К утру вся восточная часть Оук-стрит пропахла дымом и соляркой.

Декс проснулся от того, что в глаза ему светило солнце, с ощущением, что прошло время — слишком много или слишком мало времени, он пока не мог сказать. Ночные события были важными и значительным, и он боялся возврата воспоминаний о них. Он попытался перевернуться на бок, однако взрыв боли не дал ему этого сделать. Он попробовал снова, помедленнее, и обнаружил, что прилип к кровати.

Он отодрал простыню от наложенной Говардом повязки из разорванной на полосы рубашки и смог сесть. Он не помнил, как ослаблял жгут, но, должно быть, сделал это. Этот инстинкт уберёг его от близкого свидания с гангреной, подумал он — по крайней мере, пока. Ему хотелось пить, его трясло, и он был очень слаб.

Походкой похмельного пьяницы он подошёл к раковине. Налил стакан воды. Отпить, подумал он. Потом достать из аптечки четыре таблетки аспирина. Одна, две, три, четыре.

По расписанию у него были занятия в десять и двенадцать, и Дексу казалось, что ему следует попытаться быть там, каким бы невозможным это ни казалось. Солдаты или Бюро могли следить за его перемещениями; он не хотел привлекать к себе внимания, оставаясь дома. Прокторы могут искать раненого человека. Лучше не выглядеть раненым. Самым трудным будет не упасть на улице.

Он осмотрел себя в зеркале в ванной. Когда витрина разлетелась осколками, он стоял к ней спиной; лицо не пострадало, хотя спина, когда ему удалось стянуть с себя рубашку, казалась едва ли не освежёванной. К счастью, порезы были не такими страшными, как выглядели; после того, как он смыл кровь, осталось лишь кружево неглубоких ранок. Неглубоких, но неприятных.

Рука же…

Он мог ею двигать, хотя это дорого ему обходилось. Подожди, пока подействует аспирин, сказал он себе. Аспирин поможет, по крайней мере, хотя бы немного… хотя четыре таблетки в сложившихся обстоятельствах могут быть как слону дробина. Что же касается самой раны, то ему не хотелось разматывать наскоро наложенную повязку. Не хотелось, чтобы снова пошла кровь. Конечно, её нужно сменить; она, возможно, уже инфицирована. Но позже. Скажем, днём. Когда он сможет упасть в обморок, не создавая проблем.

Он переоделся в рабочее, делая одно осторожное движение за раз. Повязка заметно выпирала под чистой рубашкой, но спортивный пиджак это скрывал.

Сможет ли он пройти пять кварталов до школы? Он решил, что сможет. Он чувствовал дезориентацию, но, вероятно, не более сильную, чем в случае тяжёлого гриппа. Аспирин по крайней мере должен сбить температуру. Два урока: он выдержит.

Путь до работы остался в памяти в виде серии удивительно подробных статических картинок. Вот дверь его квартиры, открытая в холодное ноябрьское утро. Вот тротуар, словно поблёскивающая алебастровая река. Вот солдат на углу в своей униформе с высоким воротником и ничего не выражающим лицом, глазами следит за Дексом, пока он проходит мимо.

Вот, гораздо позже — школа. Старая, кирпичная, в викторианском стиле. Маленькие высокие окна. Большая дверь.

В коридорах грязно и воняет кислым молоком. Школа теперь покинута всеми, кроме нескольких самых стойких учеников и преподавателей. Здесь в голове у Декса немного прояснилось, видимо, помогла знакомая унылая обстановка внутри здания. Аспирин не слишком снизил боль и температуру, но хотя бы позволил ему увеличить от них отрыв. Он кивнул Эмми Джексон, по-прежнему занимавшую вахтёрский пост. Директор, Боб Хоскинс, окликнул его, когда он подходил к двери своего класса.

— Чёртов холод, — сказал Хоскинс. — Света снова нет. Как вы наверняка заметили. Какой-то идиот взровал ночью бензоколонку и прокторы объявили, что отключают электричество. Говорят, на целую неделю. Можете себе представить такую мелочность?

— Кого-нибудь поймали? — спросил Декс.

— Нет. И именно это, я думаю, их и беспокоит. Если они найдут какого-нибудь бедолагу, чтобы повесить, они явно повеселеют. — Он вгляделся в Декса. — С вами всё в порядке?

— Грипп.

— Да уж, сейчас все гриппуют. Вы справитесь? Вы ужасно бледны.

— Со мной всё будет о’кей.

— Хорошо. Можете уйти раньше, если возникнет необходимость. — Хоскинс вздохнул. — Не знаю, впрочем, как долго мы здесь ещё останемся. Это как охранять пустой склад. Грустно, но правда.

В классе было так же холодно, как и в остальном здании. Декс забыл свои записи дома и сомневался, что сможет без них связно говорить в течение сорока минут. Когда начали заходить первые ученики, закутанные в потрёпанные зимние пальто, он объявил самостоятельную работу и велел им прочитать главу — три размноженные на гектографе страницы об участии Америки в первой мировой войне.

— Когда закончите, можете обсудить прочитанное между собой.

Время шло. Он сидел за большим столом и прикидывался, что проверяет задания. Задания были настоящие, он держал их перед собой и помнил о том, чтобы время от времени переворачивать страницы, однако слова были нечитаемые. Печатные и рукописные буквы словно зажили собственной жизнью; они подскакивали над страницей, как воздушные шарики.

Желание положить голову на стол и заснуть было очень сильным, и к концу своего второго урока он уже боялся, что просто отключится — голова уже заваливалась набок, когда прозвенел звонок. Ученики потянулись к выходу; некоторые странно на него смотрели. Шельда Бурмейстер, старательная девочка в очках с толстыми коррекционными линзами и драном бирюзовом свитере, остановилась перед его столом и дождалась, пока остальные пройдут.

— Мистер Грэм?

— Да? — Он направил тяжёлый луч своего внимания на неё. — В чём дело, Шельда?

— Вы, должно быть, порезались. — Она кивнула на стол. Он опустил взгляд. Кровь стекла по его левой руке и разлилась под рукавом пиджака. Где-то чайная ложка крови, подумал он.

— Да, похоже, — ответил он. — Похоже, где-то порезался. Спасибо, Шельда.

— С вами всё в порядке?

— Да. Иди. Всё будет хорошо.

Она ушла. Он встал. По раненой руке снова заструилась кровь. Теперь он ощутил её неприятную теплоту. Он плотно обхватил рукав и пошёл к двери. Может быть, он сможет отмыть его в туалете, сменить повязку…

Дверь открылась прежде, чем он её коснулся, и в класс вошла Линнет Стоун. Она была свежа и невозможно светла в белой блузе и серой юбке. Он в замешательстве уставился на неё.

— Декс? Я знаю, что мы не договаривались о встрече. Но я сегодня свободна до конца дня, и я подумала… Декс? Господи, что случилось?

Она подхватила его на лету и опустила на пол. Блуза запачкалась кровью. Он хотел извиниться. Простите, хотел он сказать. Но Линнет, класс, школа — всё вдруг пропало в неожиданно наступившей ночи.