— Bonjour, — сказал Фабрикант. — Bonjour, Monsieur Bisonette. Qu’y a-t-il pour votre service?[15]

— Мой английский вполне адекватен, — сказал цензор.

Имея в виду «лучше, чем ваш французский». Что, собственно, было правдой. Фабрикант испытал облегчение, стараясь не подать виду.

— Очевидно, более чем адекватен. Простите меня, господин цензор. Пожалуйста, присядьте и скажите, чем я могу быть вам полезен.

Цензор, у которого при себе был кожаный чемоданчик, наградил Фабриканта улыбкой, которая вновь оживила его опасения.

— О, очень многим, — ответил цензор.

Циля принесла кофе.

— Ваша работа здесь посвящена сепарации урана, — сказал месье Бизонетт, консультируясь со стопкой бумаг, которые он достал из чемоданчика. — Конкретно, выделению изотопа уран-235 из природной руды.

— Именно, — подтвердил Фабрикант. Цилин кофе был густ и горяч, почти в турецком стиле. Тонизирует в северных холодах. Излишек его вызывал у Фабриканта тахикардию. — В конечном итоге мы хотим достичь каскадной реакции нуклеарного деления атома посредством высвобождения нейтронов. Чтобы этого добиться… — Он взглянул на Бизонетта и запнулся. Цензор взирал на него со скучающим презрением. — Простите. Продолжайте, пожалуйста.

Это могло быть серьёзно.

— Вы испытываете три способа очистки, — произнёс Бизонетт. — Газовая диффузия, сепарация электромагнитным полем и центрифугирование.

— Для этого и построен наш комплекс, цензор. Если вы хотите увидеть, как работает…

— Электромагнитный и центрифугационный проекты должны быть остановлены и закрыты. Диффузионный продолжится с некоторыми улучшениями. Вам пришлют чертежи и инструкции.

Фабрикант пришёл в ужас. Он не мог говорить.

— У вас есть возражения, — мягким голосом спросил Бизонетт?

— Господи! Возражения? Чьё это решение?

— Ведомства по военным делам. С согласия и одобрения Bureau de la Convenance.

Фабрикант не мог скрыть своего негодования.

— Нужно было проконсультироваться со мной! Цензор, я не хочу никого обидеть, но это абсурд! Мы ведём три процесса одновременно с целью определить наиболее продуктивный и целесообразный среди них. Мы этого пока не знаем! Я признаю́, что диффузионный способ подаёт надежды, но с ним всё ещё есть проблемы — чудовищные проблемы! Диффузионные барьеры — наиболее очевидный пример. Мы пробовали никелевую решётку, но трудности…

— Барьерные трубки уже находятся в производстве. Вы должны получить их к декабрю. Детали будут описаны в документации.

Фабрикант открыл было рот, но потом закрыл его. Уже в производстве! Откуда взялось это знание?

Потом его осенило: очевиднейшее объяснение.

— Существует другой проект, да? Они нас опередили. Они достигли приемлемого уровня обогащения.

— Что-то вроде того, — ответил месье Бизонетт. — Но нам нужно ваше сотрудничество.

Конечно. Бюро, должно быть, финансировало собственную исследовательскую программу, лицемеры. Избыточность военного времени. Господи, подумал Фабрикант, сколько ресурсов впустую!

И — надо признать, он был пристыжен тем, что его обошли на финишной прямой, что где-то в другом месте все его проблемы были решены.

Он взглянул на чашку кофе, но аппетит уже улетучился.

— Теперь о самой бомбе, — продолжил Бизонетт. — У вас есть предварительные наброски?

Фабрикант сделал усилие, чтобы прийти в себя. Ну почему прокторы должны всегда лишать человека его достоинства?

— Что-то вроде нуклеарной пушки, — ответил он Бизонетту. — Говорить об этом пока рано, но обычная взрывчатка должна уплотнить обогащённый уран…

— Взгляните сюда, — сказал Бизонетт и протянул ему чертёж в разрезе чего-то, что Фабрикант поначалу принял за футбольный мяч.

— Оболочка содержит вот эти ячейки с взрывчаткой. Ядро — полая сфера из плутония. Я не теоретик, месье Фабрикант, но в документации всё объясняется.

Фабрикант уставился на чертёж.

— Допуски…

— Весьма строгие.

— Не то слово! Вы можете их соблюсти?

— Нет. Вы можете.

— Но это не прошло испытаний!

— Оно сработает, — ответил Бизонетт.

— Откуда вы знаете?

Цензор опять улыбнулся своей таинственной улыбочкой.

— Считайте, что знаем, — сказал он.

Фабрикант ему поверил.

Он сидел один в своём офисе после того, как цензор ушёл. Он был ошеломлён и обездвижен.

Его сделали бесполезным в течение — сколько прошло? — в течение часа.

Хуже того, всё казалось даже слишком реальным. Эти чертежи свидетельствовали о том, что проект будет продолжен; уверенность в этом цензора была несомненной. Атом будет расщеплён; пламя вырвется на волю.

Фабрикант, даже не будучи религиозным в общепринятом смысле, тем не менее содрогнулся от этой мысли.

Они разорвут само сердце материи, думал он, и результатом обязательно будет разрушение. Теологи вели споры о mysterium coniunctionis, мистерии объединения: в Софии Ахамот — мужчины и женщины в идеальной андрогинии; в природе — частицы и волны, несколлапсированной волновой функции; баланс сил а атоме. Баланс, который Фабрикант, как какой-то пагубный демиург, собирался нарушить. И в результате будут уничтожены города, если не весь мир.

Он чувствовал себя как Адам, заключённый архонтами в смертное тело. И здесь, на этом столе, было его Древо.

Его ветви — тень смерти; его сок — елей зла, а плоды его — пожелание смерти.

Последним, о чём он спросил цензора, было «Как далеко это зашло? Бомбу уже испытали?»

«Бомбы нет, пока вы её не построите, — сказал ему Бизонетт. — Испытания мы проведём сами».

— До весны, — сказал цензор Бизонетт. — Усмирите город до весны. Мы можем надеяться, что это сделаете?

В его вопросе таилось оскорбление. Саймеон Демарш посмотрел на телефон с кислым выражением на лице.

Это был телефон Эвелин Вудвард, подключённый наконец-то к внешнему миру через какой-то преобразователь импеданса, установленный военными: больше никаких радиотелефонов. Однако трубка, розовая и лёгкая и изогнутая неприличным образом, лежала в руке непривычно. Она была сделана из вещества вроде бакелита, но менее плотного; как сказали инженеры — пластик на нефтяной основе.

— Город уже усмирён, — ответил Демарш. — В городе спокойно многие месяцы. Я не предвижу проблем, пока военные сотрудничают.

— Они продолжат сотрудничать, — произнёс далёкий металлический голос Бизонетта. — Полковник Требах не в том положении, чтобы препираться с Бюро.

— Но, похоже, расположен к этому.

— Его угомонят. Бюро скоро навалится на него всем своим весом. Полковник вёл далеко не безупречную жизнь.

— Если вы станете ему угрожать, он обвинит в этом меня. Вы далеко, а я рядом.

— Не сомневаюсь. Но мы также скажем ему, что вам был дан приказ докладывать о любых препятствиях. Это должно держать его в узде. Он не обязан симпатизировать вам, лейтенант.

— Хорошо. А что скажет Идеологический отдел? Были жалобы от Ординарного атташе.

— Делафлёра? Напыщенный идиот. Une puce[16]. Не обращайте на него внимания.

— Идеологический отдел…

— Идеологический отдел под контролем, — сказал цензор. — Я даю им то, что они хотят.

— Делафлёр хочет уничтожить город.

— Он не сможет. Не сейчас.

— Не раньше весны?

— Именно.

— Таков план?

— Хотите знать больше? Через неделю-две прибудет пакет из Надзорного комитета. Всё, чего хочу я — чтобы вы гарантировали, что ситуация будет стабильной ещё несколько месяцев.

— Будет, — сказал Демарш, понимая, что только что засунул голову в петлю: если что-то пойдёт не так, вся вина ляжет на него. Но остановиться уже было нельзя. — Я гарантирую, — услышал он собственные слова.