— Мне нужно еще подумать… Возможно, я согласилась бы… — ответила Елена. — Мысль в принципе мне нравится, если вы серьезно предлагаете мне принять участие в этом необычайном путешествии.

«Может, лучше сгореть где-то в космических просторах, чем быть искалеченной и убитой здесь, на Земле, где люди творят ближним столько зла?» — подумала она.

Инженер молча подал ей маленькое карманное зеркальце в прекрасной оправе. Девушка, увидев свое отражение, зажмурила глаза… Через несколько минут ее лицо покроется кровью, и эти горящие глаза погаснут навсегда… И тогда взбунтовалась ее душа… Пусть это тело лучше сгорит где-то на пути к другим, быть может, более счастливым планетам, пусть оно превратится в космическую пыль, но не будет изуродовано здесь, в грязном тюремном дворе, в предгорьях немецких Альп.

— Мне нужна еще минута, — шепчет Елена.

— Осталось три минуты…

— У меня есть трое друзей. Они все приговорены к смерти. Если бы мы были вместе…

— Быстрее решайте. Иначе я не смогу отменить казнь ваших друзей.

— Да! Я согласна! Скорее спасите их! — воскликнула Елена.

Когда счет последней минуты пошел на секунды, инженер

вышел в коридор и громко приказал полицаю:

— Прекратите исполнение приговора над теми тремя…

— Яволь! — грянули каблуках солдатских сапог и на каменных плитах зазвучали глухие, словно замогильные, затихающие шаги.

Елена прислушивается к ним и слышит, как тревожно бьется ее сердце.

— Вы слышали? — спросил инженер, вернувшись в камеру.

— Да. Если вы действительно спасете моих друзей — я буду благодарна… Но я хочу более подробно узнать об этом замечательном путешествии в неизвестность, — степенно сказала Ярош.

— Я не скрываю от вас того, что наш эксперимент не лишен драматизма. Но у вас есть пятьдесят шансов из ста спасти свою жизнь и… увидеть то, чего не видел никто из жителей Земли. Кто знает, не станете ли вы самыми знаменитыми людьми и своего рода Колумбами Вселенной?!

— Когда должна полететь ракета?

— Время и место старта, учитывая военные события, держатся в тайне. Но примерно через два-три месяца, где-то в июле 1944 года, когда будет полностью закончен монтаж оборудования, а экипаж овладеет техникой управления, ракета улетит на одну из планет.

— Это очень интересно и увлекательно… Если бы не это окружение, я подумала бы, что читаю захватывающий фантастический роман, — сказала Елена. — Но почему вы выбрали нас?

— Вы хоть и музыкант, но работали в студии и хорошо знакомы с радиотехникой. Об этом мне рассказывал следователь. Ваш приятель, Ярослав Доморацкий — инженер-механик… Он способный человек и быстро сможет научиться управлять ракетой… Кстати, ее система управления столь усовершенствована, что это не составит особого труда. Думаю, из него получится хороший штурман сверхдальнего плавания! — улыбаясь, проговорил инженер.

— Я хочу встретиться с моими друзьями и окончательно посоветоваться.

— Это мы устроим. Пока вкратце о наших условиях. Эксперимент должен оставаться в тайне. Поэтому вы будете изолированы от внешнего мира. Вы будете встречаться только с нашими людьми. Ежедневно — шесть-семь часов обучения. Свободное время будете проводить в обществе ваших друзей… Вы получите достаточное питание.

— Знаем мы это питание! Капустный суп и жалкая желтая продовольственная карточка иностранных рабочих?

— Нет. Мы позаботимся, чтобы вы получили хорошее питание, одежду от лучшей портнихи, а также скрипку.

— Я бы с удовольствием получила последнее! *— радостно воскликнула девушка.

— Будем считать, что принципиально мы пришли к согласию? Будем знакомы — моя фамилия Бутермильх, — сказал инженер, протягивая руку.

— Да, господин Бутермильх… — ответила Елена.

Чувствуя, что какое-то ужасное и уродливое существо будто прокусило ее горло и высосало всю кровь, обессиленная девушка падает в кресло…

Елена прислушивается к медленно затихающим шагам инженера. Он только что ушел от них. В каждом шаге, размеренном, как удар маятника, чувствуется сын солдатской нации.

