Начал издалека. Рассказал о первых шагах на службе Великжанова, Денисенко.
— А посмотри сейчас на них — орлы!
Иванов молчал, хмуро смотрел перед собой, ковырял носком сапога землю. Видимо, история «орлов» его совершенно не интересовала. Под конец попросил:
— А нельзя ли меня откомандировать в другую часть? Не подходит мне эта служба.
«Может, в самом деле избавиться от него?» — Запротестовало самолюбие воспитателя. Да и, честно говоря, политруку нравились некоторые черты характера Иванова. Его напористость, откровенность в выражении своих чувств напоминали Антону не такое уж далекое прошлое, когда он сам вот с таким же упорством добивался осуществления мечты. А есть ли она у Василия? Посоветовался с Тимощенко.
— Что-то в нем есть непонятное для нас, — ответил тот. — Какой-то винтик в голове не так закручен, вот и выпирает…
Политрук решился на крайнюю меру: написал письмо родным пограничника, осторожно указав в нем на некоторые странности в поведении и характере Василия. Обычно командиры редко обращаются к этому. Молодой боец готов вынести любое наказание, лишь бы о его неприятностях по службе не знали родные.
Ответ пришел скоро.
«Вася слишком упрям и самолюбив, — писала старшая сестра. — С детства мечтал о морской службе, с пятого класса щеголял в полосатой морской тельняшке и гордился данным ему товарищами прозвищем Боцман. Когда призвали в армию, он просился в военкомате, чтобы направили его на флот. Почему отказали — я никак не пойму. Морская служба в кашей семье уже стала традицией…»
Теперь ясно, и политрук начал искать ключ к сердцу человека. Как-то в узком кругу свободных от наряда бойцов он повел разговор о призвании, о будущих планах. У Байды в этом отношении была счастливая способность: он мог быстро и легко увлечься любой темой, поспорить, как говорится, до зубов, а потом так же легко превратить все в шутку. Обычно собеседники всегда довольно свободно вступали с ним в спор, иногда возражали с единственной целью, чтобы «накалить» политрука, подзадорить его и ввернуть что-нибудь такое, чего не скажешь в обычном деловом разговоре с командиром.
На этот раз поначалу разговор не клеился. Одни, как, например, Воронин, отмалчивались, улыбаясь своим сокровенным мыслям — не каждый осмелится выносить на люди свои мечты. Другие отделывались общими фразами, что, мол, это только в песнях все легко решается — «молодым везде у нас дорога». Только Иванов категорически заявил:
— Чепуха! Если по-настоящему к чему-то стремишься, никакие рогатки не страшны. Я вот после службы иду на флот. И никто мне в этом не помешает! Так уже повелось в нашей семье: дед и отец были моряками, брат старший и сейчас плавает…
— Верно, Василий! Я тоже в детстве мечтал о морях и океанах. — поддержал Иванова Байда. — А пришлось служить на границе. И, знаешь, не жалею. Должно быть, тоже семейные традиции, как у тебя. Ведь брат мой служил в этом отряде. Между прочим, тебе можно и не ожидать конца срочной службы, у нас много морских границ. Там есть суда, катера… Я поговорю в штабе отряда. Но, думается мне, надо прицел брать выше. Не большая честь, если внук станет матросом, как его дед и отец. Почему бы тебе не готовиться в мореходное училище?
Случайная беседа не прошла даром. Иванов стал сдержаннее, чаще заглядывал в книги. Но еще немало воды в Днестре утекло, пока он по-настоящему полюбил свою службу на границе…
У Денисенко свои неприятности. Как-то политрук спросил:
— Что ходишь словно в воду опушенный?
— Понимаете, дед заупрямился. Симон Сергеевич. Все сватает меня в колхоз «Пограничник», а Варвару сюда не отпускает…
— А съездим-ка мы к нему, а? Авось, уговорим…
В следующий выходной они действительно поехали к Голоте. В ход была пушена дальнобойная артиллерия, и оборона деда не устояла.
— Хотя ты из рабочего корня растешь, а человек вредный, в глаза это тебе говорю, — упрекал на свадьбе пограничника Симон Сергеевич.
