корточки рядом со своим бывшим учителем.

Весницкий кивнул в ответ.

- Больно, Аня, не представляешь, как больно, когда от тебя отворачиваются ребята, которых ты учил несколько лет подряд. В такие минуты как никогда ясно осознаешь, что ты никому не нужен. Старый никчёмный черт, смерти которого дожидается вся деревня.

Девочка хотела его утешить, но не знала как.

- Хотите, я поговорю с директоршой, попрошу её вернуть вас? - предложила Аня.

Весницкий отрицательно покачал головой.

- Не нужно. Моя судьба была решена уже в том году. Им нужен был предлог меня уволить, отправить динозавра на пенсию, - он хмыкнул. - А ведь я далеко не самый старый. Да бабский коллектив меня невзлюбил.

Тут он посмотрел на Аню и опомнился. Негоже, когда посторонний человек слушает твои жалобы на жизнь.

- Хватит об этом, Анюта, - Весницкий через силу улыбнулся. - Пошли я тебя чаем напою.

- Спасибо, но мне домой надо. Я только на секундочку к вам заскочила, хотела выразить свою благо... - по мере произнесения фразы девочка менялась в лице и, оборвавшись на полуслове, сама заплакала.

Старому учителю стало по-настоящему хорошо. Есть ещё ученики, которые ему признательны.

- Ну-ну, Аня, я не стою твоих слез, - театрально произнёс Весницкий и обнял девушку. Она стала понемногу успокаиваться.

- Если хотите, я буду срывать ему каждый урок, - прошептала она Весницкому на ухо. - Мстить за вас постоянно, делать ему всякие подлости, пока сам со школы не свалит.