Где-то далеко, перекликаясь, завыли сирены, точно стая котов. В тюрьме погасили свет. Лунный свет чуть освещает темницу и четыре бледных лица, напоминающие тени каких-то потусторонних созданий.

События этих дней измучили их тела и взвинтили нервы до последнего. Елене порой кажется, что она уже порвала все связи с земной жизнью.

— С нами произошло что-то еще не совсем понятное, необычайное и фантастическое, — сказала она, — но, друзья, хорошо хотя бы, что мы вместе.

— Да… Пожалуй, мы подписали договор с самим дьяволом… Я пришел к выводу, что в наше время нечистая сила надевает новую паску. Кто знает, этот господин инженер… — многозначительно сказал Ярослав Доморацкий.

— Получается, что мы подписали пакт с самим сатаной?

— Помолимся, друзья… Спасем наши души, — посоветовала Мария.

— Это все же так необычно и интересно. Моей душе становится жаль тела.

— Лена, неужели вас интересует форма… Мне все равно, что будет с трупом моего тела… лишь бы душа…

— По христианскому учению, души праведных попадают в прекрасный райский сад, а грешных — в вечный концентрационный лагерь с кипящей смолой и чертями, чрезвычайно похожими на «капо» из Аушвица или Дахау. Наци — классические мастера подмены, они создали эрзац ада на земле, — заметил Ярослав.

— В детстве я очень часто молилась и посещала монастыри. Тогда в моем воображении возник образ сказочного города с прекрасными храмами и садами. Он был так прекрасен, и там царила несказанная тишина и покой. Я всю жизнь мечтала попасть туда…

Все замолчали, задумавшись над причудами человеческой судьбы и жизни.

— Что это вы затосковали? Неужели жалеете, что вас не расстреляли?

— Трудно сказать, жалеем или нет, потому что в определенных условиях человек иногда делается похож на бессловесного кролика, становится равнодушным ко всем испытаниям, которым его подвергают…

— Ты хочешь сказать, что мы…

— Напоминаем подопытных кроликов.

— Неужели нам нечего взять от жизни? — спросил Юрий.

— Я бы хотела одного… полететь на родину, посмотреть, что стало с ней, разрушенной, обесчещенной, сожженной… Это все материя… а земля, сама родина, бессмертна… Мы покинули его против воли и не можем вернуться назад, но часть людей переживет годину бедствий и, закаленная в борьбе, вновь восстановит наш край, будет стремиться к лучшей жизни.

— Исторические события длятся долго и измеряются иным временем, чем события в жизни одного человека… — отвечает Елене, словно читая историческую лекцию, Ярослав.

— Да. Это правда… Я — музыка, и мне хочется еще ярко вспыхнуть… Представьте себе догорающий костер. Последний уголек еще тлеет, искорка ярко вспыхивает, освещая нежное здание нетронутого пепла, а потом гаснет — гаснет навсегда. Я согласна лететь на Луну или на Марс, или еще куда-то, и там свернуть себе шею, но хочу еще дать на Земле последний концерт. Сыграть свою лебединую песню… Я хочу взять в руки скрипку и опьяниться музыкой…

— Мечты остаются мечтами. Мы в тюрьме с метровыми стенами и железными решетками, сквозь которые нам не пробиться… Нужно ждать, что будет дальше — и при случае…

— Если бы представилась самая крохотная возможность… Будь у меня радиопередатчик, я крикнула бы на весь мир: SOS! Спасите наши души!

Инженер Бутермильх сдержал слово, данное Елене Ярош. Она вместе со своими друзьями попала из тюрьмы в средневековый дворец в предгорьях баварских Альп.

После трехдневного отдыха, который потребовался уставшим людям, их жизнь неузнаваемо изменилось. Ежедневно с утра до четырех часов пополудни Бутермильх преподавал им основы межпланетной аэронавтики и обучал управлению ракетой. В аудитории была построена специальная учебная кабина с приборами и пультом управления, оснащенным многочисленными циферблатами различных устройств.