Тем не менее победа была несомненной и полной. Всю ночь горели костры. Солдаты пили вино и пели английские песни. Он готов был дать им на отдых несколько дней и двигаться дальше. Но война была кончена. Испанцы и немцы подходили к Венеции на пушечный выстрел и видели колокольни святого Марка. Французский король, спасая Венецию, поспешил заключить перемирие с Фердинандом Католиком и предложил мир английскому королю. Пришлось его подписать. Иначе он остался бы с французами один на один, а для этого его армия была слишком мала и слаба. Нечего говорить, что никаких выгод из этого мирного договора он не извлек.

Вскоре умер французский король Людовик Двенадцатый. За ним последовал его давний противник испанский король. Соединенный трон Кастилии Арагона достался эрцгерцогу Карлу, сыну Жанны Безумной и Филиппа Красивого, правителю Фландрии. Ещё в их раннем детстве Фердинанд Католик и Генрих Седьмой договорились о браке инфанта Карла и английской принцессы Марии. Правителю Фландрии союз с Англией ничего не давал. Интересы Испании ему были чужды. Фландрия нуждалась в союзе с Францией, своей южной соседкой, и Карл разорвал обещание, данное дедом, и обручился с французской инфантой, которой только что исполнился год, тем показав французскому королю, что желал бы с ним союза и мира, но оставив свои руки свободными, поскольку невеста была ещё слишком мала.

Генрих был озлоблен и оскорблен. Оскорбление обжигало его всякий раз, как он о нем вспоминал. Он большими шагами, почти задыхаясь, измерил весь зал, распахнул дверь и, в нарушение этикета, глухо крикнул:

– Прошу!

Только здесь он опомнился, с той же поспешностью воротился назад, грузно опустился на свое высокое королевское место и принял суровый вид.

В зал вступил испанский посол. Он был уже стар. Его седые волосы были коротко стрижены. Жидкие усы и бородка едва проступали на бледном иссохшем лице. Небольшая голова утопала в высоком плоеном воротнике, закрывавшем затылок и уши. Черный камзол украшал только орден и алмазные пуговицы. Пряжки на башмаках были из чистого золота. Весь его вид говорил, что Испания богата и властна и никому не уступит ни в чем.

Генриху это было известно. Он отвечал послу гордым взором правителя, которому тоже всё нипочем.

Старик приблизился ровно настолько, насколько позволял этикет, отставил одну ногу назад, другую слегка преклонил, отвесил положенный вежливый, но короткий поклон, приветствовал английского короля и спросил о здоровье.

Генрих видел и знал, что беседа будет недоброй. Он сухо ответил, ещё суше сказал о здоровье и в свою очередь спросил о здоровье испанского короля.

Здоровье испанского короля пребывало в полном порядке, хотя Генриху было известно, что Карл часто страдал недомоганиями непонятного, странного свойства, жестокое наследие Жанны Безумной. Старик выпрямился, закинул голову, несколько изогнулся в спине, придавая себе вид неприступности и величия, и резким голосом почти прокричал, что английские пираты разграбили испанский корабль, идущий в Антверпен, захватили испанских дворян и продали в рабство на острова.

Дело было обычное. Англия ничего не могла противопоставить Испании, кроме пиратства. Английские пираты крейсировали у входа в Ла Манш и грабили испанские галеоны. Дело приносило громадные прибыли, от тридцати до сорока фунтов стерлингов на один вложенный фунт. Английские коммерсанты составляли компании и снаряжали пиратские корабли, с патриотической целью оборвать наглых и гордых испанцев и нажиться за счет испанских колоний в Мексике и Перу, откуда испанцы вывозили золото инков сотнями килограмм. Генрих тоже участвовал в этих компаниях, вкладывая средства через подставных, разумеется, лиц, но об этом всё равно было известно и англичанам, и всем иноземным послам. Старик тоже не мог об этом не знать. Генрих сделал вид, что он удивлен:

– Этого не может быть.

Старик усмехнулся:

– Мы получили достоверные сведения. Наш корабль был взят командами двух кораблей. Так трусливо могут действовать одни англичане.

Это было открыто оскорбление, но Генрих пропустил его мимо ушей:

– Позвольте узнать, какой они подняли флаг?

