Имя Григория Распутина (1864 или 1865— 17 декабря 1916) достаточно известно в нашей стране и по сей день. Малограмотный сибирский крестьянин, наделенный природным умом, авантюрист, он сумел завоевать расположение последнего русского царя и его жены, пользуясь неограниченным доверием Николая Второго, вершил государственные дела. Распутинщина стала ярким проявлением распада и разложения правящего режима и его верхушки. Результатом явилось убийство «святого черта», как его прозвали.

В обширном ряду книг, брошюр и статей о Распутине предлагаемые вниманию читателя фрагменты из дневника, впервые напечатанные в 1923 году, занимают особое место: они принадлежат перу одного из трех заговорщиков, расправившихся с тем, в ком монархисты видели главную угрозу самому существованию царской династии. Такого рода свидетельские показания приобретают характер исторического первоисточника, хотя личность их автора вызывала активную антипатию знавших его прогрессивно настроенных людей да и наших современников, интересующихся историей.

Владимир Митрофанович Пуришкевич (1870–1920) — богатый бессарабский помещик. С 1901 года служил в Министерстве внутренних дел, в 1906–1917 годах был депутатом 2, 3 и 4-й Государственной Думы. В Думе Пуришкевич проявил себя не только ярым монархистом (что в целом никак не соответствовало настрою большинства депутатов), но и антисемитом и просто отъявленным хулиганом и погромщиком. Совершенно не случайно, что именно он вместе с врачом А. И. Дубровиным возглавил в дни революционного подъема 1905 года массовую реакционнейшую организацию «Союз русского народа», программа и действие которого включали в себя борьбу за сохранение самодержавия, воинствующую религиозную нетерпимость, великодержавный шовинизм и антисемитизм. После раскола этой организации в 1908 году Пуришкевич создал еще более черносотенный «Союз

Михаила Архангела». В годы первой мировой войны Пуришкевич требовал создания «сильной власти» и ведения борьбы «до победного конца». После февральской революции боролся против Временного правительства за возрождение монархии. В октябре 1917 года возглавил контрреволюционный заговор в Петрограде, был осужден революционным трибуналом города к четырем годам принудительных работ, но попал под амнистию, вскоре был освобожден, уехал на захваченный белыми Юг России, там издавал черносотенно-антисоветскую газету «Благовест». Умер от тифа.

Убийство Распутина, которое Пуришкевич осуществил совместно с князем Феликсом Юсуповым и родственником царя великим князем Дмитрием Павловичем, автор «Дневника» пытается изобразить как деяние во благо российского народа. Истинной же целью заговора была попытка спасти самодержавие от неминуемой и очевидной гибели.

Следует отметить, что в своих воспоминаниях Пуришкевич упоминает множество исторических лиц, как теперь принято говорить, высшего эшелона власти. Во многих случаях оценки Пуришкевича субъективны и тенденциозны, собственную же личность он явно старается приукрасить (дневник его, несомненно, писался не для себя, а заведомо предназначался к опубликованию).

С точки зрения познавательной, книжка «Убийство Распутина» представляет несомненный интерес, на нее ссылаются в своих трудах позднейшие историки.

Сегодня я провел день глубочайших душевных переживаний.

За много лет впервые я испытал чувство нравственного удовлетворения и сознания честно и мужественно выполненного долга: я говорил в Государственной Думе о современном состоянии России; я обратился к правительству с требованием открыть государю истину на положение вещей и без ужимок лукавых царедворцев предупредить монарха о грозящей России опасности со стороны темных сил, коими кишит русский тыл, — сил, готовых использовать и переложить на царя ответственность за малейшую ошибку, неудачу и промах его правительства в делах внутреннего управления, в эти бесконечно тяжелые годы бранных испытаний, ниспосланных России всевышним.

А мало ли этих ошибок, когда правительство наше — все сплошь калейдоскоп бездарности, эгоизма, погони за карьерой; лиц, забывших о родине и помнящих только о своих интересах, живущих одним лишь сегодняшним днем.

Как мне бесконечно жаль государя, вечно мятущегося в поисках людей, способных занять место у кормила власти, и не находящего таковых; и как жалки мне те, которые, не взвешивая своих сил и опыта, в это ответственное время дерзают соглашаться занимать посты управления, движимые честолюбием и не проникнутые сознанием ответственности за каждый свой шаг на занимаемых постах.

В течение двух с половиной лет войны я был политическим мертвецом: я молчал и в дни случайных наездов в Петроград, посещая Государственную Думу, сидел на заседаниях ее простым зрителем, человеком без всякой политической окраски. Я полагал, как и полагаю сейчас, что все домашние распри должны быть забыты в минуты войны, что все партийные оттенки должны быть затушеваны в интересах того великого общего дела, которого требует от всех своих граждан, по призыву царя, многострадальная Россия; и только сегодня, да, только сегодня, я позволил себе нарушить мой обет молчания и нарушил его не для политической борьбы, не для сведения счетов с партиями других убеждений, а только для того, чтобы дать возможность докатиться к подножию трона тем думам русских народных масс и той горечи обиды великого русского фронта, которые накопляются и растут с каждым днем на всем протяжении России, не видящей исхода из положения, в которое ее поставили царские министры, обратившиеся в марионеток, нити от коих прочно забрал в руки Григорий Распутин и императрица Александра Федоровна, этот злой гений России и царя, оставшаяся немкой на русском престоле и чуждая стране и народу, которые должны были стать для нее предметом забот, любви и попечения.

Тяжело записывать эти строки, но дневник не терпит лжи: живой свидетель настроений русской армии от первых дней великой войны, я с чувством глубочайшей горечи наблюдал день ото дня упадок авторитета и обаяния царского имени в войсковых частях, и — увы! — не только среди офицерской, но и в толще солдатской среды, — и причина тому одна — Григорий Распутин.

Его роковое влияние на царя через посредство царицы и нежелание государя избавить себя и Россию от участия этого грязного, развратного и продажного мужика в вершении государственных дел, толкающих Россию в пропасть, откуда нет возврата.

Боже мой! Что застилает глаза государя? Что не дает ему видеть творящееся вокруг?!

Как жалки его министры, скрывающие истину и под давлением себялюбивых интересов играющие судьбами династии! Когда этому конец и будет ли?

Что заставляет молчать русских сановников и лиц, приближенных царю при дворе?

Трусость. Да, только одна беспредельная трусость и боязнь утратить свое положение, и в жертву этому приносятся интересы России.

Они боятся сказать государю правду.

Яснее, чем когда-либо, понял я это 3 ноября, когда, возвращаясь с поездом моим с Румынского фронта, я был приглашен государем в Могилеве к обеду и делал доклад ему о настроениях наших армий в районе Рени, Браилова и Галаца.

Помню, как сейчас, перед обедом блестящую шумливую толпу великих князей и генералов, поджидавших вместе со мною выхода государя к столу и делившихся впечатлениями военных событий и событий внутренней жизни России… Один за другими они подходили и заговаривали со мною: вы делаете доклад царю? Вы будете освещать ему положение дел? Скажите ему о Штюрмере. Укажите на пагубную роль Распутина. Обратите его внимание на разлагающее влияние того и другого на страну. Не жалейте красок, государь вам верит, и ваши слова могут оказать на него соответствующее впечатление.