Как спросят дорогу, их посылают или в самое натуральное болото, или едут они добрый час в противоположную сторону. Так и крутились, пока не стемнело.

— Ну что, мужики, пора домой?

— Пора…— развели руками мужики.

В лагерь приехали без приключений, буквально за полчаса. Еще и не стемнело до конца. И тут народ начал смеяться:

— Ха-ха, это нас идол не пустил! Мы почему крутились?! Идол не хотел нас пропускать, мы не его веры…

Дело в том, что у каждого из трех висело украшение — скованные деревенским кузнецом скандинавские нашейные украшения-гривны, сделанные в форме молотка скандинавского бога Тора. Этот бог грома и молнии, по поверьям древних скандинавов, был кузнец, и когда он бьет молотом по наковальне, во все стороны летят искры, гремит гром. Естественно, молот бога Тора был священным символом в скандинавском язычестве, а для древних славян — знаком не славянской, даже враждебной им веры.

Вот юмор и был по этому поводу — мол, смотреть славянский идол мы поехали со скандинавскими гривнами на шее! Славянский идол нас не пустил! Идол-то славянский, а гривны Тора скандинавские… Так сказать, профессиональный юмор, не более того.

Но вот интересный контрольный опыт, поставленный теми же людьми: через два дня они же, те же трое археологов, опять поехали смотреть того же самого идола. Тот же ГАЗ-66, тот же шофер. Только вот гривны бога Тора ребята с шеи как-то не сговариваясь сняли. Зря? Очень может быть, что и зря, но только вот на этот раз доехали они за сорок минут, и без малейших осложнений.

Считаю ли я, что действительно их не пустил к себе идол? Не захотел видеть около себя гостей с враждебными скандинавскими знаками на шее? Трудно сказать… Если допустить, что у языческих идолов все-таки есть какая власть и какая-то способность влиять на происходящее, то почему бы и нет? В конце концов, даже кресты на шее вполне могут и не быть понятны для идола, появившегося в IX веке, задолго до распространения христианства на Руси и в Скандинавии. С крестами у него, у идола, ничего не связано. А вот с гривнами, изображающими молот бога Тора, у идола может быть связано многое, и к этому знаку идол может относиться неодобрительно и даже агрессивно.

Но все сказанное основано на предположении, что обработанные человеком куски озерного камня обладают сознанием, волей, что они помнят о событиях тысячелетней давности, и что они воздействуют на сегодняшние события, перенося на них отношения тысячелетней давности. А это предположение, как вы понимаете, не основано совершенно ни на чем, кроме самых туманных и самых сомнительных соображений.

А факты… Что — факты? Факты я вам сообщил, и пусть теперь каждый делает из них для себя выводы, какие считает нужными.

Это произошло в 1965 году. В этом году Сергею Белецкому исполнилось 11 лет, и он впервые попал в археологическую экспедицию. Это была Псковская экспедиция, возглавляемая его отцом, и в этом сезоне работала она в самом Псковском кремле. Работы велись на территории кремля: раскапывались его валы и рвы, археологи пытались дойти до самых древних слоев.

Школьники, работавшие в экспедиции, жили в интереснейшем месте — в Поганкиных палатах. Назвали их так не потому, что они такие поганые, а по имени Сергея Поганкина, богатейшего купца XVII века. Был Сергей Поганкин по тем временам сказочно богат, входил в первую двадцатку гостей, то есть купцов, имевших право торговать не только на Руси, но и со странами Запада— с германскими княжествами, со Скандинавией. А фамилия… Может быть, фамилию Сергей или его предки (не знаю, кто стал первым Поганкиным в их роду) получили и за какие-то особенности характера; в те времена клички часто становились фамилиями, а клички давались не зря.

Жили школьники в комнате примерно 6х15 метров, со сводчатым потолком. Комнату разделили на две части длинным столом, за который три раза в день усаживалась вся экспедиция. Стол был широкий, а под столом от столешницы вниз, до пола, наклеили плотную бумагу, крафт, которую обычно используют для заворачивания находок; здесь она была натянута так, чтобы никто не подсматривал. Это было важно потому, что вдоль одной стены шли кровати мальчиков, вдоль другой — ряд кроватей девочек, и предосторожность была не такой уж излишней.

Сергей был тихо счастлив от жизни в экспедиции, свободы и жизни среди таких же, как он. В эту ночь он встал, чтобы попить: всегда после ужина на столе оставляли чайники с холодным чаем и кружки, сколько угодно сахару, варенья, сухарей и хлеба. Всего этого на столе стояло полным-полно, подростку оставалось только налить себе полную кружку…

Был примерно час ночи — во всяком случае, больше полуночи, потому что полночь уже пробило на стенных часах. На глазах у Сергея из стены показалось вдруг белое облачко, внутри которого мерцал желтый колеблющийся огонек. Вроде бы облако было совершенно бесформенным, но Сергею почему-то стало сразу понятно, что это не просто бесформенный белый комок, а что это — женщина, и в руке у этой женщины свеча. Облачко проплыло через стол, сквозь кровать и ушло в другую стену.

Почему-то Сергею не было страшно. Только утром, проснувшись, парень покрылся холодным потом: что же он видел-то?!

Сергей достаточно доверял руководству экспедиции и рассказал о виденном в полуночный час Леониду Александровичу Творогову, заведующему отделом «Древлехранилище» местного музея. Человек непростой судьбы, он учился вместе с основателем ленинградской школы археологии М.П. Артамоновым, был репрессирован, а вернувшись в конце 1950-х годов из лагерей, продолжал трудиться по профессии.

К удивлению Сергея, Л.А. Творогов буквально пришел в восторг от этого сообщения. Дело в том, что то же самое видел еще в 1910 году Николай Фомич Окулич-Казарин, генерал, председатель Псковского археологического общества. Н.Ф. Окулич-Казарин не делал тайны из увиденного, и о привидении стало широко известно.

Во Пскове еще в конце XIX века жила легенда, что одну из своих жен Поганкин замуровал живой в стену своих палат. Вот только где именно — никто не знает, и скелет несчастной так и не найден. Как видите, некоторые основания дать Поганкину именно такую фамилию у людей XVII века все-таки были основания.

Согласно нравам тех времен, ни спасти несчастную женщину, избавить ее от страшной смерти, ни наказать Сергея Поганкина они не могли, но некоторое мнение о нем имели и выразить были в состоянии.

Мне трудно сказать, что тут первично: привидение или легенда. Легенда вполне могла появиться после появления привидения как объяснение чуду, встречаемому время от времени. В этом случае привидение вполне может и не иметь к женам Поганкина никакого отношения. Это вполне может быть, между прочим, и его собственное, Поганкина, привидение. Или привидение его приказчика, его мамы или любимого дедушки.

Вообще-то, есть много причин считать, что без замурованной женщины не обошлось, — уже потому, что ведь и Сергей Белецкий в 1965 году, и Н.Ф. Окулич-Казарин почему-то сразу поняли, что этот белый кокон — именно женщина. Но если легенда все-таки вторична, мы не имеем права не сделать предположения, что привидение может быть кем угодно.

А возможен и другой вариант— весь Псков отлично знал, какая судьба постигла госпожу Поганкину, а уж через какое-то время в Поганкиных палатах появилось и привидение.

Предполагать можно с равным успехом и то, и другое. Единственное, в чем можно быть уверенным, так это в существовании привидения. И многие жители Пскова знают о привидении в Поганкиных палатах давно и хорошо.