Старик брызнул слюной:

– Англичане нападают без флага!

Слава Богу, умные люди, не то пришлось бы краснеть и беззастенчиво врать.

Генрих повел рукой, изображая недоумение:

– Отчего же английский? Это мог быть французские корабли.

Старик это знал. Кроме англичан, испанские галеоны опустошали ещё и французы, а также голландцы. Их прибыли были так же огромны. Французские и голландские коммерсанты так же составляли компании и отправляли в море пиратов. Это было в порядке вещей. Разница была только в том, что в такого рода компаниях участвовал только английский король, и потому претензии ему предлагали чаще других. Старик проворчал:

– Французы более благородны и менее жадны. Они торгуют неграми и не станут продавать в рабство дворян.

Генрих рассмеялся деланным смехом:

– Вы плохо знаете их. Французы бесстыдны. Но дело не в этом. Если бы вы назвали имена капитанов, тогда я бы начал расследование, а без имен…

– Они нам неизвестны!

– Тогда представьте хотя бы список дворян, которые, как вы утверждаете, проданы англичанами. Я попробую навести справки о них.

– Мы их уточняем.

– Очень жаль. Но я подожду.

Старик, покраснев, отвесил небрежный поклон, резко повернулся на тонких ногах и простучал каблуками. Дверь затворилась за ним.

Генрих весело рассмеялся. Он был доволен. Прекрасное настроение утра воротилось к нему.

Дверь приоткрылась. В узкую щель всунулась голова Томаса Кромвеля и ждала, когда её позовут.

Генрих кивнул и спросил, когда Кромвель приблизился и встал в ожидании на почтительном расстоянии:

– Что он?

Кромвель выпрямился и бойко ответил:

– Всё то же!

Генрих нахмурился:

– Не просит помилования?

Губы Кромвеля двинулись, но удержались от довольной улыбки:

– Он безнадежен.

Генрих резко поднялся:

– Я не ошибся. Я давно знал, что это не тот человек, которому посты и блага дороже достоинства чести.

Кромвель молчал и напряженно смотрел, как он тяжело шагает к дальней стене, опустив голову, заложив руки за спину, размышляя о чем-то своим. Генрих остановился. Кромвель тотчас спросил:

– Что теперь?

Генрих поднял руку, подвигал пальцами, потер подбородок и глухо сказал:

– Ты останешься канцлером.

Кромвель согнулся в низком поклоне:

– Благодарю вас, милорд. Верой и правдой…

Генрих остановил его властным движением:

– Это – оставь!

Кромвель застыл. Они помолчали. Наконец Кромвель сделал шаг и напомнил тоном просителя:

– Вы мне обещали аббатство, милорд…

Генрих круто повернулся и пристально посмотрел на него:

– Сказано – жди!

Кромвель пожевал губами, наморщил лоб и всё же спросил:

– Чего теперь ждать?

Генрих медленно, раздельно заговорил, наступая, протянув руку, точно намеревался толкнуть его в грудь:

– Уже присмотрел?

Кромвель попятился:

– А как же… Аббатство хорошее…

Генрих повысил голос:

– Прикажешь послать в твое аббатство солдат?

Кромвель жалобно улыбнулся:

– Можно и так…

Генрих крикнул:

– Ну нет! Я не захватчик! Я не тиран! Монахи прячут богатства, полученные вымогательством и обманом. Кого ни спросишь, все говорят, что они бедны, как церковные крысы, а как вздернешь на дыбу, открывают свои тайники. Так вот, изволь приготовить парламентский акт: отныне все бедные монастыри поступают в казну короля. Я думаю, парламент утвердит этот акт.

Кромвель рассмеялся, довольный, мелким смешком:

– Утвердит, утвердит! С большим удовольствием утвердит! Там страсть как не любят монахов! Бездельники, пьяницы – говорят! Да и тоже многие очень хотят потом что-нибудь получить. Земли, земли нужны позарез!

Обхвативши острые колени руками, уткнувшись в них бородой, весь сжавшись в комок, не замечая промозглого холода, тянувшего от толстой, сочившейся влагой стены, ничего не видя перед собой, Томас Мор придирчиво, тревожно и властно проверял свою жизнь, готовый расстаться и всё ещё не желая с ней расставаться.