Сидя на холодных плитках пола с очередным гигантским комом шерсти Ральфа в шести футах от босой ступни, я испытал один из тех моментов откровения, когда человек словно смотрит на себя со стороны и понимает: он уже далеко не тот, кем был когда-то. Я вспомнил себя тринадцатилетнего, мечтающего играть на правом фланге футбольной команды; шестнадцатилетнего, уверенного, что будущее — на сочно-зеленых путях профессионального гольфа; двадцатилетнего журналиста, поедающего на спор перец с группой «Foo Fighters» или глядящего, как бывший гитарист группы «Guns N’Roses» Слэш в перерыве интервью стоит на гостиничной кровати и наигрывает на воображаемой гитаре. И что же со мной стало в преддверии моего тридцатисемилетнего дня рождения? Сижу в час ночи на холодном полу, в растянутых пижамных брюках, человек, который вместо покупки одежды платит за то, чтобы неизвестно откуда взявшемуся бродячему коту оттяпали яйца.

Дня через три мелькнул луч надежды — я выглянул в сумерки из окна и увидел Ральфа и Грэма, свернувшихся в двух шезлонгах в патио. Я понимал, что Грэм убежит, если попытаюсь поймать его, и оставил в покое. Через полчаса, когда я снова посмотрел в окно, его уже не было. Возможно, как предположила Джемма, это был знак того, что ему требуется время, но в итоге он все-таки вернется. Однако следующие несколько дней он вообще не появлялся.

На следующей неделе пришло сообщение от Деборы: «Не хочешь зайти посмотреть нашего нового кота?» — спрашивала она, прикрепив к тексту фотографию Грэма.

— Это Грэм, — сказал я, когда через полчаса Дебора открыла мне дверь.

— Какой Грэм?

— Я хотел сказать — Эндрю. Только теперь он Грэм. Мы его переименовали после того, как поймали и возили на кастрацию. Но потом кот снова убежал. Долгая история. Интересно, почему он полюбил тебя, а не нас? Да, он лишился мужского достоинства, но в остальном мы не сделали ничего плохого.

— Нет-нет, я уже говорила: это не Эндрю. То есть не Грэм. Он очень дружелюбен. Исчезает, опять появляется. Но я так понимаю, что диким кошкам требуется время, чтобы освоиться. Однако на кормежку является регулярно. Бисквит относится к нему с подозрением. Зато с Дэвидом они уже подружились. Сегодня бегал за ним по пятам, прыгал на колени. Мы решили назвать его Аланом.

— Вы видели Грэма вблизи?

— Нет. Но вообще он на глаза нам попадался. Совершенно непохожий кот.

Вернувшись домой, я выписал известные факты:

1. Оба кота рыжие.

2. У обоих котов характеры таковы, что мнящие себя их хозяевами люди выбирают им имена, как у консультантов по финансовым вопросам.

3. Именно в тот период, когда Грэм познакомился с Деборой и Дэвидом, он исчез из нашего дома.

4. Мы с Джеммой отвезли Грэма к ветеринару, который сначала говорил с ним нежно и спокойно, а затем накачал наркотиками и кастрировал.

5. Дебора и Дэвид не возили его к ветеринару, который сначала говорил с ним нежно и спокойно, а затем накачал наркотиком и кастрировал.

6. Фотография Алана, которую показала мне Дебора, — это изображение Грэма.

Все это казалось чрезвычайно подозрительным, и следующие несколько ночей я лежал без сна, обдумывая факты, как любители теории заговора перебирают мельчайшие детали крушений самолетов 11 сентября 2001 года. Хотя постоянные ночные бесчинства Ральфа и Шипли все равно мешали мне спать, и я уже собирался повесить на двери спальни вывеску: «Станция обслуживания котов. Часы работы: с двух часов ночи до пяти часов утра», раз уж это время не мое.

— Лучше, если мы вообще не станем о нем думать, — предложила Джемма. Легко сказать, но трудно сделать.

Вечером накануне дня моего рождения лил дождь, и вода хлестала в летний сад сквозь проделанную Грэмом в крыше дыру (а я ведь считал, что заделал ее). Я невольно представил кота: промокший и дрожащий, он размышляет, отчего такое странное чувство легкости в задней части его тела. Конечно, если верить Деборе, он не свернулся довольным калачиком в их гостиной. Абсурд. Где это видано, чтобы кот дрожал только потому, что на него упало несколько капель дождя? Но меня снова охватило пораженческое настроение. Надо мной одержал победу дом. Одержали победу коты.

ДИАГРАММА, ДЕМОНСТРИРУЮЩАЯ, ЧТО ВКЛЮЧАЕТ СОН ЧЕЛОВЕКА, ЖИВУЩЕГО С НЕСКОЛЬКИМИ КОШКАМИ

Когда Джемма подавала мне очередное полотенце, чтобы промокать воду, случилось поразительное: в трещине окна появился дружелюбный розовый нос. Этот нос был на знакомой рыжей мордочке.

— Свен! — воскликнула Джемма.

— Эндрю! — закричал я.

— Грэм! — хором завопили мы.

Это был один из тех моментов, о которых потом рассказываешь, приукрашая детали, чтобы получилось эффектнее и душещипательнее, если друзья спрашивают, как получилось, что вы стали жить со своим котом. Только в нашем случае не пришлось ничего приукрашивать. Получилось и эффектно, и душещипательно. Грэм прыгнул в летний сад, ткнулся холодным носом сначала мне в руку, потом в руку Джеммы, спокойно обнюхал, позволил себя погладить и заглянул нам в глаза с надеждой и, что самое удивительное, с доверием. Потрясающе, подумал я, обычное животное убегает, оценивает ситуацию и возвращается, пересмотрев свое отношение. От кота исходил запах резче обычного, но я не сомневался: самое малое, что мы можем для него сделать — пригласить к себе в спальню. Кот довольной, танцующей походкой переступил порог. Джемма следовала за ним.

— Стоп! — вдруг сказала она. — Он с яйцами.

Я исследовал указанную область.

— Но как же так? Это невозможно! Разве такое бывает?

Присмотревшись к коту, оценив его вес, взглянув на большое белое пятно у него на носу, я понял, насколько был слеп. Незамеченные ранее детали одна за другой бросались в глаза, словно вещи, вываливающиеся из шкафа, который я второпях, небрежно укладывал несколько недель назад. Меня встревожило, каким большим показался мне Грэм, когда он отдыхал в шезлонге рядом с Ральфом в патио, но тогда я не придал этому значения.

Теперь же вспомнил ночь пару месяцев назад вскоре после болезни Шипли — другой период моего недосыпания после ранних утренних прорывов Грэма в дом. Шипли наверстывал потерянные драгоценные три-четыре дня и пускался в ночные приключения, после каждого из которых приходил рассказать, что ему удалось совершить. Меня разбудил шум кошачьей драки, и я решил, что это воюет Шипли. Проковыляв к лестнице, ведущей к фасаду дома, обнаружил двух рыжих шипящих друг на друга — шерсть на загривках — котов. Я запустил в них тапкой и почти равнодушно крикнул: «Брысь! Деритесь где-нибудь еще!» В одном я узнал Грэма (или Эндрю, как он был тогда известен), но поскольку до конца не проснулся, сразу забыл об этом эпизоде. Вскоре снова ночью услышал кошачью свару, но в последние две недели, то есть с тех пор, как Грэм лишился яиц, все было тихо.

Оказывается, вокруг дома несколько месяцев шла война — на тропинках, в укромных уголках, в траве — а мы об этом не знали. Соперничали два рыжих кота, возможно, даже братья, каждый стремился обрести себе кров. Два дома могли открыть им двери, и хозяева обоих домов любили кошек. Но, к сожалению, хозяином территории мог стать лишь один. Первым обосновался тот, кто был меньше и не так уверен в себе, но он отчаянно бился за свои права. Однако позднее он потерял две маленькие штучки, которые формировали его мужское сознание и вселяли желание кидаться в драку.

После этого все было кончено — выйти победителем мог только один, и сейчас мы смотрели на него.

— Привет, Алан! — сказал я.

— Как дела, Алан? — вежливо поинтересовалась Джемма.

— Мяу, — буркнул Медведь, заглянув в спальню узнать, что происходит.

— Всем привет! — ответил Алан, только не словами, а могучей струей мочи. Несколько брызг попало на стены, но основная масса жидкости оросила шторы.