Утром следующего дня старик-пастух из пригородного колхоза остановил Адама: что-то не понравилось ему в этом высоком, немного сутуловатом парне с крючковатым носом.

Обеспокоенные пограничники, заметив, как пастух преградил путь нарушителю, вскочили на попутную подводу и как ни в чем не бывало проехали мимо.

— Стойте! Стойте, товарищи, эгей! — закричал старик, размахивая длинной палкой.

— В чем дело, дедушка? — поинтересовался Чемерыс, соскочив с остановившейся подводы и направляясь навстречу пастуху.

— Да вот этот парень… Не нравится он мне, треба прощупать, — зашептал он, поглядывая на нарушителя.

Чемерыс подозвал переминавшегося с ноги на ногу парня.

— Откуда и куда путь держишь, земляк? — вежливо спросил, доставая папироску.

— Та з Невирцив я… До миста йду. В нас батько дуже захворилы. Ось и рецепт до аптекы, — искусно подражая местному говору, объяснял Адам, показывая бумажку, — А воны чогось прычепылыся…

Старший лейтенант внимательно осмотрел рецепт— все как следует. И подпись неразборчива, как у всех врачей… Даже сомнение закралось: может, и впрямь упустили настоящего нарушителя? Когда же это могло случиться? Кажется, с глаз не спускали… Ом еще раз попытался разобраться в рецепте, но что поймешь в этих латинских названиях? Сам не раз получал подобные бумажки. «Ловко сделано! И легенда подходящая…»

— Идите, гражданин, болезнь не ждет, — возвращая рецепт, промолвил Чемерыс. — А вам, дедушка, спасибо за бдительность, правильно делаете, но это свой парень…

Радостно вздохнул порядком перетрусивший Адам, когда наконец очутился в городе. Он действительно зашел в аптеку, заказал лекарство и, чтобы окончательно запутать следы, начал бродить по улицам.

Но этого уже не видели пограничники — они спокойно отдыхали после почти двухсуточного преследования. Все дальнейшие события развивались под наблюдением чекистов местного отделения НКВД. На заставах лишь кое-что узнали через неделю, когда Стручковский на обратном пути у Збруча был ранен и задержан.

Кузнецов, конечно, знал все подробности похождений агента, и это внесло некоторую ясность в запутанную обстановку. Оказывается, опекаемый работниками НКВД нарушитель встретился с парикмахером Таратутой, потом вдвоем пробрались ночью из Збручска в местечко Подлесное, что в нескольких километрах от Раздорожья, где и состоялась у них встреча со старшим диспетчером станции Раздорожье Ярченко. После встречи Стручковскнй повернул к границе.

Таратута в Збручск не вернулся, а через несколько дней на ближайшей от Казатина станции появился новый буфетчик Григорий Герцис.

Старший диспетчер Ярченко остался из прежнем месте…

Задержанного допрашивал Кузнецов в присутствии начальника УНКВД. Стручковский упорно держался своей легенды:

— Шел в аптеку… Лекарства нужны… Для больного батька…

— Где проживаете?

— В селе Невирцы, что на Збруче.

— Сколько нам известно, вы там не проживаете и не проживали, — Кузнецов повертел в руках бумажку, будто там было подтверждение местных властей.

— Простите, паны-командиры, я забыл сказать, что живу в правобережной части, в польской, а батько в левобережной, — выкручивался Адам, — В Польше трудно достать лекарства, вот и пошел на такой риск…

— А зачем вам понадобился парикмахер Таратута?

— Парикмахер? — удивился Стручковскнй, — Фамилии его не знаю, просто зашел побриться, пока готовили лекарство.

— С кем вы встречались в Подлесном? — вмешался начальник УНКВД — Вы узнаете этих людей, себя?

Он показал снимок.

— Это какое-то недоразумение… В Подлесном никогда не был, никого там не знаю…

— Что вы передали в Подлесном диспетчеру Ярченко и Таратуте? Кто вас послал? — продолжал допрос Кузнецов. — Откровенное признание смягчит вашу вину.

Нарушитель помрачнел, но упрямо стоял на своем. Только защитная маска наивного селюка в его поведении начала таять.

— Что ж, дадим вам возможность подумать, а тем временем и с вашим батькой познакомимся…

Поняв, что дальше притворяться бессмысленно. Адам побледнел: такого хода он меньше всего ожидал.

