Та увидела вышитый в центре иероглиф «Орхидея»:

— Ты знаешь, сестра, — задумчиво сказала Лотос. — Пожалуй, ты права. Почему-то мне кажется, что пройдут годы, и самые именитые люди страны будут соревноваться за право получить от тебя в подарок нечто подобное.

Орхидея тихо вздохнула:

— Не говори глупостей, сестренка.

Едва дядюшка Чжень запер лавку, как Дун Ли, сложив руки и кланяясь, принялся отпрашиваться на сегодняшний вечер.

— Куда это ты собрался в такую непогоду? — недоуменно спросил хозяин и хитро прищурился. — Уж не на свидание ли?

Дун Ли смущенно опустил глаза.

— Ох уж эти современные нравы… — покачал головой старик. — В наше время девчонку было не вытащить из дома так запросто, даже в погожий денек. Увидишь ее раз в несколько месяцев, на рынке или в саду, да и то в сопровождении родни — считай, удача! А теперь? Мыслимое ли дело, встречаться на ночь глядя, да еще под таким холодным ветром! Опять с этой маньчжуркой, дочкой госпожи Хой?

Вздрогнув, Дун Ли виновато посмотрел на хозяина и кивнул.

— С тех пор как она зашла к нам в лавку первый раз, мое сердце не знает покоя. Она удивительная!

Лавочник пошевелил усами, отчего стал похож на облезлую речную выдру.

— Удивительная… Тут, пожалуй, ты прав. Считай, повезло, что нищета сбила спесь с этой семейки. Был бы жив их отец — не поздоровилось бы тебе, уж поверь! Виданное ли дело — китаец вздумал связаться с девчонкой из клана Желтого знамени?!

— Мы любим друг друга, дядюшка Чжень!

Хозяин, не обращая внимания на слова помощника, продолжал:

— Девчонка приметная, что ни говори. И это при том, что ей выпала такая тяжелая юность… Посмотри на ее подружек — разодеты в самую дорогую парчу! А что за украшения у них в волосах! А браслеты — ты заметил какие? Продай мы нашу лавку вместе с товаром, и то не сможем купить ничего подобного. Осмелился бы приударить за этими красотками, а?

— Они никогда даже не взглянут на такого, как я, — пробормотал Дун Ли. — Но Орхидея — другая. Вы же знаете это, хозяин!

Лавочник дребезжаще рассмеялся:

— По твоему тону мне понятно, что прежде всего в этом ты стараешься убедить самого себя.

Помощник не нашелся с ответом, лишь щеки его покраснели.

Хозяин, довольный своей прозорливостью, пригладил пальцем усы и важно кивнул:

— Да уж, мне многое известно. Хочешь, чтобы дело шло хорошо, — привечай соседей и старайся узнать об их жизни побольше. Я ведь помню Орхидею еще совсем девчонкой, лет восемь ей было, когда они уехали из Пекина. Тут у господина Хоя что-то не заладилось, и он выхлопотал себе местечко в городе Уху. Там-то уж семья стала купаться в серебре… Представляю, как баловали они свою старшенькую! Из пяти детей в одной лишь Орхидее отец души не чаял, она была его любимицей. Он и умер-то, скорее всего, от стыда и огорчения — ведь когда его поймали на взятках и перевели в Аньцин, Хой лишился и должности, и денег, и славы. И уже не мог обеспечить Орхидее наряды и походы в театры — а ты же знаешь, что она страсть как любит представления, и сама поет превосходно! Вот уж о ком говорят — «жемчужная гортань»! С детства на лету схватывала любую мелодию, все соседи диву давались, когда слышали ее голосок.

— Говорят, ее отец начал курить опиум и поэтому так рано умер? — спросил Дун Ли.

— Опиум дарит человеку забытье и блаженство, но крадет годы… Что там случилось с господином Хоем, не нашего ума дела. Но их путь назад был ужасен. Так уж они решили — похоронить отца именно в Пекине. Две тысячи ли по жаре, можешь себе представить, какой там запах витал вокруг несчастной семьи… Сначала на лодке, затем по пыльным дорогам. Да еще носильщикам нечем стало платить — пройдохи требовали с каждым днем все больше, а потом и вовсе бросили гроб. Но госпожа Хой все же сумела доставить покойного мужа в родной город. Как ей это удалось — ума не приложу. Ходили слухи, что им повстречался знатный человек, который проникся их трудностями и распорядился выдать десять тысяч лянов, а также выделил своих слуг вместо сбежавших носильщиков.

Дун Ли, услыхав о такой сумме, удивленно округлил глаза и приоткрыл рот.

Дядюшка Чжень усмехнулся и продолжил:

— Хотел бы я повстречать такого щедрого господина! Как бы там ни было, но семья Орхидеи вернулась в столицу. Похоронили отца и поселились у нас в квартале. Госпожа Хой выкупила домик одного из родственников мужа. Раньше-то они обитали в районе Шишахай, там у них было роскошное жилье. Да ты, верно, знаешь прекрасно те места? — Хозяин посмотрел на помощника. — Небось частенько там околачивался, поджидая ездока побогаче?

Дун Ли промолчал. Квартал, где сплошь особняки китайской знати и маньчжуров, родственников императорской фамилии, он, конечно, знал. Только вход праздной бедноте туда заказан — мигом погонят прочь стражники. Да и рикшами там мало кто пользуется, ведь жителям Шишахая привычнее передвигаться в паланкинах. Дун Ли бывал там лишь пару раз, в бытность ломовым рикшей, когда таскал на тележке уголь в один из домов. В то время он и не представлял, что когда-нибудь станет встречаться с девушкой из этого района.

Дядюшка Чжень, не дождавшись ответа, покачал головой.

— Однако мы с тобой заболтались, — ворчливо сказал он, растирая себе поясницу. — В такую непогоду у меня всегда ломит тело. Когда я был молод, как ты, мне тоже не сиделось на месте. Все куда-то спешил… А вот отстоял свои годы за прилавком, да заработал кучку серебра и целую гору болезней. Теперь уж никуда не деться, так и доживу век в этой лавке…

Брови хозяина приподнялись, а усы, наоборот, печально обвисли. Должно быть, он вспомнил о сбежавшем из дому сыне…

— Дядюшка Чжень! — Дун Ли прижал руки к груди. — Вы не будете одиноки! Я позабочусь о вас, как о родном отце!

Старик махнул рукой:

— Ты давай позаботься о лавке. Убери тут все, протри насухо заварочный столик, видишь, дерево от влаги начало портиться… Я пойду в дом, намажу колени да поясницу, а потом спать лягу. Будешь выходить через задние двери — не забудь запереть их потом. Да проверь, подергай створки, чтобы плотно закрыто было — эдакий ветрище сегодня, нанесет песку, не вычистим потом… И куда только вас, молодых, тянет в такую погоду!

Дун Ли терпеливо выслушал стариковское ворчание. Когда хозяин наконец ушел во внутренний двор, его помощник еще два часа возился в лавке, со специальной медлительностью наводя порядок. Нужно было выждать до времени, когда в домах начнут гаснуть фонари. Простой люд и в деревне, и в городе ложится спать рано — но и встает еще затемно.

За ночь надо успеть совершить намеченное и вернуться.

Пальцы Дун Ли принялись подрагивать — когда он переставлял посуду, крышечка чайника мелко задребезжала. Волнение, до поры сдерживаемое всевозможными дневными хлопотами, начало проявляться все сильнее. Даже дышать стало тяжело — в груди будто застрял ледяной ком, а сердце тревожно ворочалось под ним, придавленное.

Дун Ли сделал несколько глубоких вдохов-выдохов и даже ударил себя ладонью по щеке.

— Не надо бояться, — произнес он, стоя посреди чайной лавки. — Сегодняшней ночью Небо на моей стороне. Все у меня получится.

Голос его срывался от нервного возбуждения, но все-таки парень смог немного успокоиться. Заперев задние двери, бросил взгляд на окошко спальни хозяина. Свет уже не горел там. По маленькому дворику носились песчинки, ветер закручивал их, гоняя от стены к стене. Дун Ли сунул руку за пазуху и выудил припасенный кусок ткани.

Намотав тряпку на лицо — и защита от пыли, и возможность остаться неузнанным, — втянул голову в плечи и вышел за ворота.

Буря бесновалась в их переулке, и страшно было подумать, что творится на широких улицах или площадях — там, похоже, запросто свалит с ног. Покачиваясь, парень добрался до перекрестка, свернул в соседний хутун, где располагалась слесарная мастерская. Ворота были заперты. Дун Ли уцепился за черепицу, покрывавшую верх стены, подтянулся и заглянул во двор. Как он и ожидал, хозяева уже улеглись — за забором была непроглядная темень. Парень без труда перемахнул через ограду и удачно опустился на мерзлую землю. Ведя ладонью по шероховатой, холодной стене, прокрался к складу под жестяным навесом. Ветер так громыхал хлипкой кровлей, что Дун Ли, не опасаясь быть услышанным, покопался в куче деталей и выудил подходящий металлический прут — толщиной с палец и длиной чуть больше предплечья. Ухватил покрепче за один конец, сделал несколько пробных взмахов. Подставил ладонь, оценивая силу удара. Спрятав находку в рукав, вылез из двора ремесленника, выскользнул из хутунаи обходными путями, то и дело сворачивая с основных улиц, направился в южную часть города. Приобретенный ранее опыт и память пригодились — ноги бывшего рикши упруго отталкивались от промерзшей земли и, казалось, несли его сами по себе. Он даже попытался перейти на привычный размеренный бег, но быстро одумался — не ровен час, налетит на сторожей, те мигом устроят переполох, приметив бегущего незнакомца. Да и непогода серьезно осложняла перемещение, а путь предстоял далекий.