Дневник, исписанный мягко и убористо, покуда я читал его в течение часа, поразил меня еще больше — четкой и педантичной откровенностью, резкостью суждений и мыслей, предельным натурализмом и саморазоблачением. Автор не боялся выставить напоказ не только себя, но и своих любвеобильных партнеров, которые с экранов телевизоров казались такими мудрыми и честными, радетелями за народ, а на деле, в постели со Стаховой, оборачивались моральными уродами, к тому же зачастую и с садомазохистскими наклонностями. Целый паноптикум оборотней, пустых болтунов, извращенцев, импотентов, самовлюбленных идиотов, считающих себя кукловодами, но в действительности — жалких марионеток и петрушек на базарной площади! И это — элита общества?! Высшие управленцы, создатели рыночной экономики, генералы без армии, банкиры-жулики, нефтяные магнаты, либеральные идеологи, политические проходимцы, прошедшие стажировку в Штатах? У меня, пока я бегло читал, признаться, волосы на голове вставали дыбом.
Лена Стахова обладала несомненным даром подмечать характерные черты у своих клиентов, кроме того, все они были очень разговорчивы… у нее было замечательное чувство юмора: она давала им убийственные оценки. Галерея портретов для учебника по психиатрии. Находка для врача-сексопатолога. Мина с часовым механизмом для самих фигурантов дневника. Сенсационный материал для журналистов. И кладезь для работников прокуратуры. Поскольку там было много того, что могло бы заинтересовать добросовестного и честного следователя. Ежели, конечно, таковые еще не вывелись на государевой службе.
Но меня, разумеется, привлек в первую очередь раздел на букву «Ш» (материалы в дневнике были размещены в алфавитном порядке). «Шиманский Владислав Игоревич». Ознакомившись с этим своеобразным досье на моего тестя, я схватился за голову. Прочитанное превзошло все мои ожидания. Да-а… это действительно «бомба». Теперь понятно, почему ему так нужен этот дневник с видеоматериалами и диктофонными кассетами! Многие хотели бы заполучить их в руки. Волков-Сухоруков, обмолвившийся об этом, был прав. Здесь собран компромат не только на моего горячо любимого тестя, но и на несколько десятков других лиц из «первого эшелона». Мало не покажется. Особое внимание привлекли два факта из биографии господина Шиманского.
Первый касался непосредственно мужа Ползунковой, который был застрелен «по заказу» Владислава Игоревича (он сам в пьяном угаре признавался в этом Леночке Стаховой, хвастаясь новым приобретенным капиталом). Второй факт также был неким косвенным образом связан с моей клиникой. По крайней мере, с одним из ее нынешних обитателей. Это заставило меня крепко задуматься, посмотреть на события, происходящие в Загородном Доме с иного ракурса: откуда можно было увидеть пятнадцатый камень в этом «саду Рёандзи», заселенном людьми, животными и оборотнями.
Очнулся я от громкого стука в дверь.
Быстро убрав дневник с кассетами в сейф, я выглянул в коридор. Там стоял с трубкой в зубах Волков-Сухоруков, а за его спиной — Левонидзе с целлофановым пакетом. Уже с первого взгляда мне стало ясно, что старые приятели-следователи объединили свои усилия. И даже что-то нашли.
— Что же вы сразу не поставили меня в известность? — с долей возмущения спросил меня Волков-Сухоруков. — У вас тут в клинике, видите ли, трупы валяются, а вы молчите! Это называется — укрывательство. Преследуется по закону.
— А нельзя ли не так громко? Вы еще по внутреннему радио объявите, — ответил я. — Чтобы ввести всех пациентов в панику.
— Ладно. Где нам можно поговорить?
Я посторонился, пропустив обоих сыщиков в кабинет. Левонидзе положил целлофановый пакет на стол.
— Пришлось ему все рассказать, — произнес он, кивнув на подкручивающего рыжие усы следователя ФСБ. — Да он и сам побывал в гроте после нас, видел на стенах и потолке кровь. И надпись.
— Да, надпись, — повторил Волков-Сухоруков. — Она-то меня и заинтриговала. Дело в том, что я забыл вам об этом упомянуть: в доме Лазарчука, распятого Бафометом, мы обнаружили точно такую же надпись, сделанную кровью: «Врата ада»… Вот так-то, друзья, это существо прячется где-то здесь, в клинике.
— Еще не факт, — несколько огорченно заметил я. — Мало ли всяких «бафометов» по России бродит! И даже, пожалуй, в кремлевских палатах сидит.
— А вот этот «факт» вам о чем-нибудь говорит? — С этими словами Волков-Сухоруков вытащил из кармана серебряную зажигалку с монограммой «БББ». — Я нашел ее под скамейкой в гроте. Была втоптана в землю. Ее, несомненно, потерял убийца.
— Это зажигалка Бижуцкого, — сразу сказал Георгий, едва взглянув на нее. — Он всегда вызывал у меня сильное подозрение. А монограмма может означать не его инициалы, а троекратное повторение имени «Бафомет». Ларец открывается просто.
— Слишком просто, — возразил я. — Не вижу у него мотивов убивать мадам Ползункову.
— На ритуальной почве, — предположил Волков-Сухоруков. — Это вам не причина?
Я промолчал, поскольку мне нечего было возразить. Зажигалка — сильный аргумент.
— Однако это еще не все, — продолжил Левонидзе. — Я произвел обыск в номерах. И вот что мне удалось обнаружить. Новые улики подозрение, падающее на Бижуцкого, несколько размывают, но зато появляются другие подозреваемые.
Он вытащил из целлофанового пакета шлепанцы, измазанные глиной и известью. Положил их на стол.
— Это обувь Антона Андроновича Стоячего, — сказал Георгий. — А грязь на них явно из грота, тут и экспертиза не нужна. Причем он засунул их далеко под кровать и закрыл газетой. Словно хотел избавиться при удобном случае. Но я его опередил. Теперь эти шлепанцы — важное доказательство. Стоячий был в гроте и мог убить Ползункову.
— Он мог быть там и вчера, и на прошлой неделе, — вновь возразил я. Будто был сейчас адвокатом своих пациентов. — Слабая улика, косвенная.
— Хорошо, — почему-то очень уж легко согласился Левонидзе. — Пусть так. А вот это тебе о чем-нибудь говорит?
И он вынул из пакета длинный нож с костяной ручкой. На лезвии были отчетливо видны следы крови.
— Таким баранов хорошо резать, — заметил Волков-Сухоруков. — А ножичек-то с дорогой инкрустацией. Сам по себе ценная штуковина. Где взял?
— В бельевом шкафу. У Олжаса Сулеймановича, — довольно ответил Левонидзе.
Еще один человек из моей «первой группы» подозреваемых. Выходит, я и сам оказался неплохим сыщиком. По крайней мере, с аналитическими способностями. Открыть, что ли, частное сыскное бюро вместо клиники неврозов?
— Так! — произнес Волков-Сухоруков. — Это круто меняет дело.
— Олжас может оказаться Нурсултаном, — сказал Георгий. — А тот — маньяк-каннибал, сбежавший из психлечебницы в Чимкенте. В таком случае, все сходится. Он мог убить, зарезать Ползункову и даже, извините, полакомиться какой-нибудь филейной частью ее тела. Мы же не осматривали труп столь тщательно?
— Н-да-а… — глубокомысленно изрек Волков-Сухоруков. — Вот что. Нужно срочно послать запрос в Чимкент, в тамошнее отделение милиции.
— Нет, лучше связаться по телефону, — сказал Георгий. — Это будет быстрее и продуктивнее. С запросами упустим время, а здесь может произойти еще одно убийство. Аппетит, знаете ли, приходит во время еды. Кроме того, у меня есть друзья в казахстанской прокуратуре. И в их посольстве тоже. Я сейчас же позвоню и попрошу, чтобы они навели справки. Думаю, не откажут.
— Правильно, — одобрил его Волков-Сухоруков. — Действуй. Но ведь у тебя же еще что-то есть в этом пакете? Слышу, позвякивает.
— Есть, — кивнул Левонидзе. И вытащил на свет золотой «ролекс», жемчужные бусы и серьги с изумрудами. Торжествующе положил их рядом с грязными шлепанцами и окровавленным ножом. — Вот. Эти улики дорогого стоят.
— Тянут на несколько десятков тысяч баксов, — согласился Волков-Сухоруков.
— Кого обшмонал? — уже профессионально, спросил я.
Левонидзе посмотрел на меня с уважением и ответил:
— Твоих ассистентов. Подумал: почему бы и персонал не проверить? И попал в самую точку! Часики нашел в сумочке у Жанны, а бусы и серьги — за зеркалом в комнате Жана.