— Хорошо… Буду говорить правду… — На этот раз он совершенно отбросил маску наивного селюка и заговорил на чистом, немного книжном русском языке. — Меня действительно послали. В Ольховом, у помещика Фишера, живет некий немецкий майор, кажется, Шмитц его фамилия. Познакомился я с ним недавно в Тернополе. Он и попросил передать Таратуте какие-то инструкции, может быть, и шифры. Конечно, за приличное вознаграждение. Вот я и согласился по легкомыслию. Знаете, жизнь дорожает, а заработки при наших польских порядках низкие…

Эту легенду он сочинил без ведома шефа на крайний случай.

— Откуда вы знаете Таратуту? Кто здесь еще на связи у этого Шмитца?

— С Таратутой я знаком давно, он обучал нас лыжному спорту. Потому я и встрял в такое дело. А о связях немца мне ничего не известно…

— Хорошо. Мы подождем, пока вы вспомните, — прервал его начальник УНКВД. Когда задержанного увели, он приказал Кузнецову и начальнику следственного отдела майору Стусю: — Допрос продолжать. Агент, видно, не очень опытен и уже дал трещину. Нам очень важно знать характер связи Шмитца с Ярченко и Таратутой. Последних пока не трогать, продолжать неослабное наблюдение. О перехваченных шифрограммах немедленно докладывать мне…

И потекли на границе дни ожидания. Все понимали: не дождавшись своего ходока, противник снова попытается связаться с резидентом.

Неподвижный наряд у «белокурых подружек» — так назвали пограничники группу березок: они в самом деле походили на пригорюнившихся девушек в ожидании милых — возглавил повар Денисенко.

«Пожалует сегодня гость или нет?» — думали пограничники. напряженно всматриваясь в еле заметные в сплошном тумане кусты на сопредельной стороне. Туман густел, и Великжанов зябко ежился, натягивая плащ на взмокшие колени. Привычные очертания знакомых предметов словно таяли и постепенно расплывались в молочной мгле. Только по звукам можно предполагать, что делается на границе. Но туман и звуки скрадывает.

— Туман до костей добирается, — прошептал Кирилл. — Да и не видно ничего. Не лучше ли выбраться на бугор? Виднее будет…

Подумав, Денисенко согласился — ведь это почти рядом — и, подав знак Великжанову, бесшумно двинулся вправо. Вот и бугор. Здесь действительно было виднее. Но впадина с березами по-прежнему тонула в темно-серой мгле.

В ту ночь на поверку вышли старшина Тимощенко и проводник служебной собаки Селиверстов. Перед рассветом они прибыли к месту, где положено быть наряду Павла. Но, как ни всматривались, никаких признаков присутствия люден не обнаружили.

— Странно. А пусти-ка Рекса, пусть хорошенько тропку обнюхает, — приказал Тимощенко, но и собака ничего не обнаружила. — Случай небывалый… Придется нам охранять сектор до утра…

Сотни предположений рождались в голове старшины, одно страшнее другого. Ребята проверенные, надежные. Может, внезапное нападение бандитов? А может, пошли на преследование? В таком тумане все может случиться…

Откуда-то выпорхнул предутренний ветерок, заколыхался туман над рекой, начал расползаться, образуя кое-где просветы. В одном из них Селиверстов заметил промелькнувшую тень. Потом вырисовалась фигура человека, осторожно ступающего через речку. Учуяв неладное, Рекс вздрогнул, сжался в комок, готовясь к прыжку.

— Придержи… — шепнул Тимощенко, заметив волнение собаки, и привычным движением поставил затвор винтовки на боевой взвод. Селиверстов достал из кобуры револьвер.

То теряясь в еще не рассеявшемся тумане, то изредка выделяясь в серой мгле, темная фигура пробиралась между кустами к подножию холма. Старшина пополз к реке, чтобы отрезать путь к отступлению. Он был уже почти у кромки воды, когда неизвестный, должно быть, что-то заметил впереди и огромными прыжками бросился обратно к реке. Отпущенный Селиверстовым Рекс в несколько прыжков настиг бегущего и повалил его на землю. Одновременно к задержанному подбежали Денисенко и старшина.