Вероятно, найдутся читатели, которые упрекнут меня в том, что я лишь вскользь упомянул о разнообразных работах экспедиции, о товарищах в дни странствий и почти ничего не рассказал о хозяевах страны — монголах, этом замечательном народе, мирном, вдумчивом, благожелательном. Но ведь инженер, строя канал, ограждает его русло, чтобы не растеклась вода. Так же пришлось поступить и мне, чтобы повествование, ограниченное избранной темой, не расползлось, не расплескалось.

По мере удаления от Ленинграда на северо-запад равнина начинает вспухать лесистыми холмами и грядами, между которыми то здесь, то там поблескивают озера.

Обширное пространство между Выборгом и Приозерском (б. Кексгольмом) -самое широкое место перешейка. Здесь вьется река Вуокса. Она плетет прихотливую сеть на поверхности древнего кристаллического щита, повторяя пути, по которым некогда медленно сползали громады льда.

Лед углублял долины, дробил и выносил камни, воздвигая моренные гряды и подпруды.

Поэтому и Вуокса то превращается из реки в озеро, то из озера в реку.

Вот водоем как лезвие серпа, течения на глаз не заметишь. На одном конце впадающий проток, на другом — вытекающий. Что это, озеро или река?

И протоки разные. То бешеные, пенистые, то заросшие кувшинками, стеклянные. Бросишь в озеро спичку, и она плывет, но не быстрее, чем передвигается улитка. Такова Вуокса.

Окрестные поля колосятся овсом, рожью, ячменем, плодится породистый скот, работают молокозаводы.

— Жить можно! — с достоинством сказал мне пожилой колхозник-пасечник. Оглаживая бороду, он хозяйски посматривал на пчел, сновавших у опрятных ульев. — Вот только до рыбы руки пока не доходят!

С бытом местных колхозников я ознакомился только в 1950 году. А годом раньше мы забрались к леснику Яше в такую глушь, что, кроме леса и воды, ничего не видели.

Куда же именно? Сейчас расскажу. Если ехать от Приозерска по шоссе на Выборг, то около каменного столба, отмечающего 76-й километр (от Выборга), надо свернуть влево по лесной дороге. Через два километра усадьба лесника и озеро.

Озеро -это все та же Вуокса, разлившаяся между двумя протоками в узкой и длинной котловине.

Берега необыкновенно живописны. Они подходят к воде то плавно сбегающими потоками леса, то оголенными гранитными обрывами, то пышнотравными поймами небольших заливов, по кромке которых густой гигантский тростник, а на участках посуше — непроходимые ольшаники.

Леса разнообразны: чистые сосновые боры, березняки, ельники, смешанные сообщества. Обилие ягод: земляники, малины, брусники, черники. И боровой дичи много: по береговым кустарникам и перелескам-тетерева, подальше в лес — глухари и рябчики.

Но ходить по этим лесам трудно. Они неласковые. Ступишь на траву — под ней камень. Уйдет нога в мох наткнется на камень. Камни всюду -с человеческую голову, собаку, лошадь, дом. Они то обнажены, то прикрыты скудным дерном.

Люди строились здесь хозяйственно и со вкусом. Вот на высоком месте белеет главный двухэтажный дом. Сюда не доползают зоревые туманы. В нижнем этаже обширная кухня-горница и две небольшие комнаты. Стены и потолки тщательно отделаны. Особенно красивы печи. Основная, в кухне-горнице, сочетает русскую печь с плитой.

Поближе к озеру — флигель с двумя комнатами и просторной баней. Около главного дома размещены огромный длинный сарай для сена и такой же хлев, бетонная подземная кладовая, разные мелкие постройки, два колодца.

Фундамент построек из громадных, грубо обтесанных, плотно сцементированных камней. Все строения, кроме двухэтажного дома, выкрашены в традиционный мясо-красный цвет, а оконные наличники -в белый.

Лесник Яша — инвалид Великой Отечественной войны. Его левая нога постукивает протезом. Но Яша молод, деятелен и не думает унывать. У него ловкие, ко всему прикладистые руки и живая русская смекалка. Кроме того, миловидная, обходительная и необычайно расторопная жена Таня. Есть и дочка, славная четырехлетняя девочка. Зовут ее Юля. Она любила смотреть, как я чищу рыбу, и собирала рыбьи пузыри. Если их высушить и подавить, они лопаются с треском.

От домика, в котором поместились друг мой и я, до озера совсем близко. Сначала идешь по краю каменистого холма, поросшего сосновым бором, потом -сыроватым лужком, и вот уже берег, тростник в воде.

В «гавани» у камня торчит черный нос подтянутой на берег лодки. За ней прокошенный в узкой полосе тростника выход в озеро.

Теперь надо покурить и наметить план действий, сообразуясь с ветром и волнением.

Здесь ширина озера около километра. Примерно в 400 метрах от берега проходит продольная гранитная гряда. Части ее высовываются из воды: направо-большим лесистым островом, прямо передо мною -голым «горбом», чуть левее- совсем маленьким бугром, прикрытым кустарником и жидкой ольхой. Удивительно, как только она прижилась на этой куче камней!

Остров этот мы назвали «Ольхоном», хотя он вполне уместился бы в большую комнату. У берегов Ольхона хорошие, удобные для ловли «свалы», и я частенько вытаскивал здесь крупных окуней.

В хорошую погоду я брал с собой в лодку дробовик. А вдруг налетит что-нибудь во время ловли? И правда, изредка налетала одинокая кряква, но какая уж тут охота, если глаза на поплавках! Услышишь свист крыльев, потянешься к ружью, а утка уж далеко.

23 августа я собрался ловить на рассвете. Порывами дул несильный северный ветер, временами накрапывал дождь, и ружье осталось дома.

Примериваясь к погоде перед отплытием, я заметил на Ольхоне, в еще неясном свете наступающего утра, какое-то белое пятно на высоте вполдеревца. Оно отчетливо выделялось на фоне темной листвы.

«Что за незнакомая птица?-подумал я. — Совсем белая!»

Ветер дул прямо в лицо, и я решил начать ловлю на свале под прикрытием островка.

Чтобы скорее добраться против ветра до свала, пришлось грести «спиной вперед», тогда как обычно я предпочитаю ездить «по-рыбачьи», то есть лицом к цели.

Когда, по моему соображению, три четверти расстояния, было пройдено, настало время повернуть лодку и двигаться к свалу кормой вперед. Так удобнее заякори-ваться.

После поворота остров оказался прямо перед глазами, и я обомлел. На расстоянии 70-80 метров от лодки на двух тонких молодых ольхах сидели друг против друга, вполдеревца, два тетерева. Сидели и бормотали.

Что мне было делать? Возвращаться домой за ружьем? Не захотелось. Я мог упустить и птиц и лучшее время для ужения. Ведь я выехал не на охоту, а на рыбную ловлю!

Итак, осталось воспользоваться случаем и по крайней мере решить хотя бы «академический» вопрос: на какое расстояние бормочущий тетерев может подпустить к себе человека в лодке?

Медленно и по возможности бесшумно я направил лодку прямо на тетеревов.

Теперь до них уже не более пятидесяти метров. Белое подхвостье левого косача прямо «кричит» в зелени. Вот во что превратилась загадочная птица!