— Как вам тут нравится?
— О, немцы удивительный народ, — радостно сообщила та. — Это и впрямь моя страна!
Джейк изобразил еще большую радость.
— Нам есть чему у них поучиться, не правда ли? — И ускользнул к стойке бара, где люди куда более серьезные пили, сидя под плакатом «БДИТЕЛЬНОСТЬ В МОДЕ КРУГЛЫЙ ГОД».
— Ах, да кому тут нужны ваши деньги, — отмахнулся Джим Хенли. — Просто скажите, чем предпочтете травиться.
Тут к ним подвалил майор американских ВВС, больше похожий на неудачливого страхового агента, чем на Стива Кэньона[262]; встречен возгласами восторга. Майор хватал себя за живот и за горло, показывал, что полон до краев, и притворялся, будто еле держится на ногах, но после серии ужимок и продолжительного балбесничанья в конце концов согласился полечить подобное подобным.
— Ну что, как провели сражение? — спросил его Хенли. (Американский майор участвовал в учениях объединенных войск НАТО на французской базе неподалеку.)
— Да в жопу! Не войну устроили, а черт-те что.
— А что не так? Все только на бумаге?
— Да не в том дело. Беженцев тут развели и всякого дерьма. А беженцы блокируют, на хрен, все дороги. К тому времени, когда только самой гребаной потехе бы начаться, тебя уже разбили. Уж лучше отпустили бы назад — туда, сражаться с гребаными гадами.
Они потеснились, впустив в свой кружок высокого, грубоватого на вид старлея с необычайно толстым загривком; заказывая очередную порцию выпивки, Джейк с интересом оглядел его.
— Он из контрразведки, — шепнул Джейку Уотерман.
— Из контрразведки? — И Джейк тут же с самым серьезным видом пристал к старлею с вопросом: какие, дескать, тут на гребаной базе завелись гребаные проблемы с гребаным шпионажем со стороны гребаных коммунистов.
— Это секретная информация.
Уотерман объяснил, что Джейк с телевидения Си-би-си, потом похлопал Джейка по спине и говорит:
— Полагаю, вы без меня знаете, что нашими «CF-104»[263] вам любоваться также не дадут — они тоже шибко секретные. Но стоит подъехать к воротам базы, имея при себе хороший бинокль, и вы сможете переписать все номера фюзеляжей, пока самолеты взлетают и садятся. Таким способом легко подсчитать, сколько у нас здесь самолетов и как часто они летают.
— Что на это скажете? — спросил Джейк контрразведчика.
— Без комментариев.
— А если хотите разузнать, как такой самолет построить, — продолжал Уотерман, — купите «Новости авиамоделизма». О! Смотрите-ка, к нам идет наш главный по защите от ядерного поражения. Если на нас скинут атомную бомбу, его обязанностью будет проследить, чтобы все, на хрен, хорошенько расслабились.
Джейк отвел контрразведчика в сторонку.
— Если это не секретная информация, расскажите мне, как у вас тут по части развлечений?
— Ну, у нас есть боулинг. Кино смотрим. Есть хоккейная коробка…
— А выступал у вас тут когда-нибудь певец по имени Джесс Хоуп?
— А что такое?
— Да я тут пару недель назад пересекался с ним в Мюнхене…
— Играли в покер?
— Н-ну, в общем да…
— Этот сукин сын затеял тут игру, которая длилась с вечера пятницы и чуть не до обеда в воскресенье. По моим подсчетам, когда он смылся, у него в карманах было что-нибудь около тридцати тысяч долларов.
Медленно, ровным тоном, Джейк сказал:
— Рад это слышать.
— Слушай, парень, по-моему, ты пьян.
— Пока нет. Уотерман! Плесните-ка мне еще.
— Запросто.
— Джесс Хоуп — это мой двоюродный брат.
— Ей-богу, я бы не стал этим хвастать!
— А я вот стал! — сказал Джейк. — Потому что он настоящий солдат, а не какой-нибудь картонный. Не какой-нибудь тупоголовый пень, которому главное досидеть до пенсии. Он сражался на Эбро. Ну-ка, угадай, где это?
— Вот ты у нас умный, ты и скажи.
— Это секретная информация.
— Эге! Да он и впрямь напился!
— Кто б мог подумать!
— Это в Испании. «На каменистой площадке, отторгнутой зноем у Африки и ставшей мишенью учебной стрельбы для Европы…»[264] А еще он воевал в Израиле в сорок восьмом. За Иерусалим. — И, подавшись ближе, Джейк осведомился: — Ну а это где? Угадаешь?
