До чего же интересно это все в людях устроено. Неудивительно, что Раневский на психолога выучился. Хотя фиг его знает, как он там учился, если он не может нормальных отношений построить и в себе разобраться, вспомнить даже нашу встречу после последней сессии.

Я оторвалась от мыслей и решила набрать ответ Полине, пока еще не слишком поздно. Этот "решатель проблем" совсем мне мозги запудрил, не дал ответить сразу.

"Вы все неправильно поняли."

Нда, жалко звучит конечно. Телефон оповестил о едва ли не мгновенном ответе.

"Куда вы вместе пошли?"

Понятно, они еще и наблюдали за нами, скорее всего с нашего окна (оттуда открывается замечательный вид на университетский двор). Я хлопнула ладонью по лбу, поражаясь своей несообразительности. Надо было по отдельности заходить в здание, но ведь этот олух схватил мои вещи и слушать ничего не хотел.

Быстро набрала:

"К ректору. Решаем проблему с преподами."

Зато честно. И пусть понимает, как хочет. Мне уже надоело что-либо придумывать.

"С преподами?о_О"

"Они на меня взъелись по старой памяти."

Пять минут спустя ответа не было, хоть я и гипнотизировала телефон, словно мне должен позвонить сам президент. А вот из двери, на которую я перестала обращать внимания, наконец-то вышел Федор. Выглядел он отчего-то невесело, как после тяжелых переговоров, и не сразу меня заметил. То ли потому, что был чем-то обеспокоен, то ли потому что я подпирала стенку метрах в пяти от него, что мешало ему чисто физически. Он оглядел коридор, пока не наткнулся на меня взглядом.

- Все нормально, - кивнул, отвечая на немой вопрос, читавшийся в моих глазах. - Больше по этому поводу можешь не реветь.

Слова благодарности чуть не прозвучали ему в ответ, но последняя фраза меня остановила. Я недовольно цокнула языком, закатила глаза, и, закинув рюкзак за спину, поспешила по коридору вперед. Раневский за мной не пошел.

В течении всего дня я не могла отделаться от мысли, что что-то в этом мире перевернулось вверх тормашками. Все стало только хуже, когда я получила смс от отправителя "Раневский" с содержанием: "Вечером наберу". Полина с Аленой все-таки дождались меня после пар, и я, как есть, рассказала им о проблеме с преподавателями, о встрече с Федором и обо всем, что случилось после. Иногда они многообещающе поднимали брови, иногда улюлюкали, как ненормальные. Я пыталась их приструнить, припоминая ситуации, в которых они оказывались из-за Раневского, на что они резонно отвечали мне, что я из-за него страдала похуже них. И не любила его больше чем они все вместе взятые. Ненавидела. И тогда-то я подумала, что основная перемена произошла не сейчас, а гораздо раньше.

Во-первых, ни одно живое существо не способно испытывать столь сильные негативные чувства длительное время без вреда для здоровья. А я существо живое, да к тому же нежное. И как бы редко я не вспоминала о своей неприязни, но проблема в том, что она жила во мне все это время, поедая изнутри. Во-вторых, я простила его еще тогда, в парке. Просто привыкнуть к этому оказалось не так-то легко. А привыкать к мысли, что мы теперь не враги и нам вполне можно общаться без ругательств, я не перестаю по сей день.

Поэтому, зазвонивший в восемь вечера телефон вызвал во мне бурю противоречий. С одной стороны - какого лешего творится, ёжкин кот! С другой - нужно попробовать дать друг другу шанс.

Но взять трубку оказалось практически непосильным трудом.

- Не занята?

Я отложила в сторону тетрадь по административке и подхватила ручку, чуть не скатившуюся со стола, чтобы хоть чем-то занять правую руку.

- Нет, - не привет ему, не здрасте. Сам не здоровается, и я не буду.

- Решил, надо объяснить, что и как будет происходить.

Наконец-то. А то у меня накопилось небольшое море вопросов, на которые самостоятельно дать ответ было бы невозможно. Я перевернула листик бумаги со списком покупок, и на чистой стороне провела линию сверху вниз. Поставила во главе первой колонки гордое "Я".

