Над стойкой плакат с объявлением:

— Хоуп? Джесс Хоуп… — Администратор повторил имя, подумал, его улыбка сделалась лукавой. — А вы что — из военной полиции?

— Да ну, вот еще. Почему вы так решили?

Он так и прыснул со смеху.

— Вы его знаете?

— Он играл в «Бюргербройкеллере», но неделю назад его оттуда выгнали.

— За что?

— Это вы их спросите.

Этот «Бюргербройкеллер», еще один ресторан сети, обслуживающей американскую армию, оказался не больше и не меньше как той самой пивной, из которой Гитлер в 1923 году повел штурмовиков на захват баварского парламента. То есть в нацистском понимании это храм.

Джейк вошел перед самым закрытием и, щурясь от дыма, огляделся. В огромном зале оказалось множество свирепых воинов, которые, в полукоматозном состоянии нависая над столиками с клетчатыми скатёрками, слушали песню какого-то провинциального ветерана, несущуюся из музыкального автомата.

Да, менеджер действительно знал Джесса Хоупа — тот здесь играл, все верно, — но распространяться о нем перед человеком, чьи полномочия сомнительны, это уж нет, увольте. Даже если он и родственник. Возможно, если мистер Херш утром вернется, раввин…

— Кто-кто? — удивился Джейк.

— Капитан Мельцер. По субботам он здесь с утра проводит богослужения. И он знаком с Джессом Хоупом.

Как есть геенна, нижайший уровень. Самый внутренний круг. В пятнадцати километрах от Дахау, всего-то навсего! Вы не забыли «роллейфлекс» со сменной оптикой?

Тем не менее в отеле Джейк спал замечательно, а проснувшись, испытывал приятный голод. Булочки оказались вкуснейшие. Как и ветчина, как и яйца. Кофе — лучше некуда. Обслуживание — безупречное. Может быть, обедать пойти к Хумплмайру, попробовать их знаменитую гусиную печенку? Или прогуляться по «Английским садам»? Потом зарулить в Хофбройхаус…[261] Прямо в кровати Джейк стал листать телефонную книгу, посмотрел на фамилию «Геринг». Четыре адреса. Эйхманов, правда, не оказалось, зато Гиммлеров — полно!

«Привет, Хайнрих, что у нас нынче на повестке дня?»

«Глупый вопрос! Евреи, что же еще?»

Не было и десяти утра, когда Джейк снова появился в «Бюргербройкеллере» и заморгал в остолбенении, не зная, как реагировать: то ли возмутиться, то ли сронить слезу умиления при виде грустного тщедушного мыша в талите. Тем временем тот воздел ввысь священный свиток перед кустарным временным алтарем, устроенным в том самом месте, где Адольф Гитлер, вскочив на стол, выпалил свои первые два выстрела в воздух.

— Шма Исроэль! Слушай, Израиль, — запел армейский раввин. — Господь есть Бог наш, Господь един.

Потом Джейк и раввин Ирвин Мельцер вместе пошли пить кофе. Получивший в армии звание капитана, капеллан, оказывается, когда-то был раввином в Джорджии.

— Там, знаете ли, тоже были сложности, — нараспев, пугающе тонким голоском рассказывал он. — То и дело меня подымали среди ночи. Вставай, беги в больницу. Дорожные аварии одна за другой. У нас там главное шоссе на Флориду проходит — вы ж понимаете! — машины сталкиваются, и таки часто это машины евреев!..

Нет, в Англии он еще не побывал, но собирается.

— Ах, Лондон! Оливер Твист. Шерлок Холмс. Лиза Дулитл. Столетия, века литературы. Прямо живые картины перед глазами!

Наконец Джейк спросил его про Всадника.

— Очень трудная, мятущаяся душа, как мне это представляется. Решение проблем пытается искать в бутылке, но тоже ведь своего рода мыслитель, пытливый ум не без склонности к метафизике.

— В самом деле?

