— Нет, — сказала я, покачала головой и улыбнулась.
Мне не хотелось отказывать мальчикам, но я решила, что будет правильней, если я откажусь. Тем более что я вообще-то больше люблю свежую вишню, чем варенную в сахаре.
Ачако и Отар отошли в сторону и немного о чём-то посовещались, потом они вернулись к нам и сказали:
— Не хотите, не надо…
Сказали, повернулись и скрылись за углом дома. Нуну, которая почувствовала в этом какую-то угрозу, сказала им вслед:
— Имейте в виду: я тёте Ольге скажу! Клянусь мамой, скажу!
Нуну разозлилась почему-то даже и на меня.
Я продолжала улыбаться, и, видимо, это рассердило Нуну ещё больше и заставило её подняться и уйти. Было так тихо, что я слышала, как она по ступенькам входит в дом.
Когда осталась одна, я заметила, что у моих ног лежит Найда и бьёт хвостом о землю и играет то одной бровью, то другой. У Найды был такой вид, будто она была довольна тем, что мы остались с ней вдвоём, что теперь никто не отнимает у неё моего внимания. Она наклоняла голову то вправо, то влево, это означало, что она хочет положить свою морду мне на колени.
Со стороны кукурузного поля раздался сухой шорох. Через некоторое время одинаковые голоса Ачако и Отара позвали меня:
— Джанико… Джанико…
При солнце я, наверное, убежала сразу бы домой, но сейчас меня почему-то потянуло к мальчишкам. При свете луны, в тени вишнёвых деревьев мальчики были едва различимы. Они словно услышали мои мысли о том, что я больше люблю свежую вишню, чем варенную в сахаре. Отар сказал:
— Ты выше всех, поэтому мы нагнём дерево, а ты постарайся дотянуться до верхушки.
— И что далась вам эта вишня в полночь? — сказала я им.
А вообще-то мне нравилась их настойчивость, нравилось и то, что Отар продолжал говорить:
— Ну иди, иди! Встань на цыпочки и достань вон ту, полную ягод, и отломи.
Ачако повис на стволе.
Ягоды оставались только на верхних ветках, с нижних вишню уничтожили мальчишки, чуть выше — толстушка Нуну, а я, так как была длиннее всех, угощалась вишнями с самых верхних веток.
Мне не хотелось говорить то, что я сказала, но всё-таки я произнесла:
— Оставьте в покое эту вишню. Недоставало, чтобы вы переломали у неё все ветки или, ещё чего, вырвали дерево с корнем!
Я сделала вид, что рассердилась, и пошла к дому.
Откуда я могла знать, что мои слова произведут такое сильное впечатление на Отара и Ачако, что они изо всех сил постараются сделать то, что как раз я им запрещала.
Когда я вошла в комнату, Котэ сидел за столом и писал.
Я знала, что он не любит, когда его отрывают от этого занятия, и тихо прошла по комнате, стараясь не привлекать к себе внимание. Когда он оглянулся на меня, я спросила его не без ехидства:
— Всё пишешь?
— Всё пишу, — согласился со мной Котэ. — Если мама будет ждать писем от тебя, то она их никогда не дождётся, — съязвил он. — Если хочешь, я оставлю место на листочке и для тебя?..
Я продолжала насмешливо смотреть на него.
— А может быть, ты спать хочешь? Я могу и завтра дописать.
Вместо ответа я подошла к столу и стала внимательно смотреть на конверт, который лежал на столе уже запечатанный. Я-то знала, кому это письмо было предназначено, но делала вид, как будто не догадываюсь. Мой взгляд от Котэ не ускользнул.
— А ты передал от меня привет? — спросила я озабоченно.
— А как же! — проговорился Котэ. При этом он смешно ойкнул и даже зажал себе рот ладонью.
— А вот мы сейчас проверим, — сказала я и с этими словами поднесла к лампе запечатанный конверт, делая вид, будто вижу конверт насквозь. Это получилось неожиданно смешно, поэтому мы оба громко расхохотались.
— Джанико! Джанико! — донеслись до меня с улицы голоса близнецов.
Котэ насторожился и выглянул в окно.
— Ну, что ты? — спросил меня Котэ.
— Что я? — спросила я брата.
— Зачем ты заставляешь ждать мальчиков?
Я вышла из комнаты и краем глаза заметила, что Котэ наблюдает за нами из освещённого окна. Отар и Ачако стояли в тени большой яблони и махали мне руками. Словно не ощущая земного притяжения, я легко пересекла двор и очутилась рядом с ними, при этом чуть не зацепившись за что-то ногой.
Я ойкнула.
— Чего кричишь? — сказал Ачако.
— Тише! — сказал Отар.
В лунных проблесках я видела, как по лбу Отара и Ачако бежал ручейками пот. Я ничего не могла понять и вглядывалась в лица мальчишек.
— В чём дело? Что случилось?
Луна скрылась за тучами, стало темно. Я не трусишка, но мне было приятно заметить на балконе тень моего брата. Луна показалась опять, и теперь я с ужасом увидела на земле полное ягод маленькое вишнёвое дерево у моих ног. От неожиданности я даже отскочила в сторону.
— Срубили! — крикнула я. Но сейчас же прикрыла рот рукой.
По лицам мальчишек было видно, что они готовы срубить все вишнёвые деревья для меня.
— Перебрось через забор, — сказал Отар.
— И спрячь под домом, — добавил Ачако.
Другого выхода и не было. Мы с трудом все вместе перетащили дерево через забор и внесли под дом. Я ударилась об угол дома и потом всю неделю ходила с огромной шишкой на лбу.
Когда дерево было спрятано, Ачако и Отар словно растворились в темноте, а я осторожно, стараясь не скрипеть половицами, поднялась по лестнице в комнату к своему брату.
Я, Ачако, Отар и Нуну ни минуты не могли жить в деревне друг без друга. Я для них на всё была готова, и они тоже, но… вырвать с корнем целое дерево… из-за чего?
— Это просто безобразие, — бормотала я, прохаживаясь по комнате взад-вперёд, — а как же ещё это можно назвать?
— «А как же ещё это можно назвать?» — передразнил меня Котэ. — Ещё это можно назвать объяснением…
— Объяснением? — не поняла я. — В чём?
— Ах, ты не понимаешь? Это можно назвать объяснением в любви, вот в чём! — сказал Котэ.
Я в растерянности села на кровать, но голос Котэ снова поднял меня на ноги.
— Танцуют!.. Танцуют!.. — сказал он, глядя в окно.
Я подбежала к брату. В тени большой яблони Отар и Ачако и вправду танцевали. Они беззвучно сходились и расходились, плавая в воздухе, словно тени. То они становились враз на колени перед кем-то, то снова вскакивали на ноги и пускались в бешеный пляс. И так как они до невероятности походили друг на друга, то казалось, будто бы вдруг раздвоившийся человек танцевал сам с собой.
— И что они хотят этим сказать? — спросила я растерянно Котэ.
— Этим они хотят сказать, — ответил Котэ, — что мужчина, выдавший раньше времени свои чувства, не достоин называться мужчиной!..
В это время в темноте раздался голос тёти Ольги:
— Ачако и Отар, вы в дом не собираетесь, что ли?!
Братья замерли. Затем они легко и быстро пересекли наш двор и исчезли за забором.
Котэ уже давно уснул, а я всё ещё вертелась в своей кровати. Вот наконец забылась и я. И только погрузилась в предутренний сладкий сон, как кто-то меня дёрнул за руку. Я раскрыла глаза и увидела Отара и Ачако.
— Бессовестные! — напала я на них и отвернулась к стене…
Некоторое время они молчали. Затем Ачако сказал:
— Встань, пожалуйста, и помоги нам, очень просим!
— Чем я могу помочь вам? Воткнуть вишню обратно в землю? Дереву это уже не поможет, а если вы хотели налопаться вишни досыта, то нарвали бы и так ели, а дерево оставили бы в покое…
— До верхушки даже ты не могла дотянуться. А что мы могли сделать? — проговорил Отар, но Ачако толкнул его локтем.
Я знала, что они лгут, так же как они знали, что я тоже говорю неправду.
— Клянусь мамой, я десять косточек бросил в землю у корня дерева, — сказал Ачако и приложил руку к сердцу.
— Посмотрите-ка на этих садоводов! — воскликнула я. — Может быть, вы думаете, что из косточек завтра же десять новых вишнёвых деревьев появится?
Мне стало жаль мальчиков. И такими маленькими они выглядели и смотрели на меня так жалобно, и их тонкие руки так беспомощно висели, что у меня чуть слёзы на глазах не навернулись.