Особняк губернатора кишит полицейскими штата, кое-кто в полном боевом облачении и обвешан оружием с головы до ног, будто Линк может попытаться взять здание приступом. В окружении стольких камер и при таком нагнетании напряженности наш бравый губернатор не мог удержаться. Десять минут назад он выскочил из своего бункера пообщаться с журналистами — понятно, что в прямом эфире. Сказал, что ничего не боится, что правосудие должно свершиться, что он бесстрашно выполнит свой долг, и так далее, и тому подобное. Он пытался всячески показать, будто действительно еще не принял окончательного решения по ходатайству об отсрочке казни. Он приберегает возможность рассказать об этом позже, скажем, минут без пяти десять. В последние годы такой чудесной возможности покрасоваться на полную катушку у него не было.

Меня так и подмывает поинтересоваться у Линка, кто следующий, но я сдерживаюсь. Пока «Рим горит», мы убиваем время, играя в карты. Линк несколько раз предлагал мне уйти, но я остался. Не скажу, что мне нравится присутствовать на казни, но что-то в этом есть.

При взрывах никто не пострадал. Все три бензиновые бомбы, если верить эксперту, которого Си-эн-эн показал для убедительности, представляли собой примитивные устройства с часовым механизмом, скорее всего в небольших пакетах, и должны были произвести не особо громкий шум и много дыма.

В восемь часов все с облегчением выдыхают. Все спокойно. Раздается стук в дверь, и в камеру ввозят еду для последнего в жизни заключенного приема пищи. По такому случаю Линк выбрал бифштекс с картофелем фри и кокосовым пирогом на десерт, но аппетита у него нет. Он откусывает пару раз от бифштекса и предлагает мне угоститься картошкой. Я благодарю и отказываюсь, потом начинаю тасовать колоду. Есть что-то неправильное в том, чтобы съесть последнюю в жизни человека пищу. В четверть девятого звонит мой мобильник. Верховный суд отклонил наше ходатайство. Ничего удивительного. Теперь не осталось даже формальных поводов на что-то рассчитывать. Все петиции рассмотрены и отправлены в корзину.

Мы снова возвращаемся к прямому репортажу от здания Верховного суда в Вашингтоне, где репортер Си-эн-эн чуть ли не молится, чтобы снова что-нибудь взорвалось. Вокруг слоняются десятки полицейских, готовых в любой момент пустить в ход оружие. Небольшая толпа зевак ждет возможности поглазеть на бойню, но ничего не происходит. Линк сдает карты, продолжая поглядывать на экран.

Мне кажется, что на этом дело не кончится.

В западной части обширного тюремного комплекса расположен склад, где хранятся продукты, а в восточной — мастерская по обслуживанию автотранспорта. Между этими зданиями примерно три мили. В половине девятого каким-то загадочным образом в обоих зданиях начинается пожар, и в тюрьме вспыхивает бунт. Вполне естественно, что неподалеку постоянно кружат несколько вертолетов новостных служб телеканалов. Им не разрешается летать над «Чертовой мельницей», поэтому они держатся над расположенными поблизости полями фермеров. Благодаря мощным телеобъективам, любезно предоставленным командой Си-эн-эн, мы имеем возможность видеть все, что происходит.

Пока Линк нехотя ковыряет кокосовый пирог и играет в карты, ведущий новостей задает вопрос, почему штат не ускорит казнь Линка, чтобы не дать ему спалить тюрьму. Пресс-секретарь губернатора, запинаясь, пытается объяснить, что поступить так не позволяют законы и правила. Казнь назначена на десять вечера и может произойти либо ровно в десять, либо после десяти, но никак не раньше, и изменить это нельзя. Линк смотрит на экран, будто показывают фильм о каком-то другом парне, сидящем в камере смертников.

Без четверти девять возле кабинета начальника тюрьмы в административном здании гремит новый взрыв.

Через десять минут в Чистилище врывается начальник тюрьмы и кричит:

— Прекрати немедленно!

Линк продолжает тасовать колоду, не обращая на него никакого внимания.

Два охранника сердито хватают Линка, поднимают его, обыскивают, находят мобильник и усаживают обратно на стул. Тот безмятежно улыбается.

— У вас есть телефон, Радд? — опять срывается на крик начальник тюрьмы, но уже обращаясь ко мне.

— Да, но забрать его вы не можете. Статья тридцать шесть, раздел два, пункт четыре. Так написано в вашем же регламенте. Так что извините.

— Сукин сын!

— А вы думаете, это я звоню плохим парням? Участвую в заговоре и не важно, что мои звонки отслеживаются? Так, что ли?

Но он в таком смятении, что уже не способен соображать. Из коридора раздается крик:

— В Шестом блоке бунт!

Начало бунту положил один старый заключенный, отбывавший пожизненное. Он был сердечником и сымитировал остановку сердца. Сначала охранники решили не реагировать, но потом передумали. Его сокамерник ударил их заточкой, забрал пистолеты с парализующим электрошокером, обездвижил и избил до полусмерти. Заключенные быстро переоделись в форму охранников и открыли двери примерно сотни камер. С почти безукоризненной слаженностью осужденные захватили другие помещения здания, и вскоре на свободе оказалось несколько сотен крайне опасных арестантов. Они начали жечь матрасы, белье, все, что могло гореть. Восемь охранников были жестоко избиты; двое позже скончались. Трое охранников с пистолетами заперлись в кабинете и вызвали помощь. Вскоре заключенные нашли оружие, и по всей тюрьме стали разноситься выстрелы. В ходе заварухи повесили четырех стукачей, воспользовавшись проводами удлинителей.

Все это нам станет известно потом, а сейчас мы с Линком спокойно играем в карты посреди охваченной мятежом «Чертовой мельницы». Через считаные минуты Си-эн-эн подключается к освещению событий, и, узнав о происходящем, мы прекращаем игру и смотрим телевизор. Немного погодя я спрашиваю:

— Линк, так ты еще и устраиваешь мятежи в тюрьмах?

К моему удивлению, он не возражает:

— Во всяком случае этот.

— Правда? И как тут все началось?

— Все упирается в кадры, — объясняет он с апломбом опытного руководителя. — Необходимо иметь нужных людей в нужном месте и в нужное время. В Шестом блоке три человека сидят пожизненно без права на УДО, и терять им абсолютно нечего. Ты подключаешь человека со стороны, он обещает им предоставить фургон с водителем, который будет ждать в лесу, если они сделают все так, как требуется. И еще много налички. У них достаточно времени, чтобы все тщательно спланировать, и ровно в девять вечера, когда начальник тюрьмы со своими псами думают только о том, как всадить мне иглу, начинается бунт. Сейчас должен быть взрыв в Четвертом блоке.

— Я никому не скажу. А бомбы? Кто заложил бомбы?

— Имен я не назову. Надо понимать, как устроены тюрьмы и как глупы те, кто следит в них за порядком. Главное тут — не дать нам выбраться наружу, а что попадает сюда снаружи, их волнует мало. Зажигательные устройства установили два дня назад и хорошо замаскировали. Они снабжены таймерами и всем необходимым, без лишних изысков. Никто и не думал обращать на них внимание, так что все оказалось проще некуда.

Я рад, что он это рассказывает. Наверное, нервы у него тоже шалят, но внешне он удивительно спокоен.

— И чем все должно закончиться, Линк? Эти парни нападут на наш отсек и освободят тебя?

— Не имеет смысла. Тут вокруг слишком много оружия. Я просто решил напоследок немного поразвлечься. Только и всего.

Пока он это произносит, на экране появляются новые кадры горящей тюрьмы, трансляцию ведет висящий неподалеку вертолет. Мы находимся слишком далеко от основных событий, чтобы слышать какие-то звуки, но, судя по картинке, там творится настоящее светопреставление. Объятые огнем строения, миллион сверкающих красных и синих огней, стрельба. Линк с довольным видом улыбается. Заварушка что надо!

— Начальник тюрьмы сам виноват, — говорит он. — К чему такая помпезность в церемонии для простой казни? Он задействовал всех охранников, дал им оружие и бронежилеты, как будто я в ожидании смерти могу устроить нападение на тюрьму. Куда ни плюнь — повсюду конвоиры. А потом он включает все прожекторы и блокирует весь тюремный комплекс. И зачем? Никакой необходимости в этом нет. Черт, да пары безоружных охранников вполне хватило бы, чтобы провести меня по коридору в назначенный час и привязать к столу. Ничего сложного! И никаких оснований для такого масштабного спектакля. Но нет, начальник любит ритуалы. Для органов правопорядка это важный момент, и им, черт возьми, обязательно надо превратить его в настоящее шоу. Но любому дураку — за исключением, конечно, начальника — понятно, что людей тут держат в клетках и они ненавидят всех, кто носит форму. Они постоянно на взводе и готовы пойти вразнос при малейшей возможности. Всего-то и нужен кто-то вроде меня, чтобы запустить цепную реакцию. — Он делает глоток колы и кладет в рот ломтик картофеля. До казни остается сорок минут.