- Начинай, я слушаю.

В динамике хмыкнули, и поток воздуха создал шум. Во второй колонке, пока парень отвечал, вывела печатными "Федор Раневский".

- Это будет не просто какой-то там светский раут или мероприятие, - начал он после недолгой паузы. - Благотворительный аукцион.

- У меня нет денег, - я оторвала глаза от "таблицы".

В ответ опять хмыкнули:

- И не надо. Это не для нас, а для старшего поколения.

- В смысле? - я подозрением протянула я. - Какое старшее поколение?

- Родители, Лопух, кто ж еще, - вздохнули мне в ответ, и я тут же отбросила ручку в сторону.

- Родители?! - произнесла пораженно. - Раневский, а нельзя как-то раньше предупреждать о таких... моментах.

В трубке промолчали, а я в голове прокрутила мысль: теперь, что ли, перед его родственниками девушку играть? Месть у него такая изощренная?

- Переживешь, - наконец-то выдал он. - Они не едят людей.

Я фыркнула:

- Сразу стало легче жить, спасибо.

- Не кипишуй по поводу и без, - с приказными нотками произнес парень. - У них будут дела поважнее, чем приставать к нам с дурацкими вопросами.

- Точно?

- Сто процентов, - уверенно ответил он.

Я вздохнула и опять потянулась за ручкой. Теперь ко всему винегрету в моей черепной коробке добавилась специя "тревожность". Я поставила под заголовком второй колонки жирный минус и подписала его "Родители".

- Больше сюрпризов нет? - с надеждой спросила я.

- Хмм, - кажется, он действительно задумался о том, что еще может стать для меня неожиданностью. - Есть кое-что. Сестра, - добавил после короткой паузы.

- Кое-кто, - машинально поправила я, а потом замерла. - Шутишь.

- Нет, - издал смешок Раневский.

- У нее будут дела поважнее? - предположила я, молясь на положительный ответ.

- Она едва старше нас, так что сомневаюсь.

Вот черт!

- Но мы же не будем корчить из себя пару перед ней?

- Нет, конечно, она в курсе нашей ситуации.

Может быть, это даже хуже. Сестры бывают ужасно дотошны и часто воображают большее там, где его по факту быть не должно. И вообще, наличие сестры у Федора значительно усложняет ситуацию.

Я нарисовала еще один жирный минус. "Сестра".

- Еще родственники предвидятся?

- Нет. Закончились.

- От-лич-но, - я поставила маленький плюсик и мелко приписала: "родственников больше нет".

В ответ мне хмыкнули (опять).

- Что еще интересного расскажешь? - протянула я.

Послышалось какое-то шуршание.

- А что тебе рассказать?

- Когда, где и как все это происходит. Как ребенку объясняю, - покачала я головой.

- Ребенок здесь ты, Лопушок.

Я воздержалась от комментариев, фыркнув в трубку, и вывела еще один большой минус. "Бесит".

- Прием запланирован на семь вечера в особняке Воронцова, - как будто мне данный факт о чем-нибудь говорит. Хотя фамилия кажется смутно знакомой. - Соберется наша местная верхушка, как обычно.

- А, как обычно, ну конечно, - я нарочно произнесла это небрежным тоном и затихла, ожидая реакции. А уж она заставила меня удивиться.

- Извини.

Я тут же нарисовала жирный плюс Раневскому и подписала его именно так - "Извини".

- Ладно, проехали, - отреагировала как можно спокойнее. - Как вести себя? Этикет и старомодность?

- Расслабься, там такие же люди. За рамки приличия не заходить, но и раскланиваться не надо.

Я представила себя, расшаркивающуюся перед каждым входящим человеком, и хмыкнула. Хорошо, если там действительно будет так, как описывает Федор.

- А что мне надеть? - задала я волнующий меня вопрос.

- Платье есть?

- Синее.

- Со свадьбы? - поинтересовался он, и, не дав мне ответить, продолжил: - Пойдет. И босоножки те же надень, - вы посмотрите, как он хорошо запомнил, в чем я была одета месяц назад.