— Разве мы для тебя ее, сироту, кормили, поили, растили?
— Она сама выросла, — отбивался Павел.
— А вот и врешь! Что она для тебя — дичок какой? Сами растут только бурьяны да будяки. Одно прошу, будь человеком: после службы держи курс на Лугины. Для обоих работа найдется…
Но Денисенко не собирался уходить с границы. Он и Великжанова подбивал жениться. Тот молча увиливал от разговора. Порывистая, легкая в движениях, как дикая коза, Ванда занозила ему сердце.
Байда знал об этом, но помочь ничем не мог, только наваливал на Кирилла больше работы. А ее здесь невпроворот. Ту школу жизни, которую советские люди прошли за двадцать лет, в освобожденном районе стремились пройти за несколько месяцев. Не только из Ольхового, но и жители соседних сел часто приходили к политруку и требовали: вы принесли нам новую власть, вот и учите, как ею пользоваться, как жить по новым законам. И возникали десятки важных и мелочных вопросов, на которые надо было немедленно находить ответ…
Приезд семьи, по которой так соскучился Антон, принес новые треволнения. Жена не переставала жаловаться:
— Ты появляешься дома, как постоялец, детей видишь только спящими, а им так нужна забота и ласка отца…
— Подожди еще немного, мать, скоро все войдет в нормальную колею, и я свободнее буду… — каждый раз обещал он и в то же время сознавал, как трудно выполнить это обещание. Жизнь выдвигала все новые и новые служебные и общественные заботы.
В этих заботах и не заметили пограничники, как прошла первая половина 1940 года.
2
Тодор Падурару почти полгода пролежал в больнице. Рана зажила, излечили язву желудка. Задумался старик…
— Как дальше жить, товарищи командиры? — искал он совета у командиров заставы. — Возвращаться в Баштианы мне нельзя — полковник Грицеску доконает меня…
— Идите в колхоз, Тодор Михайлович, работа для вас найдется.
— А как же дочь Марика? Жена? Нельзя ли вытребовать их сюда? — Он не знал, что жена умерла…
— Мы не имеем права требовать: они подданные Румынии…
Вопрос о его семье разрешился самым неожиданным образом. В последних числах июня начальников и политруков всех застав вызвали в штаб отряда. Совещание было коротким.
— Произошли очень важные события. Поздравляю вас с освобождением наших западных земель Молдавии и Северной Буковины, — обратился Кузнецов к командирам. — Готовьтесь к выступлению на новую границу, правильнее сказать — на нашу старую границу по реке Прут и предгорьям Карпат. На этот раз всё решено по обоюдному согласию заинтересованных стран, и прошу избегать каких бы то ни было недоразумений с соседями. Все спорные вопросы о линии границы решает паритетная комиссия советских и румынских представителей. Соответствующие инструкции и карты получите у начальника штаба…
Возбужденные неожиданными событиями, возвращались в Ольховое Байда и Кольцов. В селе они повстречали Тодора Михайловича.
— Ну, отец, готовься! Завтра утром едем в гости к твоей Марике!
— Все шутите, товарищ начальник, — вздохнул старик.
— Какие шутки, Тодор Михайлович? Завтра к обеду будем в Баштианах! Пойдете с нами, проводником будете.
Эта весть, словно утренняя роса, освежила человека. Сколько раз он мучил себя упреками, что оставил жену и дочь среди злейших врагов. Кто знает, что они с ними сделали. Оглядываясь на командиров, он поспешил к домику Крукович, где его поселили после выхода из больницы.
А у ворот заставы толпились жены командиров и свободные от службы пограничники. Что нового привезли командиры с совещания?
Сообщение о переходе на новые рубежи не очень обрадовало. Только обжились, свыклись с обстановкой, и снова все бросай… Особенно недовольны были жены командиров. Им с детьми труднее всего.
— Вот судьба жены пограничника! — сетовала Анна Семеновна Кольцова. — Сегодня не знаешь, где будешь завтра. А сколько подруг растеряешь на своем пути. Надо бы издать закон, чтобы на границе служили только холостяки…
Поразмыслив, сама себя и опровергла:
