– В архив мы, конечно, верим… Лиза из Норт-Айсла прислала ссылку на сайт вакансий, на всякий случай…
– На всякий случай… Понятно.
Взгляд Алисы скользнул по журналу. Пальцы пробежали по корешку.
– Старинная.
– Мне ее прислал один человек. Сам не знаю зачем.
– Загадка. Ты любишь разгадывать загадки.
С этим ее замечанием я был согласен, вот только после мелькнувшего в тексте знакомого имени все изменилось. К тому же эта женщина утонула 24 июля, как и моя мама. От этого становилось жутковато.
– Да, загадка здесь есть. На форзаце журнала написано имя моей бабушки. Я разговаривал с человеком, приславшим мне его. Он утверждает, что приобрел журнал на аукционе. Понятия не имею, что им двигало.
– А ты поищи о нем информацию. Ты же как-никак работаешь в библиотеке. Поиск информации – дело для нас привычное.
Женщина прижалась бедром к моему столу. Плавный женственный изгиб заслонил собой часть стеллажа со справочниками. Алиса на фоне энциклопедических изданий.
– У меня времени не было. Только я вошел, а тут Дженис…
Мы оба смолкли. Трудно дышать, когда в воздухе витает дух грядущих сокращений-увольнений.
– Пригласи меня на ужин, – попросила Алиса.
– Что?
– Я тебе помогу. Назови мне имя человека, который прислал тебе журнал. Я узнаю о нем побольше через Интернет. В качестве благодарности – ужин. Платишь ты. В «Памп Хауз» я не хочу. Выбери какое-нибудь милое заведеньице, где подают хорошее вино. Сегодня выдался ужасный день. Я хочу развеяться.
Оттолкнувшись от стола, она сохранила равновесие, балансируя на кончиках пальцев.
– Обещаю, что в «Памп Хауз» я тебя не поведу.
Для того чтобы избегать «Памп Хауз», имелось достаточно причин. Там вечно включен телевизор на всю громкость, обрюзгшие мужики сидят ссутулившись над своим безвкусным пивом… Когда-то я работал в «Памп Хаузе», на ходу подкрепляясь тем, что там подают. Теперь одно воспоминание об этом заведении вызвало у меня тошноту.
– Хорошо. Заедешь за мной в семь. Я хочу успеть принять душ. Так как его зовут?
– Мартин Черчварри из букинистической фирмы «Черчварри и сын», штат Айова.
Квартира Алисы располагалась в Вудленд-Хайтсе, неподалеку от того, что осталось от клубничной фермы. Когда я подъехал к дому, она уже поджидала меня. Я повез Алису в «Ла Мер». Именно в этот ресторан принято водить женщин. Его окна выходят на воду. По ночам Коннектикут призывно светит с противоположного берега гавани. Официанты говорят с акцентом. К блюдам подают настоящие соусы. Поговаривают, что в «Ла Мер» есть и настоящий соусье. На Алисе было розовое платье, достаточно короткое, чтобы все, кто пожелает, могли любоваться ее ногами. Лично я ими восхищаюсь. На работе Алиса ходит в практичных штанах и обуви без каблуков. В них удобно нагибаться, приседать, да и пыль, всегдашняя спутница библиотек, штанам не страшна. Учась в старшей школе, я видел ее ноги, когда Алиса щеголяла в юбочке для игры в хоккей на траве. Тогда они были красивыми, но с годами стали еще красивее. Часть волос была собрана заколками с одной стороны лица. Оставшиеся ниспадали волнами на спину. Это не свидание. Передо мной – Алиса. Женщина улыбнулась, когда я сказал, что она шикарно выглядит. Едва заметно изогнула губы, не больше.
– Ты тоже принарядился, – отозвалась она.
Подошел официант. Моя спутница заказала бокал вина.
– Не бойся. Я не собираюсь разорять твой банк.
Я рассмеялся. Было трудно сдержаться, наблюдая за тем, как ее губы касаются края бокала.
– Ты нашла что-нибудь о Черчварри?
– Я только начала копаться. Фирма «Черчварри и сын» на самом деле существует. Она специализируется на антикварных изданиях. У меня создалось впечатление, что он – Черчварри и сын в одном лице. Все сделки заключаются от имени одного человека. О самом Черчварри мне мало что удалось узнать. По-моему, он очень одинокий человек, поэтому рад протянуть руку помощи ближнему своему.