— Ну ты даешь!
— Этот клоун говорит, что он двоюродный брат того шулера, — объявил контрразведчик. — Джесса Хоупа.
— А вы знаете, почему он уехал из Израиля? Вот, у меня тут есть — читаю прямо с открытки, которую он прислал жене. Я цитирую, джентльмены. Когда Рубашова в тюрьме выводили прогуляться взад-вперед по двору, рядом с ним однажды оказался некий помешанный, тоже старый большевик, который все время повторял: «В социалистической стране такое было бы абсолютно невозможно»[265]. А у Рубашова не хватало духу открыть ему глаза на то, что они не где-нибудь, а в Советской России. Конец цитаты. Вы знаете, кто написал ту книгу, которую он цитирует в открытке?
Молчание.
— Ну так слушайте. Вовсе не какая-нибудь Мазо де ля Рош. А тоже летчик, старший лейтенант Арти Кёстлер[266]. Xaвep[267] Уотерман, мне требуется еще выпить.
— А не пора ли нам?.. — забеспокоился Хенли.
— Вы были на войне? — вскинулся Джейк.
Контрразведчик кивнул.
— Ну и как вам теперь нацисты в качестве союзников?
— Слушайте, да они с этим Хоупом и впрямь близнецы-братья! Говорят так похоже, будто одинаковыми горошками дрищут.
Тут вмешался Уотерман:
— Может, и есть среди немцев такие, кто когда-то думал, что нацисты это хорошо, но мне они как-то даже и не встречались.
— Ну да, они хотят изжить свое прошлое, — поддержал его Хенли.
— А знаете, если взглянуть на вещи шире, — вновь заговорил Джейк, — они ведь, в сущности, были не хуже других. Ну ладно, ну уничтожили шесть миллионов евреев или, допустим, пять. Да кому эти евреи были нужны? В сорок четвертом Йоэль Бранд предложил лорду Мойну выкупить миллион евреев за несколько грузовиков с продовольствием, на что его светлость отозвался совершенно недвусмысленно: «А что мне потом с миллионом евреев делать?» Куда их потом девать? Вот то-то и оно. А какова, джентльмены, наша главная проблема сейчас? Перенаселение плюс гребаная, черт ее дери, красная угроза. Шесть миллионов евреев к настоящему моменту наплодили бы еще шесть миллионов, да еще и — давайте уж смотреть правде в глаза — голосовали бы за коммунистов, причем в таком количестве, что те после войны пришли бы к власти в Италии и Франции. И что тогда? Ой, большой был бы гевалт! Вы бы тогда, ребята, по-прежнему базировались в Трентоне, Онтарио. В стране дождя и гнуса. Ни тебе рейнского вина, ни девчонок. Ни дополнительного довольствия.
— Да-a, меня нисколько не удивляет, что этот типчик Джесс Хоуп его братан, — проворчал контрразведчик.
— Дорогой сэр, я искренне полагаю, что вас должно удивлять все, что сложнее букваря, но это ладно. Не будем о грустном.
— Ну, ты, приятель, даешь! Я т-торчу!
— Налейте-ка мне еще, Уотерман.
— Все-все-все. Завтра-завтра-завтра. Давайте-ка лучше мы проводим вас в ваш отель.
— Ну что ж, гм… давайте. Пожалуй.
Однако, оказавшись в Баден-Бадене, Джейк обнял Уотермана за плечи и потащил к себе, чтобы вместе выпить еще.
— Уотерман, вы мне нравитесь. Вы такой остроумный! Интеллигентный! Стильный!
Уотерман добродушно осклабился.
— Скажите, а этот Хоуп действительно ваш брат?
— Нет. Я наконец вычислил, понял, кто он. Джесс Хоуп, известный также как Йосеф бен Барух и Джо Херш, это Голем. Вас это, конечно, удивляет, но…
— А кто такой этот… ну… Голем?
— Что-то вроде еврейского Бэтмена.
— А-а.
— Голем, чтоб вы знали, это тело без души. В шестнадцатом веке его вылепил из глины рабби Иуда бен Бецалель, чтобы он защитил евреев Праги от погрома, и с той поры он, как мне кажется, все еще странствует по миру, появляясь там, где им больше всего нужна защита. А что, Уотерман, в той игре вы много ему проиграли?