Однако, когда его информация иссякла, упрямое молчание продолжалось. Илола был готов выйти из себя. Нежелание говорить приобретало демонстративный характер. Не без основания можно было предположить, что между присутствующими существовал тайный сговор. Во всяком случае, таково было впечатление.
В помещении царила мрачная, холодная атмосфера.
В чем же смысл затеянной женщинами игры? Естественное, непринужденное поведение, попытка уйти от основного вопроса с помощью легкомысленной болтовни — так обычно ведут себя женщины, попавшие в затруднительное положение. Или, возможно, это лишь игра воображения Илола, у которого пока еще отсутствовал достаточный опыт в этих делах. Во всяком случае, такое поведение было бы вполне понятным применительно к людям, у которых действительно есть что скрывать.
Однако вместо этого — явное, вызывающее, враждебное молчание?..
Пытаясь найти причину такого странного поведения, Илола подумал и о том, что, возможно, женщины не очень-то рассчитывали на умение друг друга вести себя искусно. Существовала опасность сказать что-либо невпопад, противореча сказанному другой. Если же молчать, то не будет и сбоя!
Кроме того, он ведь еще не поставил ни одного вопроса напрямик.
Поэтому Илола, оставив раздумья, подбодрил себя: «Вперед, матадор!»
— Знает ли кто из вас описанную мною личность? — спросил Илола.
Все три женщины одновременно отрицательно замотали головами. Как будто их дернули за веревочку. В то же мгновение произошло и заметное изменение в их поведении. Они освободились от оцепенения. Возможно, это произошло оттого, что они ожидали худшего? Илола не успел проанализировать это до конца, ибо, как только рухнуло молчание, Хелина Поррас, словно по общему согласию, перешла в наступление. Очевидно, ей вспомнилось, что нападение лучшая защита, и она запальчиво заявила:
— Описанное вами лицо совершенно неизвестно всем нам. С вашего позволения и я бы хотела задать вопрос. Были ли при данном инциденте свидетели?
Теперь настал черед Илола отрицательно мотнуть головой.
— Следовательно, нет! — восприняла в штыки ответ Хелина. — Значит, единственным основанием для всех этих утверждений служит заявление самого Тойвиайнена?
Илола несколько раз кашлянул. Прочистив горло, он произнес:
— Да, дело обстоит именно так…
Черные зрачки Хелины блеснули. Рот, обрамленный тонкими губами, изогнулся в иронической усмешке, когда она стала давать оценку показаниям Тойвиайнена:
— Не имею чести хорошо знать этого господина, однако те, кто знаком с ним, утверждают, что это великий фантазер!
Илола счел нужным отчасти согласиться:
— Безусловно, он очень разговорчивый человек. Но…
Хелина перебила его:
— Наговорит с три короба! Это на трезвую голову. А он ведь к тому же еще и пьяница!
Илола попытался вставить слово:
— Так-то оно так…
— Именно так! — безапелляционно заявила Хелина. — А спьяну ему и бегемоты могут почудиться. Мне пришло это на ум, когда речь зашла об этой сказке с кинжалом, шляпой с пером и зеленым одеянием. Так что… ну да ладно…
«А остальное — это уже твоего ума дело», — подумал Илола, ибо Хелина Поррас прервала свою фразу таким образом, что дала понять — для разумного сказано достаточно, а с недоумком и говорить не стоит.
Изрядно утомившийся, Илола пустил в ход последний аргумент:
— Сапожник Тойвиайнен, конечно… таков, какой есть. Не хочу вступать в спор о том, насколько правильна ваша характеристика…
— Она попала в самую точку!
Подбородок констебля подался вперед, и он сказал несколько вызывающим тоном:
— На этот раз история не плод фантазии! Неотвратимым доказательством является ножевая рана, полученная Тойвиайненом. И я вообще не верю, что на этот раз он что-то придумал от себя. Не верю даже, что он преувеличил или приукрасил эту историю.
— И все-таки вы сказали: историю…
— Я имел в виду его рассказ!
— Ах, так, ну что же…
Высокомерие Хелины начало раздражать Илола. Ставя под сомнение достоверность показаний Тойвиайнена, Хелина одновременно косвенно давала понять, что чиновник, допрашивавший его, был излишне доверчив. И именно это поднявшееся откуда-то изнутри раздражение помогало Илола продвигаться вперед в выполнении его миссии.
Более того, это раздражение решило возникшую кризисную ситуацию.
Он ведь с самого начала размышлял, как подобраться к сути дела. Недоброжелательная, напряженная атмосфера, установившаяся в доме, вынуждала его медлить и сомневаться больше обычного. Необходимо было поставить один нелицеприятный вопрос. Однако теперь, когда сапожник подвергся всеобщей и жестокой экзекуции, расставить точки над «i» можно было за его счет.
— Между прочим… сапожник Тойвиайнен твердо уверен в том, что напавший на него человек находил убежище в этом доме, — выпалил Илола без долгой подготовки.
Заряд угодил прямо в цель.
Рука Элизы, лежавшая на ткацком станке, взлетела ко рту, как бы желая помешать восклицанию, готовому сорваться с губ. Лицо Селмы вздрогнуло, а обмякшие губы неестественно раскрылись. Даже сильный и монолитный образ Хелины дал трещины. Черты обострились, глаза сузились, и темный багрянец стал медленно разливаться по лицу.
— Что?! — воскликнула она грубым и низким голосом. — Что вы несете?
Ответ Илола не заставил себя ждать. Он решил, что пикировку лучше провести на одном дыхании. Какая разница, шла ли в этом случае речь о мнении Тойвиайнена или о слухах, будораживших всю деревню. Главное — заставить камень сдвинуться с места.
— У вас в доме длительное время гостил какой-то мужчина, — заявил Илола, переходя прямо к делу. Правда, произнося эти слова, он смотрел мимо Хелины. — То ли родственник, то ли близкий… а может, и просто посторонний. — Хелина подняла руки к шее, как будто ее горло чем-то сдавило. Используя ее замешательство, Илола пошел напролом: — Но с течением времени и посторонний человек становится своим. Может, даже в такой мере, что прирастает… да, именно прирастает своим нутром к дому и его обитателям. И тогда он считает своим правом защищать интересы дома… оберегать его собственность от угрожающей ей опасности. Не исключено, что в такой критической ситуации он мог прибегнуть к насилию в большей степени, чем того требовалось для отражения опасности или с учетом незначительности наносимого ущерба. Следовательно… я имею в виду…
Вдохновенная речь констебля Илола стала угасать. И он почувствовал, что и сам попал в опасную зону. Признаки грозы были очевидны, и гром грянул в то же мгновение. Рука Хелины, касавшаяся шеи, стала медленно опускаться, ее пятерня собиралась в кулак.
Грохнув кулаком по столу, Хелина закричала внезапно изменившимся, грозным и мужеподобным голосом:
— А ну-ка, заткните вашу глотку! Каким бы важным господином вы ни были, говорить буду я, а вы — слушать.
Илола проглотил пилюлю и сказал примирительно:
— Ну что же, давайте.
— Стыдитесь!
— Стыдиться… чего же, собственно, мне стыдиться?
— Вы пришли сюда и распространяете вымыслы пьяницы и забулдыги!
— Ну, зачем же…
— Вам и этого еще недостает! Ибо на основании его болтовни вы делаете выводы… вы даже готовы утверждать, что мы прячем здесь какого-то преступника…
Констебль Илола невольно подлил масла в огонь:
— Это мнение не только Тойвиайнена, но и многих других.
Хелина окончательно вышла из себя.
— О чем же? — закричала она. — Не о том ли, что этот дом является прибежищем для преступников?
— Да нет же, не стоит так обобщать. Речь идет лишь о том, что в этом доме некоторое время жил какой-то мужчина.
— Здесь не было никакого мужчины!
Илола потер ладонями колени. Было чрезвычайно трудно настаивать на факте, в подтверждение которого нельзя было привести ни одного аргумента или доказательства. А Хелина тем временем уже возводила вторую линию обороны. Вызывающим голосом она бросила другим женщинам:
— А ну, скажи-ка, Селма! И ты, Элиза! Видели вы здесь мужчину, прячущегося по закуткам? А может, прямо под забором?