Я пожал плечами.
– Странное у него понимание помощи ближнему… Мне он совсем не показался одиноким и несчастным. Как раз напротив: жизнерадостность из него бьет ключом.
– Я собиралась еще поискать информацию об этой фирме, но пришлось помогать в детском зале.
– А что случилось с Марси?
– После разговора с Дженис она долго плакала в туалете.
Мы решили, что, пока мы еще не безработные и деньги у нас водятся, надо выпить.
– С тобой все будет в порядке, – заверила меня Алиса. – Из всех нас ты единственный, кто в состоянии выдержать работу с библиографическими примечаниями.
– Оно, возможно, и так, но половину того, что я делаю, может сделать компьютер. Ты когда-нибудь обращалась за грантом, который лишает тебя половины твоей работы?
– Нет, но это лишь потому, что грантами я не занимаюсь, – постукав ноготком по ободку бокала, сказала Алиса. – Меня больше интересует, не обращался ли ты за грантом, который может сделать ненужным половину того, что делаю я?
– Никогда даже в голову такое не приходило.
– Посмотрим, как все обернется, если тебя уволят.
Мы допили вино из бокалов и заказали еще. Вскоре мы расслабились, заулыбались и принялись вспоминать, как на четвертое июля Фрэнк чуть не обжег руку моему отцу римской свечой. Алиса начала со мной спорить, утверждая, что все было как раз наоборот, что она помнит, как ее мама накладывала на руку ее отца марлевую повязку. Трудно поверить, что девчонка, любившая кататься на качелях, и сидящая передо мной женщина – один и тот же человек. Мне всегда казалось, что у нее обязательно должен быть ухажер, какой-нибудь бездельник из Роки-Пойнта или Шорхема, человек, которого я никогда в глаза не видел. Наверняка у нее и сейчас кто-то есть. Принесли наш заказ.
– Папа переживает из-за твоего дома, – сказала Алиса, двигая кусочек спаржи по тарелке. – Я звонила ему на прошлой неделе. Он только о твоем доме и говорил.
– Я тоже переживаю.
– Не понимаю, почему ты его не продашь.
– Слишком много воспоминаний с ним связано.
Зазвонил мой мобильный телефон. Алиса капризно закатила глаза. Я пообещал быстро отделаться от звонящего, но тотчас же понял, что не смогу.
– Это я.
Я тихо сказал Алисе, что это сестра, и она взмахом руки дала мне добро. Когда знаешь человека всю жизнь, ему не надо объяснять, что на тот или иной звонок просто нельзя не ответить. Это удобно. Извинившись, я вышел из ресторана.
– Привет. Ты где?
– В норе в стене. Можешь говорить?
В трубке слышалось позвякивание стекла, стукающегося о стекло. Я повторил свой вопрос.
– Не знаю. Автостоянка у торгового центра… А это разве важно?
– Нет. Ты явно чем-то расстроена. Что случилось? Я как раз ужинал.
– Плохой расклад получился, – сказала сестра.
– Что? На картах гадала?
– Да. Я чувствую себя не в своей тарелке. Можно с тобой поговорить?
Я глянул через окно на Алису. Она ела, запивая еду вином. Заметив, что я на нее смотрю, женщина мне помахала.
– Да, но не долго.
– Помнишь, как я поранила себе ноги? Не знаю, с какой стати я об этом сейчас вспомнила. Я нырнула, а потом почувствовала, что у меня болят ноги. Мне сейчас надо с тобой об этом поговорить.
– Зачем?
Я уж было подумал, что она отключилась. Трижды я позвал сестру по имени, прежде чем она ответила.
– Помнишь, я поскользнулась на тех скалах, а ты меня нес? Должно быть, тебе было тяжело.
– Нет.
Мне было тринадцать, сестре – восемь. Она почти ничего не весила.
– Может, мне к тебе приехать?
Я мог бы отвезти сестру к врачу или в гостиницу, купить ей еду, сделать все, о чем она попросит.
– Я сейчас с Алисой. Мы, если хочешь, можем приехать вместе.
Если она не уйдет раньше, чем я вернусь к столику.
– Мы взбирались на те валуны. Там все было в раковинах усоногих раков. Не представляю, зачем мы туда полезли. Мы там не улиток случайно искали?
– Да, улиток. Энола! Может, я приеду и заберу тебя?