Упоминание о призыве к революции отсутствует и в приговоре суда над Радищевым. В нем сказано, что книга подсудимого «наполнена самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный, умаляющими должное к власти уважение, стремящимися к тому, чтоб произвести в народе негодование противу начальников и начальств и, наконец, оскорбительными и неистовыми изражениями против сана и власти царской»[283].
Во-вторых, подчеркивая революционность взглядов Радищева, советская историография не отмечала их утопичности: современная Радищеву Россия не располагала силами, способными возглавить революцию. Буржуазия в своем формировании совершала первые шаги и продолжала домогаться феодальных привилегий, тем самым выражая готовность сосуществовать с крепостническими порядками и самодержавием.
В-третьих, советская историография придавала «Путешествию из Петербурга в Москву» значение первостепенной важности источника для характеристики положения крепостных крестьян, их отношений к барину, судопроизводства и т. д. Книга Радищева, бесспорно, является источником, но источником публицистическим, недостоверно отразившим исторические реалии. Заслуга Радищева как публициста состояла в том, что он впервые в литературе создал портреты простых селян, изображенных с теплотой и глубоким сочувствием к их тяжкой доле. Но в сочинении смещены акценты, сгущены краски. Крепостные, по утверждению Радищева, шесть дней в неделю обрабатывали барскую пашню и только один день — собственную. Симпатии вызывает девушка Аннушка, несмотря на сиротство, сумевшая сохранить гордость, достоинство и независимость. Аннушка — личность тоже мифическая, во всяком случае не типичная.
Помещик в изображении Радищева — средоточие человеческих пороков: он корыстолюбив, жаден, похотлив, надменен, лишен совести и человеколюбия. Собирательный образ помещика тоже далек от реального, что, конечно, не исключает наличия отдельных бар, лишенных добродетелей.
Остается ответить на вопрос, что же подвигнуло автора, сына богатого саратовского помещика, человека высокообразованного и преуспевшего по службе (он был руководителем Петербургской таможни), написать подобное сочинение.
Дать исчерпывающий ответ на этот вопрос крайне затруднительно, ибо историк обязан учитывать не только показания источников, но и психологию автора, его характер, степень честолюбия и тщеславия, отношения с окружающими и многое другое, что не поддается документальному подтверждению.
Во время заключения Радищев сам попытался объяснить следователям появление своего сочинения. Он писал о том, что чиновная карьера его не прельщала, и считал, что славы и влияния на общество он может достичь только писательским трудом. «Не достойны разве признательности, — писал он, — мужественные писатели, восстающие на губительства и всесилие для того, что не могли избавить человечество от оков и пленения».
Первые литературные труды Радищева не вызвали резонанса, на который он рассчитывал. Так, его комментарии к сочинению Мабли «Размышление о греческой истории», вышедшие в 1773 году, хотя и содержали выпад против самодержавия («Самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние»), не вызвали окрика. Утонули в литературе о Петре Великом и сочинения Радищева «Письмо жительствующему в Тобольске», «Житие Федора Васильевича Ушакова», хотя они и содержали оценки, противоречившие официальным. Е. Р. Дашкова писала своему брату А. Р. Воронцову, что в книге его протеже встречаются «выражения и мысли, опасные по тому времени».
В идейном плане сочинения Радищева, предшествовавшие «Путешествию из Петербурга в Москву», являлись как бы подготовительными этапами. В повинной суду во время следствия Александр Николаевич заявлял, что написал книгу из желания «быть известну между авторами», что он «писал, гоняясь за пустою славою прослыть писателем» и т. д.
Суд вынес автору самый суровый приговор — смертную казнь четвертованием. Екатерине представилась возможность проявить милосердие — смертную казнь она заменила десятилетней ссылкой в Тобольск. После смерти Екатерины Павел I освободил Радищева из ссылки, но ограничил его пребыванием в собственном имении в Калужской губернии под строгим полицейским надзором. Лишь после гибели Павла Александр I разрешил Радищеву жить в Петербурге и заниматься литературным трудом. В 1802 году надломленный Радищев покончил жизнь самоубийством.
Второй жертвой новой политики Екатерины II стал Николай Иванович Новиков — едва ли не самая яркая фигура России эпохи расцвета в ней Просвещения. Особенность Новикова состоит в сочетании разделяемых им просветительских идей с практической деятельностью: он издавал сатирические журналы, трудно переоценить его заслуги в распространении самых разнообразных знаний.
В отличие от блестяще образованного Радищева, Новиков не мог похвастаться хорошим образованием. Н. М. Карамзину он писал о себе: «Не забывайте, что с вами говорит идиот, не знающий никаких языков, не читавший никаких школьных философов, и они никогда не лезли в мою голову; это странность, однако истинно было так». Из Московского университета его отчислили «за леность и нехождение в классы». В 1767 году Новиков служил письмоводителем в Уложенной комиссии, затем ушел в отставку, чтобы заняться издательской деятельностью.
Эта самооценка Новикова может создать у читателя впечатление, что перед ним ограниченный человек с некоторой предпринимательской жилкой, позволявшей ему заниматься коммерцией в издательском деле, но отнюдь не гигант просветительского движения. Новиков, конечно же, не был ни «идиотом», как он себя величал, ни человеком, чуждым философской мысли. Ограниченное образование он компенсировал самообразованием и достиг высот, позволивших ему занять почетное место не только в издательском деле, но и в публицистике, журналистике и писательском творчестве.
Новиков прославился как создатель журналов «Трутень» и «Живописец». Он придерживался более радикальных, чем Екатерина, просветительских взглядов и настолько остро с ней полемизировал, описывая бесправное положение крестьян и произвол помещиков, что «Трутень» в 1770 году был закрыт. В «Живописце» Новиков продолжал критиковать существовавшие порядки, причем критика приобрела более острый характер, поскольку высмеивались не отдельные пороки и безнравственность помещиков, но система, взятая в целом. Новиков энергично отстаивал идею, что «крестьяне такие люди, как и дворяне».
Главной сферой деятельности, в которой талант Николая Ивановича раскрылся в полной силе, было издательское дело. Представление о грандиозных масштабах издательской деятельности Новикова дают приведенные Г. Макогоненко цифры: за десятилетие (1781–1790) в России было издано 2685 книг, из коих на долю Новикова приходилось 748 или 28 %[284]. Среди издаваемых им сочинений были русские и переводные; они охватывали самые разнообразные отрасли культуры — здесь были художественные произведения, труды по экономике и географии, народные песни и особенно сочинения по истории. «Будучи рожден и воспитан в недрах отечества, — писал о себе Новиков, — обязан оному за сие служить посильными своими трудами и любить оное, как я и люблю его по врожденному чувствованию и почтению ко древним всяким добродетелям, украшавшим наших праотцев и кои некоторых из наших соотечественников еще и ныне осиявают» (журнал Новикова «Кошелек». М., 1771). Руководствуясь этой задачей, Новиков опубликовал «Древнюю Российскую Вивлиофику» — собрание источников, в первом издании состоявшее из десяти томов, а во втором — из двадцати. Им же были напечатаны исторические сочинения: 12-томные «Деяния императора Петра Великого» И. И. Голикова, труды Феофана Прокоповича, Миллера и других.
Вклад Новикова в распространение знаний признавали как современники, так и потомки. С. Н. Глинка писал: «Умный, деятельный, предприимчивый Николай Иванович Новиков, далеко опередивший свой век… двигал вслед за собою общество и приучал мыслить»[285].