— Однажды он даже пришел ко мне на богослужение. Правда, все время ухмылялся, пьян был в стельку, но вдруг взял да и поставил меня в тупик. «Вы знаете, ребе, — сказал он, — а ведь вы правы! Господь есть наш Бог, и Господь един. Но знаете почему? Да потому что у Господа нашего внутри сидит ленточный червь и такую создает в нем голодуху, что он может шесть миллионов евреев сожрать за один присест. А если бы таких богов, как наш Господь, было два? Представляете? Это ж было бы двенадцать миллионов! Где бы мы их на тот момент ему взяли? Так что Господь, Бог наш, точно един, ибо двух таких мы бы просто не сдюжили».

— А вы, — слегка опешил Джейк, — что вы ему на это ответили?

— Я обратил его внимание на то, что бывают тайны, тайнами чреватые, и даже в богохульстве может укрепиться корень веры. Мне тоже не дано все знать, — сказал ему я, — потому что я в Его земном воинстве тоже ведь всего лишь рядовой.

— Но его это конечно же не удовлетворило?

— Нет. «Принято считать, ребе, — сказал он, — что в лагерях сопротивления не было, что наши люди шли как овцы на бойню, однако выжившие свидетельствуют: среди евреев распространено было возмущение как раз очень глубинного толка. Не против человека. Ибо чего можно ждать от других людей? Продажности, порочности, смертоубийства. Нет, возмущение против Бога. Святого Имени Его. Говорят, в Освенциме среди ортодоксальных евреев появились такие, кто впервые в жизни не постился на Йом Киппур. Таково было их отрицание Господа, Бога нашего, который Един».

Раввин заказал себе еще кофе.

— Послушай, добрый человек, — сказал ему я, — не вопрошай Всевышнего, или Он может призвать тебя к ответу.

— А вы не могли бы рассказать, какие тут приключились у Джо неприятности?

— Да говорят, гашишем торговал, но прямых улик не нашли, так что формально обвинений против него никто не выдвигал. Но вообще-то его здесь недолюбливали. Как наши, так и местные. Он тормошил людей, задавал вопросы. Особенно его интересовали дела семьи Менгеле — у них тут фабрика неподалеку, в Гюнцбурге. Словом, он из тех, кто норовит разбудить лихо, когда оно спит тихо.

А отсюда, — добавил он, — Джо перебрался в Баден-Золинген, где подрядился выступать на базе канадских ВВС.

Баден-золингенская база Четвертого авиаполка Королевских канадских ВВС располагалась в тихом и зеленом Шварцвальде, окруженном горами, густо поросшими тенистым сосновым лесом, в котором там и сям высились развалины замков, и все это в каких-нибудь пятнадцати минутах на машине от роскошного курорта Баден-Баден. Весна, как пришлось признать Джейку, очень здешним местам идет. По долинам и взгорьям вовсю расцветали яблони и груши со сливами.

Часового на воротах Джейку удалось уболтать, показав ему свой канадский паспорт, старое удостоверение сотрудника Си-би-си и на ходу придумав, будто бы он приехал посмотреть, не снять ли про их базу документальный телефильм. Короче, где тут ваш пресс-секретарь. Джейка направили к шеренге бетонных многоквартирных зданий — общежитиям для женатых, расположенным сразу за забором собственно базы. В вестибюле плакат:

У старлея Джима Хенли щечки как яблочки, сам веселый и любезный, на шее черный диск — дозиметр, чтобы в случае ядерного удара сразу знать, какую дозу радиации схватил. У его напарника капитана Роберта Уотермана такой же.

— Послушайте, мы ждали вас только на следующей неделе!

— Правда?

— Ну да, ведь вы же из команды, снимавшей «Защитников свободы»?

— В принципе да. Но меня сюда прислали как бы на разведку. Остальные подзастряли еще на неделю или около того.

— Пойдемте в столовую, — предложил Хенли.

В столовой полным ходом шла вечеринка; все вращалось вокруг приписанных к базе школьных учительниц; Джейк с ними тоже мельком пообщался. Оказалось — провинциальные хохотушки откуда-то из Онтарио. Смущаясь, Джейк спросил первую девушку, к которой его толпой притиснуло: